Что до меня, то я предпочитаю тихие уголки этого леса, которые дышат преданьями старины. Скажем, озеро Минимов, живописнейшее из четырех венсеннских озер. На одном из трех островов этого озера сохранились остатки монастыря минимов, основанного Людовиком VII… Здесь шелестит листва, плещет в берег озерная волна, и долетающий сюда глухой рокот окружной дороги не заглушает звуков старинного хорала во славу святого Франческо- Паоло, основавшего этот орден нищенствующих монахов в калабрийской Козенце…

Почти к самому парку Ла Вилет выходит старый канал Сен- Мартен. И если с бульвара Ришар-Ленуар его убрали под землю, в трубу, то значительная его часть проходит по правобережному Парижу, и, более того, по нему еще ходят суда. Об этом стоит рассказать подробнее.

Небольшой в общем-то по размеру Старый Париж, или, как еще говорят, «собственно Париж», являет неленивому пешеходу увлекательное зрелище резких перемен городского пейзажа и при этом как бы даже перемены эпох. Ежели, скажем, отклониться на каких-нибудь метров двести от шумной площади, запруженной автомобилями, пешеходами, магазинами, деревьями и статуями (а зачастую также трудящимися, протестующими против всего, что им кажется несправедливым или просто неудобным, или, наоборот, приветствующими то, что им кажется большой удачей – скажем, получение больным, уже почти отстранившимся отдел, но по-прежнему лживым социалистом Миттераном его второго президентского мандата), – в общем, ежели отклониться немного от площади Республики, торжественно открытой некогда Наполеоном под именем площади Водонапорной Башни, то попадешь вдруг в совершенно иной мир, нечто вроде питерской Новой Голландии. Вот тебе, батенька, и Париж…

И правда ведь, совсем иной, незнакомый Париж… Поблескивают воды канала Сен-Мартен, горбатятся железные мостики, а вместо нетерпеливой своры автомобилей какая-то баржа, которая с ангельским терпением ждет, пока служитель откроет ворота маленького шлюза, закроет ворота, наполнит по старинке шлюз водой, снова откроет ворота, о Боже… А тут их девять, таких шлюзов, на каких-нибудь два с лишним километра пути. Да это, пожалуй, даже шикарней, чем кататься на унылой лошади, запряженной в'шарабан, в потоке нетерпеливых дорогих машин. Так что люди со вкусом непременно предпринимают это неторопливое, словно бы бросающее вызов городской спешке путешествие – от бассейна де ла Вилет до Музея д'Орсэ, что на берегу Сены.

Канал этот был введен в строй в 1825 году, чтобы вкупе с каналом Сен-Дени сократить путешествие по Сене на добрых 12 километров. Часть канала проходила под открытым небом (и тут он достигал 27-метровой ширины), а часть была позднее уведена под крышу там и сям – то для того, чтобы дать свободный проход кавалерии из казарм принца Евгения, то чтобы не прерывать чинности гуляния по семнадцати скверам променада королевы Гортензии (названного в честь той самой падчерицы Наполеона, к которой, если помните, в славную победоносную весну 1814 года столь неравнодушен был царь-победитель Александр I).

Окрестности канала и впрямь были в прошлом веке иным Парижем: фабрички, ателье, мастерские, работяги, ремесленники, невзрачные, но по-своему живописные жилые дома и предприятия. Последние, устарев, закрывались одно за другим, а в начале 60-х годов XX века возникла даже опасность, что исчезнет и сам канал: собирались проложить тут дорогу с севера на юг, связав аэропорты Орли и Ле Бурже, – так чтобы за час проходило тут 12 тысяч автомобилей. Однако проект удалось остановить, а потом и вовсе похерить: к тому времени парижане уже начали понимать, что за преобразователями города надо следить в оба.

И все же берега старинного канала застраивали мало-помалу современными домами. Однако, когда дошли строители до шлюзов № 5 и № 6 (до шлюзов Реколет), вышла у них заминка. В полуразвалившемся доме № 102 по набережной Жемап размещался старенький отель – «Отель дю Нор», известный не только всем парижанам, но и всем французам по знаменитому довоенному фильму Марселя Карне «Отель дю Нор», в котором главную роль играла Арлетти. Всем французам был памятен изящный силуэт Арлетги над барьером шлюза, и когда бодрая бригада собралась ломать настоящий «Отель дю Нор», парижане сказали: «Нет!» Не нужно думать, что где бы то ни было легко бывает справиться с преобразователями городов. Земля в городе дорога, а когда речь идет о деньгах, торгаши становятся не только беспощадными, но и хитрыми. На сей раз они сумели доказать, что декорацию, воспроизводящую в знаменитом фильме старенький «Отель дю Нор», построили на студии в Булони, а сам этот отель вовсе не снимали. Фильм был снят по одноименному роману Эжена Даби, отец которого и был владельцем старого отеля в начале века, так что писатель провел здесь свою юность. «Этот Даби и сам описал в конце романа, как ломают старый отель», – доказывали грамотные предприниматели. «Нет, пусть отель стоит», – упрямо повторяли парижане. Не нужно думать, что с ними считаются больше, чем с москвичами или ярославцами, но бывают периоды в жизни демократий, когда приходится считаться. Например, накануне выборов. Надо только, чтобы избиратель твердо стоял на своем. В общем, был достигнут компромисс с жителями квартала, кстати, в наши дни обычный, хотя и не идеальный: оставили нетронутым фасад старого отеля, а внутри дома все обновили. Зато на первом этаже открыта была галерея, посвященная фильму Карне.

Удалось сохранить на набережной и два других стареньких дома, в которых были старинные кафе – «Якорь моряка» (в странном, узком доме № 96) и кафе «Подвижный мост», так что этот уголок набережной Жемап сохраняет атмосферу былых времен. Если же свернуть за ближний угол – на рю де ла Гранж-о-Бель (улица Амбара Красоток), на ней можно еще дальше углубиться в прошлое, ибо на ней стоит построенная в самом начале XVII века, а еще точней – между 1607-м и 1610-м годами, больница Святого Людовика. О строительстве больницы распорядился король Генрих IV, но он был убит незадолго до окончания строительства, так что на церемонии открытия больницы заодно отпели и короля. А строил больницу тот самый Клод Вельфо, что сооружал здания великолепной площади Вогезов в квартале Маре. Нетрудно, кстати, заметить сходство этих двух сооружений – тот же ранний классицизм, то же сочетание камня и кирпича, который был тогда еще очень дорог. Сохранились все четыре старинных здания старой больницы. В одном из них размещались сестры-монахини, в другом – врачи, в третьем была бельевая, в четвертом размещали больных. В старину больницу окружали высокая стена и даже ров, стерегла ее швейцарская гвардия, часто со сторожевыми собаками, – так что ни врачи, ни персонал, ни больные не могли выйти за стены и разнести по городу заразу. С заразой бороться было трудно. Эпидемии чумы боялись как огня, не знали, с какой стороны она может прийти. Король Людовик IX (чьим именем названа больница) распустил слух, что чуму нарочно завезли евреи, и приказал им носить опознавательный знак. Сам-то он, вероятно, знал, что чума пришла через Марсель из Дамаска, но простым людям про это знать было не обязательно. Кончилось все весьма печально: как ни берегся король, сам он тоже заразился и помер…

Кто ж из французов не знает «Отеля дю Нор», прославленного довоенным фильмом Марселя Карне? Обитатели квартала героически спасали этот дом от бульдозера парижской мэрии…

Больница была в то время большой роскошью, так что одну койку больным приходилось делить на четверых-пятерых. Только гвардейцам охраны полагалась отдельная койка.

На территории больницы и ныне еще цел старый павильон Габриэль, в котором, по преданию, король Генрих IV устраивал свои любовные свидания. Может, легенда была навеяна тем, что стены павильона оказались украшены (или, если угодно, изгажены) порнографическими граффити. Но король тут был ни при чем. Этот вид изобразительного искусства обожали студенты-медики. У него даже было особое название, у этого стиля, – «карабинный стиль». Поскольку все больницы охраняли гвардейцы с карабинами, название «карабины» пристало и к медикам…