— Ах ты, босоголовый черт! — А другие прибавят: вот от бороды отнять бы, да на голову и прибавить. Слушая этот рассказ, я вспомнила такой разговор с Федором Кузьмичом: — Обо всем можно говорить, — сказал Ф<едор> К<узьмич>, — нет таких вещей, о которых сказать было бы нельзя; только слова надо подбирать подходящие… но бывают и слова непозволительные. Помолчал, засмеялся и прибавил: — А впрочем, я и такие слова говорил… — Почему же говорили? — В такой среде жил; учительская была среда, грубая, жесткая; и по пьяному делу, разумеется. Иначе и нельзя было… Но никакая среда вполне однородной не бывает; были и среди учителей в Вытегре хорошие люди. К лучшим друзьям Федора Кузьмича принадлежали И. И. и Е. В. Кикины. Только с И<ваном> И<вановичем> переписывался Федор Кузьмич после переселения в Петербург[272]. Семья Кикиных — крепкая, дружная семья. Муж и жена клали все силы, чтобы поставить на ноги своих пятерых детей; все пятеро получили высшее образование. Федор Кузьмич очень ценил людей ясных и твердых убеждений. Это выявлялось как в его оценке живых людей, так и литературных героев. С каким умилением сказал он однажды вскользь про Лизу из «Дворянского гнезда»: это не светская барынька, такая не изменит, не предаст. — Несомненно, что и дружба с Кикиным была основана на том же уважении к уменью жить, придерживаясь честных и твердых принципов. И. И. Кикин окончил Вытегорскую учительскую семинарию и несколько лет учительствовал. Но учительское жалованье было слишком мало для большой семьи; И<ван> И<ванович> перешел на службу в очистительный винный склад, где много лет был заведующим[273]; служил он и в земской управе и в Округе путей сообщения… Прослужив больше сорока лет, он вышел, наконец, в отставку в прошлом году. Но и теперь — это живой человек, всем интересующийся и незлобивый. Так же ровна и доброжелательна к людям и Е. В. Кикина. В хороших отношениях был Ф<едор> К<узьмич> со священником — Павлом Ивановичем Соколовым[274]. — Хорошо умел спорить Ф<едор> К<узьмич>, — сказал И<ван> И<ванович>, — образованный был человек отец Павел, академик; вот они с ним и сражались. Федор Кузьмич экзальтированный был, горячился очень и забивал отца Павла, очень уж хорошо буддийский катехизис знал. Бывало, отец Соколов только скажет: — Кабы вы так-то православный катехизис знали! Бывал Федор Кузьмич еще у Заякиных; Заякин — заведовал городским училищем[275]. Был знаком Ф<едор> К<узьмич> и с Нечаевыми. Нечаев, Павел Тимофеевич, преподавал пение в учительской семинарии, а его жена, Вера Сергеевна, — учительствовала в женской прогимназии[276]. VI Говорила ты: чту бедность! Лишь была б душа сильна… Добрейшая Екатерина Васильевна Кикина рассказывала: — Тетерниковы у нас часто бывали; поздно приходили; уже спать пора ложиться, а они придут и долго просидят; все вместе приходили и матери не покидали. Татьяна Семеновна простенькая такая старушка была, совсем простенькая. Маленькая, худенькая, голова у нее тряслась. Но приветливая, гостеприимная. Бывало, все молчит, ничего не говорит, только улыбается на чужой разговор; и все орешки ела. Я так и держала для нее орехи, она американские любила. Щипчиками колет и кушает. Этот безусловно искренний рассказ как будто противоречит представлению о Татьяне Семеновне как о женщине очень суровой и властной, представлению, создавшемуся со слов самого Федора Кузьмича. Как-то раз Федор Кузьмич вспоминал: — Мать моя не допускала в своем присутствии ни малейшего намека на ругань… О! это строго преследовалось. — Помолчал и с многозначительной лукавой усмешкой, как бы не договаривая всего, что думал, продолжал: — Если бы Вы знали, что это было, когда я, уже учитель, самостоятельно зарабатывавший, двадцати четырех лет, сказал при ней: «Черт!» Что это было! — и залился долгим беззвучным смехом. Жизнь сламывает людей, сломала она, вероятно, и Татьяну Семеновну, превратив ее под старость в безмолвную робкую женщину. — А сестра Федора Кузьмича, Ольга Кузьминична, разговаривала? — Да, она поддерживала разговор. А только тоже очень простенькая была. Ходила всегда в платочке или в черной косынке вот так, под самые брови, как монашка. Татьяна Семеновна тоже в платочке ходила… — А Федор Кузьмич как одевался? — В гости в штатском ходил, а на службе в вицмундире… фуражку носил форменную, с кокардой… Бедно они жили. Все сами стряпали, мыли, стирали, только иногда поденщицу брали…[278] Сколько именно получал Федор Кузьмич в Вытегре, я точно узнать не могла. И. И. Кикин как учитель образцового двухклассного училища при семинарии получал 62 р. 50 коп. в месяц, учителя же семинарии, по его словам, получали несколько больше…[279] Впрочем, и цены тогда на все были невысокие: за квартиру платили рублей 8–10, хлеб стоил 1 ½—2 копейки за фунт, мясо — 7–8 копеек. О. Н. Черносвитова сообщила мне, что Ольга Кузьминична уехала из Вытегры в Петербург года за два до переселения туда же Федора Кузьмича[280]. Уехала она, чтобы поступить на Калинкинские акушерские курсы[281]. Окончив их, Ольга Кузьминична занималась практикой. VII …С ним Логин познакомился из-за стихов. Хотин принес ему свои стихи; Логин, как умел, высказал свое мнение. Ф. Сологуб. «Тяжелые сны» [282] Раз иду один в лесу И встречаю там лису. Тихо крадется она, Сразу видно — голодна… Те-рников. 1884 г. 28 янв<аря> [283] Живя в Вытегре, Ф<едор> К<узьмич> уже много печатался[284], хотя и в малораспространенных газетах и журналах: «Свет», «Луч», в приложении к «Лучу» — «Иллюстрированном мире», в «Восходе», «Русском паломнике» и кое-где еще. Стихи свои, может быть, он кому-нибудь читал, но в печатном виде, по-видимому, никому не показывал[285]. Так сказал И. И. Кикин, и об этом можно заключить по тому, что на мой вопрос, сразу ли Ф<едор> К<узьмич> стал подписываться псевдонимом, мне ответили, что сразу. Между тем, вернувшись в Ленинград, я убедилась, что это не так; псевдоним «Федор Сологуб» возник в 1893 году, появившись в 4-й апрельской книжке «Северного вестника» под стихотворением «Творчество»: «Темницы жизни покидая»[286]. А печататься Ф<едор> К<узьмич> начал, как известно, еще с 1884-го года. Свою первую сказку в стихах для детей «Лисица и еж» он напечатал в детском журнале «Весна» и подписал ее: Те-рников[287]. Позднее Ф<едор> К<узьмич> подписывался то Федор Тетерников, то Ф. Т., то просто Тетерников; иногда же помещал стихотворения без подписи, например: «На реке и на погосте» — в № 8 «Иллюстрированного мира» за 1891-й год и другие…[288] Даже после того, как возник псевдоним «Федор Сологуб», Ф<едор> К<узьмич> изменяет ему, подписав свой первый рассказ «Ниночкина ошибка» («Иллюстрированный мир». № 35–36 за 1894) совсем необычно: Федор Моховиков[289]… вернуться В ИРЛИ хранятся девять писем И. И. Кикина к Сологубу за 1892–1909 гг. Все они написаны в Вытегре. вернуться В своем последнем письме к Ф. Сологубу от 14 ноября 1909 г. И. И. Кикин рассказывал: «Глубокоуважаемый Федор Кузьмич! Более 15 лет прошло с тех пор, как мы расстались с Вами. Много воды утекло — многое изменилось в жизни нашей. Вы сделались известным в истинном, хорошем значении этого слова, а я погрязаю в ничтожестве. <…> После закрытия семинарии я оставался три года в начальном одноклассном училище, об оставлении которого мне самому и пришлось хлопотать; вследствие увеличения семьи и недостаточности средств к жизни мне пришлось в 1897 г. перейти <…> на должность помощника заведующего винным складом в г. Вытегре с жалованьем 720 р. в год. <…> На этой должности я состою и поныне; наплодил деток пяточек: 3 дочери и 2 сына…» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. № 25–25 об.) вернуться О П. И. Соколове, его сестре, Евгении Ивановне, и жене, Раисе Петровне, содержится немало упоминаний в письмах Федора Кузьмича к О. К. Тетерниковой за 1892 г. «Павел Иванович спрашивал меня на днях, — рассказывает он, например, 6 марта 1892 г., — что стоит учиться на ваших курсах, можно ли поступать пансионеркой и за какую плату, и т. д.; должно быть это ему нужно для его сестры? <…> Напиши, пожалуйста, об этом обстоятельно, чтоб можно было вполне удовлетворить Павла Ивановича». 21 марта Федор Кузьмич пишет сестре: «О<тец> Павел Иванович и Евгения Ивановна благодарят за доставленные сведения». В письме от 28 марта рассказывается: «В прошлое воскресенье было у нас целое скопище гостей: Ахутины, Кикины, Соколовых трое: чета супругов и Евгения Ивановна. Павел Иванович на этой неделе служит для наших школьников, которые теперь говеют». 11 апреля: «В четверг вечером были у нас Кикина и Соколова, а потом пришли Нечаевы. Сидели часов до 12». 28 апреля: «Я на днях дал твой адрес Евгении Ивановне Соколовой; она хотела тебе писать о чем-то, и ты, теперь, должно быть, уже получила это письмо» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 44, 47, 50 об., 53 об., 58 об.). Сохранилось также два письма Р. П. Соколовой к О. К. Тетерниковой за 1893–1894 гг. (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. № 77). Из них между прочим явствует, что после закрытия Вытегорской учительской семинарии П. И. Соколов был назначен смотрителем духовного училища в г. Порхов Псковской губернии. О П. Т. и В. С. Нечаевых см. ниже, коммент. 37 (в файле — комментарий № 276 — прим. верст.). вернуться О М. П. Заякине и его сестре, Анне Павловне, см. в предисловии. В письмах Федора Кузьмича упоминаются также Марья Матвеевна (жена М. П. Заякина) и Прасковья Матвеевна (видимо, теша). С семьей Заякиных Тетерниковы часто общались в 1891–1892 гг. «Заякины в воскресенье переехали в новую квартиру в дом Колесова, в ту самую квартиру, которую мы смотрели и в которой раньше жил Проневский…» — рассказывает Федор Кузьмич сестре 3 октября 1891 г. «В субботу я с Заякиными (Мар<ьей> Матв<еевной> и Мих<аилом> Павл<овичем>) <еду> в Вытегорский погост, к о<тцу> дьякону Маклеонову <так!>, женатому на Лизавете Викторовой…» — пишет он сестре 21 февраля 1892 г. В дальнейшем отношения Федора Кузьмича с Заякиными осложнились. «…В субботу, 7 марта у нас были все Заякины, — сообщает он Ольге Кузьминичне 13 марта 1892 г. — Прас<ковье> Матвеевне, кажется, очень не нравится, что Заякина хотят перевести в Лодейное Поле. „Как же мы-то останемся?“ А Мар<ья> Матв<еевна> очень была бы рада: ее берет ужасная злость, зачем существуют эти 2 особы». «Вчера я узнал, что Заякины на нас очень рассержены; стало быть, ухитрились и с нами поссориться!» — сетует Федор Кузьмич 19 апреля 1892 г., рассказывая о мелочной надуманной «обиде» со стороны Заякиных. «Вообще, я буду очень рад, если от них избавлюсь. Особенно маменька у них — пренеприятная и преневежливая. <…> Пренахальные людишки!» — заключает Федор Кузьмич. Впрочем, в письме от 30 апреля читаем: «С Заякиными мы помирились. <…> Заякин рассчитывал занять место Цветкова, который собрался выходить в отставку, но теперь вдруг передумал и хочет остаться» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 11 об., 39 об., 46 об., 55 об., 56 об., 59 об., 60). Упоминаются: Петр Петрович Проневский — лесничий Андомского лесничества, гласный уездного земского собрания и член уездного училищного совета, и один из братьев Маклионовых (Андрей Никитич либо Константин Никитич) — оба были священниками и преподавали закон божий в сельских земских училищах Пудожского уезда. Вытегорский погост в селе Анхимово представлял собой архитектурный ансамбль, от которого до наших дней сохранились лишь развалины каменной церкви Спаса Нерукотворного (1780) и усыпальница — часовня купца А. Ф. Лопарева (конец XIX века). Всемирно известная Покровская церковь сгорела в 1963 г. После отъезда Тетерникова из Вытегры М. П. Заякин в течение еще долгого времени оставался в должности заведующего Вытегорским двухклассным городским училищем, а его сестра продолжала учительствовать в женской прогимназии. вернуться С Нечаевым Федор Кузьмич встречался довольно часто. «В воскресенье вечером у нас была целая четверка гостей: были Соколовы, Ахутины и Кикины; 28 ноября были Нечаевы-супруги, а 27-го — Заякины-супруги», — сообщает он сестре 12 декабря 1891 г. «В четверг вечером, — говорится в его письме от 11 апреля, — были у нас Кикина и Соколова, а потом пришли Нечаевы. Сидели часов до 12<-ти>. Нечаев был очень взволнован городскими слухами о том, что семинарию закрывают или переводят. <…> Нечаеву не нравится перспектива потерять 420 р. в год, и он очень негодует на то, что ему никто не рассказал всего заблаговременно и подробно». 28 апреля 1892 г.: «Вчера мы с маменькой были у Нечаевых; Нечаев очень сожалеет, что отказался в прошлом году от каких-то мест в Кириллове и Десятинах <так!> на работах по переустройству системы» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 20–20 об., 53 об. — 54, 58 об. Десятины — описка. Имеется в виду село Девятины (ранее — Девятинский погост), расположенное в 22 верстах от Вытегры при Мариинском канале. Ныне — центр совхоза «Девятины»). Супруги Нечаевы — прототипы Владимира Ивановича и Анны Григорьевны Рубоносовых в рассказе «Червяк», что сразу же и отметили вытегоры, бывшие знакомые и сослуживцы Сологуба. «Прочел Ваш рассказ „Червяк“, — писал ему А. В. Дурново 22 июня 1896 г. из Ковно, — и сообщаю несколько впечатлений, которые прошу принять дружески, подобно тому, как дружески они пишутся. Изображение жизни детей у Рубоносовых нахожу не только прекрасным, но и довольно новым в нашей литературе. <…> По некоторым признакам вижу, что это вытегорский П. Т. Нечаев (встреча на мостках близ учительской семинарии; содержание детей на квартире, „собственный“ дом; воображение о своей „красоте“)» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. № 247. Л. 10–11). А вот как отозвался об этом щекотливом сюжете И. И. Кикин (письмо к Ф. Сологубу от 14 ноября 1909 г.): «Наверное, Федор Кузьмич не преминул отметить и нас, грешных, чем-либо в своих творениях, только типы-то мы мало интересные: взять-то в нас (или с нас) нечего. Вот П. Т. Нечаев, который, кстати сказать, состоит у нас при складе сборщиком денег из казен<ных> вин<ных> лавок и получает 75 р. жалованья и 50 р. разъездных в м<еся>ц, так узнал себя в Вашем „Червяке“, точно так же, как и сестры, из которых „младшая похожа на старшую, как молодая лягушка на старую“. Долго злобствовали все они на автора, и теперь при воспоминании о Вас П. Т. Нечаев отделывается односложными возгласами из вороньего лексикона: „Угу, ага“…» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. № 326. Л. 28–29. «Младшая сестра», то есть Женя, «девочка лет тринадцати», — сестра А. Г. Рубоносовой в рассказе «Червяк»). вернуться Из стихотворения, впервые напечатанного (без даты и под заголовком «О былом») в еженедельнике «Петербургская жизнь» (1897. № 245. 13 июля. С. 2055; первая строка: «Помнишь, милая, ту осень…» Перепечатано в кн.: Жемчужные светила. С. 41–43) под названием «Ирина» и с датой: «1 октября 1892 г.» (к октябрю 1892 г. писатель уже покинул Вытегру). вернуться О работнице по имени Катерина неоднократно упоминается в письмах к О. К. Тетерниковой. «Катерина остается у нас по-прежнему…» — извещает Федор Кузьмич сестру 20 сентября 1891 г. А в письме от 12 декабря 1891 г. говорится: «У нас живет еще Катерина; скоро выйдет из тюрьмы ее муж и, может быть, получит здесь место: кто-то ей обещал; если они здесь останутся, то и она у нас останется». Наконец, из письма от 21 декабря выясняется, что «Катерина живет у нас, кажется, только до 30<-го>. Если ее муж не найдет здесь места, то они уедут домой». Однако в январе 1892 г. Тетерниковы уже искали новую прислугу. «Вчера у нас случилась покража, — рассказывает Федор Кузьмич 27 января, — пришла наниматься какая-то крестьянская девица, да и украла из кухни булку. Маменька заметила это, когда та уже ушла» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 8, 21 об., 32 об.). вернуться Ф. К. Тетерников получал в Вытегре приблизительно 75 руб. в месяц. 11 января 1892 г. он писал сестре: «В Петербурге поднят вопрос о закрытии нашей семинарии; говорят, что не нужна. <…> Но мне все равно, пожалуй: год будут выдавать заштатное жалованье — 900 руб., потом выдадут 650 р. (пособие за 10-летнюю службу), а в это время можно будет пристроиться куда-нибудь» (Там же. Л. 27 об.). вернуться О. К. Тетерникова окончательно рассталась с Вытегрой в июне 1891 г., Федор Кузьмич — в сентябре 1892 г. вернуться С 1891 по 1893 г. О. К. Тетерникова состояла вольнослушательницей Повивального института при Мариинском родовспомогательном доме (С.-Петербургское родовспомогательное заведение ведомства учреждений императрицы Марии); в июне 1893 г. Конференцией императорской Военно-медицинской академии ей было присвоено звание повивальной бабки. В 1893–1895 гг. О. К. Тетерникова посещала лекции в Суворовском училище при городской Калинкинской больнице. вернуться Из четвертой главы романа (раздел 2). Иван Сергеевич Хотин — один из персонажей «Тяжелых снов»: мелкий купец, увлекающийся писанием стихов. вернуться Начальные строки стихотворения «Лисица и еж», помешенного в петербургском детском журнале «Весна» (1884. № 4. 28 января. С. 117–119), за подписью «Те-рников» — первое выступление Ф. Тетерникова в печати. Дата, поставленная В. П. Калицкой, относится, конечно, к публикации стихотворения. вернуться В действительности Сологуб в те годы печатался не так уж много, хотя неутомимо работал, веря в свое писательское призвание. «За все годы пребывания в провинции Сологуб опубликовал немногим больше десятка стихотворений», — сообщает автор обстоятельной, серьезной работы о его жизни и творчестве (см.: Дикман М. И. Поэтическое творчество Федора Сологуба // Стихотворения. С. 13). Ср. также: Библиография сочинений Ф. Сологуба. Ч. 1. Хронологические перечни напечатанного с 28 января 1884 года до 1 июля 1909 года. СПб., 1909. вернуться Молодой учитель критически относился к своему вытегорскому окружению, и справедливо предположить, что он действительно «никому не показывал» своих стихов (ни в печатном, ни в рукописном виде). «Я хорошо знаю, чем интересуется вытегорская публика, но ей мои стихи не нужны», — признавался он в письме к В. А. Латышеву (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 30. Л. 62; письмо без даты). Однако сослуживцам и близким знакомым Ф. К. Тетерникова в Вытегре было известно о его литературных опытах. Так, в начале сентября 1891 г. на обеде в честь покидающего Вытегру А. В. Дурново был оглашен обращенный к нему сонет «В пустынных небесах…» — по просьбе автора его прочитал Н. И. Ахутин. (Текст этого стихотворения с датой «1 сентября 1891 г.» сохранился в сологубовском архиве // ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. № 10. Л. 82). «Стихи всем понравились и очень польстили самого Дурново», — рассказывал Федор Кузьмич в письме к О. К. Тетерниковой 10 сентября 1891 г. (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 5). вернуться Действительно: стихотворение «Творчество» (впервые: Северный вестник. 1893. № 4. С. 52) — первая публикация писателя, подписанная: «Ф. Сологуб». вернуться См. выше коммент. 44 (в файле — комментарий № 283 — прим. верст.). вернуться Иллюстрированный мир. 1891. № 18. 5 мая. С. 206. Стихотворение без подписи. В дальнейшем печаталось без названия. Первая строка: «И дымят, и свистят пароходы…» (см. коммент. 3 [в файле — комментарий № 242 — прим. верст.]). вернуться Иллюстрированный мир. 1894. № 35. 28 августа. С. 7; № 36. 4 сентября. С. 3–7. Подпись: Федор Моховиков. Моховиков — второстепенный персонаж в романе «Тяжелые сны» (директор одного из местных учебных заведений). Эта же фамилия встречается в одной из «вытегорских» зарисовок Ф. К. Тетерникова: «…Заседания учредителей под председ<ательством> Моховикова. Дамы обижены, зачем от него пахнет водкой». (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. № 89. Л. 101 об) |
