«Если море иссякнет и я буду погибать от жажды в безводном пространстве, я не забуду тебя, царица!»

«Если у меня истощится провиант во время долгого семилетнего странствования, я умру голодом, благословляя тебя, невеста!»

Этими словами он убеждает ее и, удаляясь, вручает ей свой охотничий нож в защиту от мачехи. Но последняя не успела еще опомниться от всего происшедшего, как явились жены и дочери вельмож с драгоценными венчальными одеждами, в которые собственноручно облекли Этери, и увезли с собою.

Кто опишет пышность брачного пира и бесчисленное множество дорогих подарков, полученных Этери от царя и приближенных: красивые рабыни, сильные негры, крошечные карлицы, арабские кони, заморские птички, драгоценные камни и редкие ткани сыпались к ее ногам. Мурман, как старший из вельмож, имел право поднести скатерть для царского стола и воспользовался этим правом, чтобы показать свое несметное богатство. Из чистого золота были ссучены нити, послужившие для ткани, а бахрома снизана из жемчуга и драгоценных камней. Царь, желая почтить своего воспитателя, посадил его во главе стола, так что он пришелся напротив царицы, дивная красота которой затмевала все окружающие ее сокровища. Едва взглянул на нее Мурман и вздрогнул. Под предлогом нездоровья поспешно оставил он брачный пир и, придя к матери своей, бросился на пол, стал кататься, метаться из угла в угол, произносить невнятные слова и стонать. Мать, испуганная столь необычайными действиями, думала сначала, что он лишился рассудка, но, разобрав из слов его, что он безнадежно влюблен в царицу, приказала ему идти на поиски за лекарством любви.

Как безумный, встал Мурман и пошел неведома куда. Скоро встретился с ним дьявол в виде странствующего врача. Он нес корзину, покрытую пестрой скатертью, и предлагал всякие лекарства прохожим. Мурман остановил его во просом, нет ли у него лекарства любви.

— Есть, — ответил лекарь, — но я не возьму за него никакой платы, кроме души твоей матери^{34}.

Испуганный неожиданностью предложения, Мурман вернулся домой, где любящая мать не остановилась перед подобной жертвой для спасения своего детища, а сын, обезумевший от любви, злоупотребил ее привязанностью и великодушием и совершил постыдный торг. Дьявол вручил ему чашу проса.

«Осыпь этим Этери, и она будет твоею», — сказал он.

Долго искал Мурман удобного случая, но он все не представлялся. Наконец царица из своих рук пожелала накормить заморских птичек, распевавших в золотых клетках. Мурман поспешил поднести просо в дьявольской чаше и, как бы споткнувшись, осыпал им Этери, которая к вечеру с головы до ног покрылась вшами. Не зная, чему приписать столь внезапный недуг, Абесалом созвал всех знахарей своего царства, но никто не облегчил страданий царицы. Пышные посольства были отправлены в соседние царства с просьбой выслать лучших врачей. Отовсюду стали стекаться знаменитейшие знахари, но и их искусство оказалось бессильным. Глашатаи объявили по всем городам и весям, что царь не пожалеет никакой награды тому, кто исцелит царицу, но никто не откликнулся на призыв царский. А между тем злые насекомые источили нежную кожу Этери и покрыли тело ее ранами.

Истощалось терпение царя, он решился расстаться с супругою, но ему не хотелось оскорбить ее, он послал за своим воспитателем и просил его совета. Хитрый ученик дьявола уверил царя, что он не остановится ни перед какою жертвою для его спокойствия. Чтобы смягчить удар для любящего сердца Этери, он видит только одно средство — царь должен не просто удалить ее, а отдать в супруги Мурману.

«Быть может, ее женское самолюбие найдет некоторое утешение в том, что не все ею брезгуют!» — завершил воспитатель.

Царь согласился. Едва Этери переступила порог Мурмана, как вши исчезли и тело ее стало быстро заживать. Прошло две недели, в течение которых Абесалом тосковал непомерно, и наконец по совету знахарей решил прокатиться верхом.

Невольно направил он коня к дому Мурмана, где выздоровевшая Этери не осушала глаз. Услыхав топот его коня, она быстро выбежала к двери, и из уст ее вылилась чудная песнь, полная тоски, любви и укора. Абесалом вернулся печальнее, чем выехал. Пришел Мурман, царь не выдержал и спросил, как поживает Этери.

«Хотя не следует хвалиться своею женою, — ответил наглец, — но я скажу, что Этери гордо сидит в высокой башне. Талия ее тонка, как стебель нежной розы; плечи широки, как крылья лебединой матки; бедра ниспадают, как пышная шерсть диких коз; лоб широк, как светлая луна; брови дугообразны, как радуга; а виски так красивы, что заставляют биться самые нечувствительные сердца! На золотой самопрялке прядет она шелк-сырец.

Девять золовок робко ей прислуживают, свекровь покорно сидит за ее спиною и плетет ее длинные черные косы; девять деверей с алмазными глазами стерегут ее дверь, а свекор лежит на крыше, готовый сразиться с людьми, зверьми и драконами!»

Абесалом затосковал пуще прежнего, но, несмотря на все его могущество, ему и в голову не приходило нарушить свое царское слово и отнять любящую и любимую женщину. Ревность снедала его, он слег в постель, и жизнь его угасала. Придворные, под видом заботы о здоровье царском, а в сущности, чтобы угодить его страстям, собрали совет и решили, что одному из них следует отправиться на добычу живой воды для царя. Жребий искусно вынули на Мурмана. Извещенный об этом, Мурман провел всю ночь в напрасных стараниях склонить к себе сердце Этери, но она ни разу не улыбнулась Мурману и не переставала плакать об Абесаломе. На рассвете Мурман отправился в путь.

Надо было обойти горы Коджорские^{35} и подняться на такую высоту, где витают орлы. А между тем сестра царя Марех и брат Этери Темурхан составили свой заговор. Тотчас по уходе Мурмана Марех явилась к Этери с приглашением вместе посетить Темурхана, чтобы полюбоваться на редкий атлас, полученный им из Индии. По дороге царевна убедила Этери зайти на минутку к Абесалому, чтобы исцелить его своим взглядом. Этери согласилась. Марех бросилась вперед, чтобы обрадовать умирающего. Но он уже услыхал шаги Этери и приказал привести своего лучшего коня с седлом и уздою, обсыпанными бриллиантами.

— Благодарю за приход, — сказал царь, — но теперь уже ничто не может спасти меня от могилы. Да будет воля господня! Возьми того коня, на котором ты видела меня в последний раз, на память обо мне!

— Не нужен мне ни конь, ни седло драгоценное! — ответила Этери. — Есть у меня твой подарок, который мне дороже и полезнее всего этого. Это — острый нож, подаренный мне тобою в доме мачехи; его вонжу я по рукоятку в свою левую грудь, чтобы умереть с тобою и разделить твою могилу!

Абесалом умер с счастливою улыбкою на устах, а Этери немедленно исполнила свое намерение, и их вместе погребли у проезжей дороги. На их могиле выросли роза и фиалка, утренняя и вечерняя роса освежала их, из могилы вытекал ручей чистой прозрачной воды, в котором плавала золотая чаша. Путники отдыхали у освежающего источника, утоляли свою жажду из золотой чаши, любовались на прекрасные цветы и наслаждались их благоуханием, каждый благословлял умерших и завидовал их участи.

Когда Мурман вернулся и узнал о случившемся, им овладело не раскаяние, а какое-то остервенение.

Он зарыл себя живым в землю возле могилы царской. На могиле самоубийцы вырос терн, из-под которого народились щенята, и в то время когда фиалка и роза наклонялись друг к другу для поцелуя, терн всеми силами тянулся к ним, чтобы разъединить их, злые щенята наполняли воздух зловонием и кусали путников, терн рвал их одежды, и проклятия сыпались на могилу ученика дьявола, отдавшего душу матери на мученье для удовлетворения своих страстей.