— И что это значит? — Сетка заметно напряглась: разговор круто повернул в неведомую ей сторону.

У Клэрри давно чесалось между лопатками, а дотянуться никак не выходило. Нет, она не хотела проблем для Алекса с Тильдой, но за неимением иного выхода все же уповала на то, что кто-нибудь откроет дверь и прервет затянувшийся тет-а-тет. А у Алекса, похоже, чесался язык — сообщить Сетке что-то секретное о ее муже.

— Ты не слышал? Я спросила — что это значит?

— Ничего. Забудь. Он придурок, только и всего. Придурок, который слишком много на себя берет. А я из-за него вынужден валандаться с психопаткой, в которой сексапила не больше, чем в соседской кошке.

— Прекрати, Алекс. Нехорошо так отзываться о Тильде, — с фальшивым возмущением воскликнула откровенно довольная Сетка.

Алекс наконец отлепился от подоконника, подошел к ней и взял ее лицо в обе ладони, чтобы заглянуть в глаза. В этом жесте не было и намека на нежность: его пальцы натянули щеки Сетки на скулы, придав ей, увы, очевидное сходство с хомяком.

— Прекрати со мной играть, Хайди, — прошипел Алекс, не заботясь о том, что брызжет ей в лицо слюной. — И не изображай из себя святошу. Тебе насрать на Тильду — иначе ты не запрыгнула бы в постель со мной!

Сетка замычала, но, не сумев выдавить ничего членораздельного, умолкла.

Клэрри, не подозревавшей в Алексе подобного деспотизма, стало страшно за Сетку.

— Я больше не могу, поняла? — Алекс с трудом удерживался от крика. — Отвечай — Джуди Маршалл уже запустила свой телеграф сплетен? Еще не вся округа в курсе, я тебя спрашиваю?

Хомяк промычал что-то отдаленно напоминающее «нет».

— Хорошо вам, бабам. Раздвинули ноги — и готово. Никаких усилий. В худшем случае не понравится — ну и ладно.

Еще один невнятный звук.

— У меня не встает, понятно? На нее, по крайней мере.

Клэрри не видела глаз Сетки, но в них наверняка читалась неловкость, потому что Алекс вдруг отпрянул от нее и рухнул в кресло, стиснув теперь уже собственное лицо в ладонях. Он молчал, но дышал глубоко и часто.

Сетка провела рукой по лицу — Алекс, должно быть, причинил ей боль.

— М-да.

Еще одно из тех же «м-да». Второе за несколько минут. Сколько их придется услышать Клэрри до тех пор, пока она выберется отсюда и сможет наконец почесать между лопатками? Клэрри приняла решение, нечто вроде законного акта: как только прозвучат еще три «м-да» — она немедленно вылезает из шкафа. И никаких отговорок, закон есть закон. Согласие она подтвердила рукопожатием со своим невидимым двойником.

— И еще одно. — Алекс оторвал лицо от ладоней. — Ты уверена, что Макс не мой сын?

— Да, — без колебаний ответила Сетка. — Тебе бы этого хотелось, но это не так.

Сетка потрогала свои горящие щеки и улыбнулась. Разрушив надежды Алекса на отцовство, она совершенно успокоилась.

— В одном ты прав, Алекс, — сказала она, опустившись на корточки у его ног. — Я не настолько тебя люблю, чтобы бросить Клайва. И заметь, я живу с ним не только ради Макса. Если твой брак, как ты считаешь, мертв, то мой очень даже жив. Нам с Клайвом хорошо вместе. Мы понимаем друг друга, мы подходим друг другу в постели, а сейчас подумываем о втором ребенке. Зачем же мне от всего отказываться?

— М-да.

Раз! Первое из трех намеченных «м-да». Еще два — и Клэрри на свободе. К счастью, она не видела лица Алекса и обиды, стоявшей за этим «м-да».

Сетка понизила голос, подбавив в него интимности:

— Но я все равно тебя люблю, Алекс, я по тебе скучаю. Ты позволишь тебе помочь?

— Помочь? — переспросил он недоуменно.

— Ну да — помочь.

Клэрри предложение не понравилось. Настолько не понравилось, что ее замутило. А один из пиджаков, висевших у нее за спиной, странным образом усиливал тошноту. Аллергия, решила Клэрри. У меня аллергия на ткань, из которой сшит пиджак.

Сетке пришлось разжевывать свою мысль.

— Я хочу тебе помочь. Ну, ты понимаешь. С этой твоей… проблемой.

— Боже!

— Наверняка ничего серьезного, Алекс. Со мной все получится.

Алекс потер шею. В жар бросает, подумала Клэрри. Надо же, какое подходящее выражение. В жар бросает. Ее и саму, кстати говоря, бросает в жар — и не только от духоты.

— Не надо мне твоих одолжений. Я не калека.

Обиделся, подумала Клэрри.

— Какие одолжения? Я хочу тебя.

— М-да.

Есть! Осталось третье и последнее. Клэрри приготовилась к побегу из темницы.

— Давай прямо сейчас… — Сетка практически легла на Алекса.

— Сейчас? Ты спятила? Внизу моя жена, твой муж и Джуди Маршалл. Не забыла? — Алекс был потрясен и сконфужен.

— Ты меня больше не хочешь? — Очень кокетливо.

— При чем тут… Это непристойно!

Непристойно. В ушах Клэрри зазвучал ханжеский голос свекрови. С тем же успехом мамаша Алекса могла сидеть у него на плече и грозить пальцем.

С явственным хрустом коленей Сетка выпрямилась, демонстративно подавила зевок и пригладила платье.

— Какой же ты бываешь зануда, Алекс. Ночной колпак со шлепанцами тебе, пожалуй, пойдут. А жаль… я ведь завелась.

Она отвернулась и шагнула к двери, но замешкалась, взявшись за ручку. Ей не пришлось долго ждать.

— Да! — Алекс уже стоял рядом, пришлепнув ладонь Сетки своей, чтобы не дать ей повернуть ручку. — Да! Я тебе покажу колпак со шлепанцами, — выдохнул он ей в ухо, расстегивая ремень.

Ну что за свинство. Эти люди абсолютно не умеют вести себя на приемах. Клэрри поерзала, пытаясь дать отдых онемевшему плечу, и закрыла глаза. Снаружи неслись шелест и скрип расстегиваемой молнии, хихиканье Сетки и еще одно «Я тебе покажу» от Алекса. Напоследок приникнув к щелке, Клэрри увидела рыжую копну волос и распластанные по двери ладони Сетки. Все понятно: Алекс собрался «показать ей» прямо у двери. Стоя. Отрезав путь к бегству. Перед глазами Клэрри маячил белый зад Алекса (как у Морриса… почти), болтались хвосты рубашки. Штаны упали до щиколоток и елозили по полу, пока Алекс возился с веревками Сетки. Мелькнули белые женские трусики, резинка хлопнула по телу. Последнее, что заметила невольная зрительница, прежде чем снова закрыть глаза, — зубочистку рядом с металлической ножкой кресла.

— Говоришь, мышка-норушка? Но держу пари — губных дел мастер.

Он выдохнул фразу вместе с морозным облачком, как только Полин вернулась в дом, — и расхохотался, сверкнув в темноте зубами. А потом заговорщически ткнул Роджера локтем в ребра, самую малость переборщив, так что тот задохнулся.

Клайв не может быть гомиком… Просто не может. Сколько раз Роджер слышал от него подобного рода шуточки. Большего любителя баб еще поискать. Как-то Клайв признался, что при взгляде на любую женщину, даже случайную прохожую, моментально представляет, как она трахается. Было время, и Роджер ему не уступал, а теперь женщины его не волнуют. Любовь к Джуди с годами лишь усилилась… а он-то считал, что будет все наоборот: как только восторг новизны пройдет, жена ему надоест, ее тело перестанет возбуждать и опротивеет. Ничего похожего. После многих лет брака Джуди превратилась для него в богиню, напрочь затмив всех остальных. С другой женщиной он себя просто не мыслил.

Оставшись в одиночестве, Роджер побрел по дорожке мимо сарая, из которого пахнуло какой-то дрянью, дальше — мимо розовых кустов. Он вдыхал свежий ночной воздух, но тяжесть из груди не уходила.

Роджер понимал, что его чувства к жене далеки от обычных. Едва ли не все друзья уже завели интрижку на стороне или подумывали о том, как бы завести интрижку на стороне. Кое-кто из них даже признавался в отнюдь не платоническом влечении к его Джуди — безнадежном влечении, разумеется! Никто не собирался посягать на жену Роджера, они просто льстили ему, хвалили его выбор — как хвалили выбор машины или нового дивана.

Клайв тоже не скрывал от него своих походов налево. Если верить Клайву, жене он изменил как минимум пять раз, причем дважды — пока она ждала их сына. Роджер измен не одобрил. Не из обостренной нравственности и не из особой симпатии к Хайди. Роджеру претило то, как Клайв описывал свои победы. Что-то было отвратительно-скользкое в конспираторском шепотке Клайва в самое ухо, словно Роджер был соучастником его паскудств, и в гнусных фразах.