Однажды, когда моя очередь была жить в деревне, туда приехал цирк. Повесили объявление: «В 19.00 в деревню приезжает цирк». В деревне цирк — это что-то нереальное. Это значит, что в восемь утра, как только подоили корову, бежать занимать места в клубе, потому что после обеда мест уже не будет, хотя представление и вечером. В этот день чувствовалось что-то неладное. Бабушка нервничала, корову даже подоила пораньше. Собрали еду с собой и отправились в клуб. Пришли, а места уже все заняты. Но бабушка-то ушлая: она взяла с собой стульчики, на которых коров доят. И мы чуть ли не у самой сцены сели, самые первые. Пролезли с этими стульчиками и сидим. Помню, ноги болели от сидения долгого, еле-еле дождались мы семи вечера. У нас с собой яйца, хлеб, колбаса, еда всякая. Открывается занавес. Стоит клоун и стол. Цилиндр на клоуне, он его снимает, переворачивает и кладет на стол. Еще на столе корзина яиц стояла. Большая корзина и много яиц. У меня сердце кольнуло, а бабушка и говорит:

— Ой, девки, нам, по-моему, будет п…ц! — Девки — это от пятидесяти и до ста. У кого два зуба, у кого три. У моей один вообще. — Ой девки, ой темнеченки, ой чувствую, на х…я я надела новый сарафан, — а у нее сарафан — халат байковый, очень яркий. — Ой, какого х…а я надела новый фартук и платок?! — Она в новый платок нарядилась, еще со мной советовалась, какой надеть. Я сказал, чтоб поярче надевала, праздничный. В общем, она нарядилась, а тут клоун яйца в цилиндр бьет. И кто знает, для чего он их туда бьет?!

Девки все напряглись, он уже всю корзину разбил в этот цилиндр, да потом еще какой-то фигней принялся эти яйца взбивать. А бабушка моя все приговаривала:

— Ой темнеченки, девки! На х…я я вообще села здеся рядом. Лучше бы мы сели сзади! Для чего ж я здесь села?! — Но представление началось, и назад дороги нет. Сиди да терпи.

Меж тем клоун все это размешал, поперчил, посолил, берет цилиндр и замахивается им на зрителей. Все вокруг заорали, попадали на пол, я голову пригнул. Моя бабушка кричит:

— Ах, ты козел старый! Ну, я те, сука, устрою! Сейчас как встану, и тебе п…ц будет!

А с ней вся деревня только эти фразы и орала. Потом тишина. Я долго не решался поднять голову. Потом поднял, смотрю: ни клоуна, ни яиц, ни цилиндра. Звезда в шоке! Вот и весь цирк. С тех пор в цирк я не хожу.

Сначала я ходил в ясли. Мама так говорит. Из яслей меня перевели в детский сад через дорогу. Помню, в детском саду было очень много солнца. Он был светлый, солнечный, да на таком месте находился, где поезда недалеко ходят (совсем недавно проезжал это место). Так интересно: «тихий час», лежишь — и стук колес.

Мне не нравилось ходить ни в детский сад, ни в ясли. Ну, во-первых, меня заставляли очень рано вставать. Ведь в восемь надо было быть уже в детском саду: я появлялся там одним из первых, мама у меня работала, и ей еще надо было ехать на другой конец поселка. Во-вторых, дети в нем все балованные, невоспитанные. В общем, в детском саду было тягостно, особенно для ребенка с таким хрупким творческим звездным восприятием мира, какое было у меня. Не хватало игрушек, таких, какие я хотел. Все время гадость какая-то доставалась.

Хотя что касается вообще детства, в принципе у меня остались исключительно теплые воспоминания. Тогда нам давали в детском саду воспитание. Сейчас я не знаю, в каких детских садах, для простых людей в маленьких городах или поселочках дают такое воспитание, как нам. А ведь у нас был небольшой поселок, но тем не менее сейчас я вижу, что этот уровень был очень высокий, воспитатели занимались нами: мы рисовали, мы занимались физкультурой, мы играли. Это было настоящее детство. Просто я всегда считал, что жар-птицы стаями не летают и мне как-то было бы лучше, если бы за мной следила бабушка или сиделка какая-нибудь.

Я смирился с детским садом только потому, что там у меня появилась первая любовь. Это — Ободоева Таня. Она, по-моему, была единственная бурятка в группе. С узкими глазами. Таких больше не было девочек, как она. Мне казалось, что она невозможно красивая. Мне тогда все говорили: «Что ты нашел в ней?! Вон какие девчонки красивые!», «Куда она такая худющая: узкие глаза, черненькая?!» А для меня это был просто предел красоты, что-то неземное. Мы с ней очень дружили, играли, гуляли.

Как-то под Новый год наша соседка, подруга мамина тетя Галя, решила устроить детям праздник. Компания, застолье, и они решили сделать костюмированное представление. Мы играли, переодевались во что-то, не помню во что. Я Тане говорил: «Я буду балетным танцором, а ты будешь моей балериной. Я тебя буду поднимать на руки». У нее, по-моему, не было слуха, но я брал ее за ногу и за талию, и мы с ней танцевали типа «Лебединое озеро». Взрослые над нами смеялись. А потом мне кто-то сказал, что это было прекрасно и что мы молодцы, очень красиво все сделали.

Летом наша группа гуляла на природе: все брали друг друга за руки, и нас вели через реку. Далеко-далеко мы шли. И казалось, такая река, аж сносит. А на самом деле эта речушка маленькая, ее можно было просто пройти. Снять сандалии и пройти. Я решил сандалии не снимать, потому что по камням больно. Пошел обутый, у меня один сандаль слетел, и его течением унесло. Так я с одной ногой голой и проходил весь день. Пришла мама, а у меня нет сандаля. Ругалась тогда на воспитателей, говорила: «Как это так, ребенок целый день ходил босой?!»

Однажды нас повели через какой-то подъем, потом через рельсы, где поезда ездят, и через туннель. Лето, а туннель ледяной. То есть реальное ЛЕТО: цветет все, ягоды собираем, а туннель не тает. «Звезда в шоке!»

Нас ведут, а я думаю: «Что ж это, лето и туннель ледяной?» Поднялись на холм, на поляну, я там нашел много ягод. И это, оказывается, происходило, когда умер папа. Потому что меня уже забирала соседка — матерщинница тетя Тамара Зуева. И вот она за мной приходила, а я думал: как же так, всех забирают родители, а меня соседка, долго я не осознавал, что папы уже нет.

Когда мне было шесть лет, мама вышла замуж, и мы уехали в Усть-Каменогорск. Поселились в большом частном доме. Там я пошел в первый класс.

Школа, в которой я начал учиться, находилась далеко от дома. Мне сразу она не понравилась, чужие все. Туалет был на улице, новенький сруб, в который было неудобно ходить. Сама школа достаточно уютная, но с ужасной столовой. Там было много народа, какая-то нездоровая радость, резвость и перевозбужденность были у детей, они были наглые, невоспитанные, никакой культуры, ни-че-го. Короче, приятного впечатления первый класс у меня не оставил.

Преподаватели сразу не установили правильный контакт с учащимися. Первая учительница была не молодая девушка, а женщина среднего возраста, вся, естественно, в своих советских проблемах. Нас очень много было — 35–37 человек в классе. Индивидуально обращать внимание на кого-то она не успевала. Полностью загруженная, старалась, как могла, но одной на всех ее не хватало. Так еще и в классе долбо…ы конченые были. Из 35 человек, наверное, 25 было ужасных совсем. До такой степени, что лучше б их родителей стерилизовать, чтобы они не плодились.

Была там девчонка одна, я ее заметил, думал, что она будет отличницей. Она выделялась из всех, ею мама очень серьезно занималась. Моя-то работала все время, не до нас с Сашей было. С этой девочкой меня и посадили за одну парту. Я помню, как она плакала, когда ей первый раз в жизни поставили двойку, как и всему классу. Она убивалась, бедная, наверное, весь день. В общем, ушла сильно в учебу, и мне с ней стало не интересно. Обратил внимание на девочку попроще и покрасивее. Они с подружкой мой портфель носили. Ну, поскольку я маленький был. Ранцев еще тогда не было. То ли их в производстве не было, то ли в продаже, короче, у меня не было ранца. У меня был портфель, и он все время у меня волочился по земле. Нести его было тяжело, атак — быстрее. Девчонки жалели меня, наверное, и носили мой портфель. Вообще портфель у меня был очень проблемный. Я иду в школу, прихожу и понимаю, что портфель дома забыл. Другой вариант: я иду из школы, а портфель остался в школе. Это сейчас бабушка моего сына провожает и встречает. А меня никто не провожал и не встречал. Мама работала, отчим работал. Хорошо, что девчонки за мной всегда следили, что и как.