Когда Биргер попал в плотную толпу народа, его снова охватила лихорадка. Хальвор и его друзья, тащившие носилки, наблюдали, как ему становится все хуже. Его руки беспокойно двигались по одеялу, накинутому на него, и капли пота выступили у него на лбу.

Когда они заговорили о возвращении домой, Биргер приподнялся и сказал, что умрет, если они не понесут его дальше и он не увидит Святого града.

И они пошли дальше. У Сионской горы, увидев ворота, Биргер потребовал, чтобы его пронесли через них. Он приподнялся на носилках в твердой надежде, что за этой стеной увидит, наконец, прекрасный град Божий, к которому он так стремился.

За стеной, однако, тянулись выжженные безлюдные поля, покрытые камнями, пылью и кучами мусора.

Около ворот сидели какие-то жалкие фигуры. Они подползли ближе, прося милостыню, протягивая больному руки с отгнившими пальцами. Они жалобно вопили голосом, напоминавшим вой собаки, лица их были полуизъедены, у одних не хватало носа, у других щеки.

Биргер громко закричал от ужаса. Он беспокойно метался, плача и жалуясь, что они несут его в ад.

— Ведь это прокаженные, — сказал Хальвор. — Ты же знаешь, как их много в этой стране.

Крестьяне поспешили подняться на гору, чтобы избавить больного от этого тяжелого зрелища.

Дойдя до вершины, они опустили носилки. Хальвор подошел к больному, помог ему приподняться на подушках и сказал:

— Посмотри, Биргер, отсюда ты можешь увидеть Мертвое море и Моавийские горы.

Биргер снова открыл свои усталые глаза, взглянув на пустынные дикие горы, лежащие к востоку от Иерусалима. Далеко на горизонте сверкала полоска воды, а за ней высилась гора, отливающая золотом сквозь легкую голубоватую дымку.

Картина была такая прекрасная, такая светлая, прозрачная и сверкающая, что трудно было поверить, что все это происходит на земле.

Охваченный восторгом, Биргер поднялся с носилок, словно спеша навстречу далекому видению. Шатаясь, он сделал несколько шагов и упал без чувств.

Сперва крестьяне думали, что Биргер умер, но сознание снова вернулось к нему, и он прожил еще два дня. До самой смерти кузнец бредил об истинном Иерусалиме, жалуясь, что город отступает все дальше, когда он пытается достигнуть его, так что ни ему, ни кому другому никогда не удастся войти в Святой град.

Не всем хватает сил долго жить в Иерусалиме. Даже те, кто выносят его климат и не заболевают, быстро гибнут, сходят с ума или впадают в депрессию. Каждый, кто прожил недели две в Иерусалиме, обязательно услышит о том или другом внезапно умершем: «Это Иерусалим убил его».

Слыша это в первый раз, люди удивляются: «Как это может быть? Как может город убить человека? Наверное, в этих словах скрыт какой-то тайный смысл».

Гуляя по Иерусалиму, осматривая его улицы и дома, не можешь отрешиться от одной мысли: «Что же значат слова людей, что Иерусалим убивает? Каков этот Иерусалим?».

Если кто-то захочет осмотреть весь Иерусалим, ему сначала нужно будет войти через Яффские ворота, повернуть к западу, миновать величественную четырехугольную башню Давида и затем пройти по узкой пешеходной тропинке, ведущей вдоль городской стены, к Сионским воротам.

Около стены стоят турецкие казармы, откуда доносятся военная музыка и шум оружия. Следом находится большой армянский монастырь, который своими высокими стенами и тяжелыми запертыми воротами похож на настоящую крепость. Немного дальше возвышается величественное серое здание, называемое Гробницей Давида. При взгляде на нее сразу вспоминаешь, что идешь по святой горе царей и невольно думаешь о том, что в этой горе таится громадная пещера, в которой царь Давид сидит в золотой мантии на огненном троне и держит в руках скипетр Иерусалима и всей Палестины. Вспоминаешь, что эти башни, покрывающие землю, — развалины стен павшего города царей; что этот холм, — та самая Гора греха, на которой царил Соломон; что долина, открывающаяся взорам, — это глубокая Энномова долина, которая была некогда до краев наполнена трупами людей, погибших при завоевании Иерусалима римлянами.

Любого путника в этом месте охватывает совершенно особое чувство; ему слышится шум войны, он видит войска, идущие на приступ, и царей, мчащихся в колесницах.

«Это Иерусалим силы, могущества и войны, — думает путник и содрогается при воспоминании о всех этих кровавых деяниях. — Не этот ли Иерусалим убивает людей?» И, тотчас пожав плечами, отвечает самому себе: «Нет, это невозможно, ведь уже столько веков прошло с тех пор, как здесь звенели мечи и текли реки крови».

И путешественник идет дальше.

Когда он поворачивает за угол стены и входит в восточную часть города, перед ним открывается совсем другое зрелище. Это священная часть города. Здесь все наводит на мысль о древних первосвященниках и служителях храма. Здесь находится Стена Плача, где раввины в длинных красных или синих бархатных одеждах оплакивают разрушение Храма и гнев Божий. Здесь возвышается храмовая гора Мориа. От стены местность спускается в Иосафатову долину с ее гробницами, а по ту сторону долины видны Гефсимания и Масличная гора, откуда Иисус был вознесен на небо. В стене виден камень, на котором будет стоять Христос в Судный день, держа в руках конец тонкой, как волос нити, а другой конец ее будет держать Магомет, стоя на Масличной горе. И все мертвые должны будут проходить по этой нити через Иосафатову долину, и праведные достигнут другой стороны долины, а грешники низринутся в геенну огненную.

Идя здесь, путник думает: «Это Иерусалим смерти и суда, здесь открываются небеса и ад. Но и не этот Иерусалим убивает. Трубы судного дня молчат, и огонь геенны потух».

Путешественник идет дальше вокруг стены и достигает наконец северной части города. Здесь открывается пустынная, сухая и однообразная равнина. Здесь находится голая скала, именуемая Голгофой, здесь же пещера, где Иеремия слагал свои песни плача. Здесь же около стены находится купель Вифезда и тянется под мрачными сводами Страстной путь. Это Иерусалим скорби и страдания, муки и искупления.

Путешественник на минуту останавливается и задумчиво созерцает эту мрачную картину. «Нет, это не тот Иерусалим, который убивает людей», — думает он и идет дальше.

Но какая перемена происходит, когда он поворачивает на запад! Здесь за городскими стенами раскинулся новый город, с величественными дворцами миссий и громадными гостиницами. Здесь находится русская церковь, больница и громадный странноприимный дом, вмещающий в себя двадцать тысяч паломников. Консулы и епископы строят себе здесь прекрасные загородные дома, а пилигримы ходят по церковным и сувенирным лавкам. Здесь по широким светлым улицам ездят экипажи, на каждом шагу встречаются витрины магазинов, банки и справочные бюро для путешественников.

По другую сторону тянутся красивые иудейские и немецкие земледельческие колонии, большие монастыри и всевозможные благотворительные учреждения. На каждом шагу попадаются монахи и монахини, сестры милосердия и послушницы, священники и миссионеры. Здесь живут ученые, исследователи иерусалимских древностей и старые английские дамы, которым кажется, что они не могут жить ни в каком другом месте.

Здесь находятся великолепные миссионерские школы, ученики которых пользуются бесплатным обучением, питанием, одеждой и содержанием только для того, чтобы легче было завладеть их душами. Здесь высятся миссионерские больницы, в которые больных прямо-таки заманивают, чтобы нежным и заботливым уходом обратить их в свою веру. Здесь устраиваются собрания и диспуты, на которых идет ожесточенная борьба за души.

Здесь католики клевещут на протестантов, методисты дурно отзываются о квакерах, лютеране восстают против реформаторов, а русские — против армян. Здесь гнездится зависть, а всякое милосердие изгнано. Здесь религиозный философ сомневается в Искупителе, а правоверный спорит с еретиком. Здесь все друг друга ненавидят во славу Божью.

И здесь-то находишь то, чего искал. Здесь Иерусалим — охотник за душами, Иерусалим — злоречия, лжи, клеветы и порока. Здесь преследуют без пощады и убивают без оружия. Вот этот-то Иерусалим и убивает людей.