Но проблему же надо как-то решать. Неровен час, и новая напасть в виде той же чумы, выкосит всех солдат похлеще самих «мимов». Они-то хотя бы не распространяются со скоростью света и их визуально видно, а значит им можно реально противостоять. Инфекция же, выкосит всех без остатка, тихо и незаметно подкравшись. И вот тогда-то уж, пиши пропало. Мутанты лёгким прогулочным шагом, без всяких затруднений и без проблем, покинут границы города и рассеются в неизвестном направлении. Ищи свищи их в чистом поле. Вот будет потеха…

Выслушав примерно такие же выводы господ учёных, у командования генерального штаба фронта встали дыбом волосы. И бурно посовещавшись пришли к единодушному решению: Отпеть молебен за упокой всем павшим солдатам сразу, и выжечь напалмом поля скорби и печали.

И отныне не суждено было родственникам похоронить своих сынов, мужей, отцов. Начальство порешило, и выполнило задуманное, единым махом отправив тысячи неповинных жертв в безымянную вечность.

А пока в Москве упокаивали тела погибших солдат во всё пожирающем огне, генерал Овчаренко, прибыв в Петербург, предстал пред очами главнокомандующего и его приближённой свите.

— Итак генерал, вы осмелились утверждать что мы проиграли какому-то сброду мутантов, можно сказать тупой толпе, и что они, эта толпа оголтелых личностей, в любой момент прорвут нашу оборону? Заметьте, вами же выстроенную, оборону. Я так вас понимаю? Вы с этим к нам пришли? — со злыми глазами и бледным, бешеным лицом, распинал генерала Овчаренко какой-то правительственный министр, забрасывая вопросами. Генерал так даже и не догадался, что это был за министр. Министр чего? «Похоже из нового созыва», — подумал он когда впервые его увидел. А вот, то что этот человек пытался выслужиться перед начальством, было видно невооружённым глазом. Даже не понимая сути проблемы, и попросту не пытаясь в неё проникнуть, этот мелкий злобный человечешка, обременённый властью, битых полчаса диктовал свои условия, уверяя, что проблема, с которой пожаловал генерал, не стоит и выеденного яйца.

«Надо его побыстрее заткнуть», — с ненавистью подумал Овчаренко и ответил на поставленный вопрос:

— Я в сотый раз вам повторяю, «мимы» не тупая оголтелая толпа — это высокоорганизованное сообщество, со своими законами и моралью, — начал страстно он, пытаясь достучаться до благоразумия высокого начальства. — Да поймите же вы! Мутанты создали своё собственное, можно так сказать государство, с чётким разделением ролей и централизованной властью, а раз создали, то это означает одно, мы имеем дело не с оголтелой толпой, а с умным и коварным противником. Организованным, дисциплинированным противником. Да сколько же это можно повторять? — выкрикнул он от бессилия. — Восемь прорывов. Восемь! И все, за одну ночь, — рубанул Овчаренко и переведя дыхания, не оправдываясь, а доказывая, продолжил. — И оборона тут не при чём. Я её выстроил по всем канонам военной тактики и стратегии и даже больше, исходя из собственного опыта.

— Видимо плохо выстроили, раз восемь раз получили по башке, — едко заметил министр обороны.

«Ещё один, — подумал генерал, про министра обороны. — Ещё один недовольный. Недовольный тем, что это не его поставили во главе фронта. Хотя за всю жизнь, несмотря на то, что и министр, а даже взводом не командовал. А всё туда же…».

И хотя генерал и подготовился к финальной встрече, и подготовился надо сказать основательно, устранив перед этим лизоблюдов и притворных наушников, дабы не чинили препятствий и не подставляли безопасность России в угоду личных амбиций, но всё равно, среди последователей выпрыгнули и мерзкие гидры, и со всем своим усердием попытались утопить Овчаренко, опустив его в глазах президента.

— Господин президент, ну невозможно же разговаривать, — воззвал к справедливости генерал Овчаренко, видя колебания главы государства. — Ну вы же сами, просили меня заняться Москвой и всеми вытекающими оттуда проблемами? А сейчас обвиняете…

— Не горячитесь генерал, — нахмурился президент. — Объясните всё же вашу неудачу, и изложите тогда уж сразу и свои претензии.

— Хорошо, — согласился Овчаренко. — Претензии вы мои знаете. Я вам сто раз докладывал, мало людей. Мало! Нужно было намного больше, намного. И нужны были обученные, прошедшие хотя бы боевую подготовку, а то у всех в основном или никакой вообще или только строевая. Но они же пришли не вышагивать по плацу, а сражаться — Родину защищать, хотя бы и за деньги. Но всё равно… А вы, — махнул он рукой.

— И сколько же вы хотели, генерал, — довольно усмехаясь едко спросил министр обороны, будто сам же и все подстроил. — Миллион, два?

— Сколько, сколько? — удивлённо подхватил давешний министр, — миллион? — присвистнул он.

— Да хотя бы и два миллиона! — рявкнул Овчаренко. — Чего тут такого удивительно? Довольно реальные цифры. Вы поймите своей башкой, что будь это обычная война, то я бы и со ста тысячью выиграл бы её. Но у нас здесь не обычная война. Профессор, — просительно обратился генерал к профессору Мирному, ища поддержки, — помните, и вы и доктор Грушницкий, утверждали, что для того чтобы разразилась катастрофа, требуется всего лишь один «мим», вырвавшийся на свободу?

На что профессор согласно кивнул, припоминая недавний разговор.

— Хорошо, я согласен, — откликнулся президент. — Мы все слышали и читали отчёт, уважаемых господ учёных. Но вот одно мне не ясно, профессор Мирный, если можно объясните. Почему вы боитесь, в случае прорыва хотя бы одного «мима», возникновения новых очагов распространения неизвестного нам вируса, но уже не локально, как у нас здесь в Москве, а масштабно, по всей европейской территории, для начала?

— Это можно, — согласился Мирный, по привычке шелестя бумагами. — В Москве, господа, — в отличие от генерала, Мирный любил аудиторию, — матрица вируса проходила стадию своего становления. Я бы назвал это инкубационным периодом. Когда вирус, только подстраивался под наш вид, организовывался, учился и т. д. Вы же помните что это программная ДНК? Так вот, эта программа таким образом искала оптимальное решение выживаемости. Выживаемости не только себя, но и нового вида человека, психически и не намного отличного от нас физиологически, — пояснил Мирный и перешёл к пояснению проблемы. — Так вот. Как вы понимаете, вирус достиг своего апогея в уровне развития. И потому, поясняю, последующие заражённые индивиды не будут иметь ни какого общего сходства с первоначальными «мимами», несовершенными, заблудшими душами. Следующие поколения мутантов, случись им вырваться за черту городу, собственно никогда уже не совершат ошибок, дабы не раскрыть себя. Они полностью сольются с нами, т. е. с обществом, ассимилируются в нём и будут сидеть как мыши. А самое гадкое, — подняв указательный палец и состроив страшную гримасу, сказал он, — в том, что мы даже не будем догадываться, что среди нас мутант. Он ничем не будет отличаться от обычного человека. Даже родственники скорее всего не догадаются, что их мать, отец, сын или дочь и т. д., на самом деле уже совсем не те, кем кажутся. Поймите, — воскликнул Мирный, понимая что его объяснения довольно сбивчивые и ни несут в себе доказательной базы. Но ему так хотелось, вдолбить в головы слушателей то, что сам уже давно понимал без всяких слов, тем самым склонив их на сторону генерала Овчаренко. — Мутанты более ни чем не отличаются от нас с вами, от обычных людей, может если только совершенней. И всё… Инфицированный, как раньше, более не изменит кардинально свою жизнь. Он так же будет ходить на работу, а вечером в магазин. Дома он будет заниматься своими повседневными делами. По-выходным отправляться на пикник или кататься на лыжах, или в кино, театр ходить. И никто, повторяю никто, не заподозрит его в том, что он не человек, а какое-то там жуткое существо. Целые деревни, целые посёлки, микрорайоны, как ни в чём не бывало, будут продолжать своё функционирование, и это тогда, когда на самом деле ни одного человека в нём уже не осталось, сплошь одни мутанты. Вот так, — сказал профессор и протирая глаза пробубнил последние, что вертелось на уме. — Локальных очагов поражения более не будет. Нет необходимости. «Мимы» самодостаточны. Они рассеются по стране, как партизаны, и начнут выполнять свою функцию тихо и мирно, так чтобы и комар носа не подточил. И что тогда господа, вы будете делать? — своим вопросом, Мирный нанёс удар высшему начальству, прямо в лоб. — Что вы будете делать, а? Выискивать их? Лазить по всем щелям? А как вы их отличите, позвольте у вас спросить? Как, вы, распознаете в обычных людях, врага, а? Молчите? А я вам отвечу. Никак! Никак вы их не распознаете и не отличите. Они будут стоять рядом с вами, а вы даже ничего не заподозрите. Вот вам грубый пример, самодостаточного «мима». Прямо сейчас, прямо здесь, среди нас может находиться «мим». И что? Вы готовы назвать кто он, один из нас, кто уже не человек?