Жан Эффель не уступал Херлуфу Бидструпу ни в таланте, ни в остроумии, ни в мастерстве. Но по характеру и стилю они были друг другу полной противоположностью. Степенный, неторопливый, сдержанно-сосредоточенный Бидструп и по-французски горячий, экспансивный, говорливый, неугомонный Эффель.

Стремительно, ярко, весело, азартно вошел Жан Эффель в сатирическое искусство нашей планеты. С тех пор прошло больше полувека, а я и сегодня отлично помню радостное впечатление от первого знакомства с опубликованными в советской печати рисунками молодого Эффеля, подкупавшими своей милой непосредственностью и простотой, свежим, неожиданным и озорным восприятием окружающего мира. Нельзя было не поддаться очарованию этих уморительных, чуть-чуть стилизованных под наивную инфантильность, остроумно придуманных комических сценок с их оригинальным графическим почерком — твердой и упругой линией, замыкающей каждую фигуру в лаконичный и четкий контур, живо и выразительно передающий динамику и характер персонажей. Забавно было и то, что буквально на каждом рисунке, независимо от сюжета, неизменно фигурировали, подобно неким геральдическим знакам, обязательные атрибуты: маргаритки, бабочки, улитки, паучки и птички. Забавно была сделана даже подпись художника в виде круглого цветочка — маргаритки — из букв, составляющих имя и фамилию автора.

Помню, как много лет спустя за дружеским застольем (это было во время нашей встречи с Жаном Эффелем в Москве), я шутя сказал:

— А тебе, Жан, очень повезло, что жену твою зовут Маргаритой — этот цветок так легко рисовать. А что если бы ее имя было Роза или Лилия?

— Что ты! — смеясь, воскликнул Эффель. — Я только потому и женился на ней, что она Маргарита! На Лилии или Розе я бы не женился!

А был как-то и такой разговор.

— Когда будешь в Париже, Борис, обязательно приходи ко мне. Мой адрес — дом семь, улица Бонапарта.

Я рассмеялся.

— Что тут смешного? — удивился Эффель.

— Смешное совпадение: мой адрес в Москве — дом семь, проспект Кутузова.

Из года в год рос успех Эффеля. Вскоре творчество его завоевало популярность во всем мире. Но если вначале он казался художником «чистого юмора», этаким, как писали, симпатичным, безобидным «светлячком», то очень скоро обнаружилось, что молодой карикатурист-самоучка обладает не только добродушным и обаятельным юмористическим дарованием, но и не в меньшей степени вооружен едкой и злой иронией, владеет точным и неотразимым сатирическим ударом. Оказалось, что в лице Эффеля прогрессивная политическая карикатура приобрела первоклассного, не знающего устали и промаха бойца, беспощадно бичующего фашистов, реакционеров, мракобесов, расистов.

В этом маленьком хрупком человеке жил несокрушимый мужественный дух, проявлявший себя не только в художественном творчестве Эффеля, но и в событиях его жизни. Смелым солдатом был младший лейтенант разведки Франсуа Лежен (подлинные его имя и фамилия, а псевдоним Эффель — это сочетание его инициалов Ф и Л во время Второй мировой войны — в те дни, когда пресловутая «странная война» между Францией и Германией превратилась в настоящую. Именно тогда за выполнение опасного задания, порученного командиром полка, Эффель получил боевую награду — орден «Военный крест».

Позднее, в тяжелой, гнетущей атмосфере гитлеровской оккупации, Эффель стоически продолжает свою художественную деятельность, организует передвижные выставки бытового юмористического рисунка, цель которых — противопоставить тупому фашистскому варварству несгибаемость и оптимизм французского национального характера. В специальном буклете, выпущенном Эффелем, говорилось: «Конечно, мы переживаем страшное, тяжелое, трагическое время, но французское остроумие не должно исчезнуть. Фейерверк шуток, вселяя в нас надежду, поможет и в преодолении наших трудностей». В это тяжелое время Жан Эффель не только шутил. Известны факты его мужественного поведения как гражданина и патриота. Известно его активное участие в движении Сопротивления в условиях смертельной опасности, когда по следам художника шли гестаповские ищейки.

Поразительно широк и разнообразен диапазон художественных интересов этого непостижимо плодотворного и неугомонного рисовальщика. Это и политическая карикатура на темы крупнейших международных событий, и бытовая юмореска, и всемирно известная серия рисунков на библейские сюжеты — «Сотворение мира» и «Сотворение человека», и превосходные иллюстрации к классическим басням, и боевые альбомы-памфлеты. Это десятки всевозможных сатирических изданий и сборников. Наряду с этим — огромная работа в области промышленной графики, торговой рекламы, туристического и коммерческого плаката… Оформление витрин, выставок, праздничных стендов, изготовление сувениров.

Уже в первые годы своей творческой деятельности Эффель любил рисовать смешные сценки на библейские сюжеты, где главными действующими лицами были симпатичный Бог-старик, работяга и хлопотун, со своими помощниками-ангелочками и зловредный его антипод — лохматый сатана, интриган и пакостник. Эти отдельные рисунки постепенно составили целый цикл, огромную серию карикатур «Сотворение мира», а потом и «Сотворение человека».

Основной прием, на котором Эффель строит свое повествование, состоит в том, что, как бы всерьез принимая библейскую концепцию о первых шести днях творения, художник юмористически опрокидывает в эти допотопные времена наши современные научные, астрономические, геологические, математические и прочие познания, весело сталкивая их с традиционными ветхозаветными толкованиями. Так, например, извлечение ребра у Адама в целях сотворения Евы Бог совершает по всем правилам современной хирургии — на операционном столе, под общим наркозом, в резиновых перчатках… Придавая земному шару вращательное движение, Бог тщательно смазывает земную ось машинным маслом из огромной масленки… А созданную радугу раскрашивает при помощи набора акварельных красок…

Мне посчастливилось дружить с Жаном Эффелем. Вначале как-то получилось, что хорошо зная друг друга по работам, мы никак не могли встретиться: когда Эффель приезжал в Москву, я, как назло, бывал в отъезде. Наконец наша встреча состоялась. И Эффель, подарив мне только что вышедший альбом своих карикатур, сделал на нем забавную надпись: «Дорогому Борису Ефимову, другу на протяжении 20 лет, которого я, к сожалению, за все 20 лет ни разу не видел».

Нельзя не упомянуть о том, что творчество Эффеля было отмечено высокой наградой — присуждением Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Получая в Кремле золотую медаль, Эффель в краткой и остроумной ответной речи дал меткую характеристику сатирическому искусству:

— Сатира, — сказал он, — это ненависть с улыбкой.

Красиво сказано. Но откровенно говоря, в сатире Эффеля (да и любого другого карикатуриста) мне больше, чем примитивная лобовая ненависть, нравится тонкая ирония, язвительная насмешка, изящный сарказм. И именно эти черты, на мой взляд, больше всего характеризуют сатиру самого Эффеля.

Мы часто говорим: история повторяется. И она, действительно, повторяется, как мне думается, не только в политических событиях крупного масштаба, но и в менее значительных вещах. Вот одно из таких повторений. В годы Гражданской войны возникла дотоле неизвестная форма изобразительной пропаганды — «Окна РОСТА», которые Маяковский характеризовал как протокольную запись труднейшего трехлетия революционной борьбы, переданную пятнами красок и звоном лозунгов.

В другую лихую годину «Окна» возродились. Теперь они, разумеется, назывались уже «Окна ТАСС». И четырехлетие Отечественной войны, как и трехлетие Гражданской изо дня в день сопровождалось более чем десятью тысячами «Окон» художников-плакатистов.

А потом возникает третье поколение «Окон РОСТА» — «Агитплакат». Правда, на сей раз, слава Богу, для войны не кровопролитной и разрушительной, а так называемой «холодной». Но возник «Агитплакат», как в свое время «Окна РОСТА», из одного-единственного плакатного листа, выставленного в окне на улице Горького. Его нарисовали художники Константин Иванов и Вениамин Брискин. И, как это уже было раньше, такое плакатное «зерно» проросло за относительно короткое время в большое художественно-производственное объединение «Агитплакат» при Союзе художников СССР.) Уже не ручным, трафаретным способом тиражировались плакаты — «Агитплакат» оснащен самыми современными шведскими шелкографскими машинами и станками, он занимает отдельное одноэтажное здание, у него своя дирекция, бухгалтерия, подписчики по всей стране, довольно многочисленный коллектив художников и поэтов, авторитетная редакционная коллегия и, разумеется, главный редактор. Первое время им был упомянутый Вениамин Брискин. Но оказалось, что и творческие коллективы не застрахованы от склок. В результате долгих и не очень чистых интриг пост главного редактора остался вакантным. А всем хотелось видеть на этом месте человека объективного, не интригана, не склочника. Все как-то сошлись на моей персоне… И кресло главного редактора в «Агитплакате» я занял почти на 30 лет.