Мими приосанилась перед камерами, стряхнула с плеч шубку и скрестила икры так, чтобы ноги казались тоньше. Она не завидовала моделям. Их фотографируют лишь ради надетых на них нарядов — в то время как невообразимое множество людей, собравшихся вокруг нее и выкрикивающих ее имя, рвутся сфотографировать потому, что им интересна она сама.

— Я смотрю, тебе это вправду нравится, — решил поддразнить ее Джек.

— Ну-у...

Всю прошедшую неделю Мими так хорошо скрывала гнев, что считала себя заслуживающей «Оскара». Но она не в силах была смотреть на своего близнеца. Этого лжеца, этого предателя! Он рисковал всем ради интрижки с паршивой полукровкой! Теперь Мими видела, что скрывается за его вниманием и заботливостью, и понимала, как умело он морочил ей голову все это время. Мерзавец лишь притворялся, что влюблен в нее, а настоящие свои чувства скрывал.

Но самым плохим было то, что Мими даже не могла его возненавидеть. Она очень сильно его любила и очень хорошо понимала его пороки. Ненавидеть Джека — это было все равно что ненавидеть себя, а Мими была слишком высокого мнения о себе, чтобы терзаться подобной напастью.

— Мими! Дорогая! — На них внезапно налетела Ранди Морган, жена модельера, и бурно расцеловала Мими в обе щеки. — Ты просто обязана пройти за кулисы и пожелать Рольфу удачи!

Мими позволила втянуть себя в традиционное расшаркивание и обмен любезностями с модельером. Конечно же, расшаркиваться и источать любезности должен был модельер: Мими была одной из самых важных его клиенток.

Она оставила Джека и прошла сквозь толпу. Рольф встретил ее объятиями и потоком комплиментов. Мими приняла знаки благоговения и великодушно пожелала модельеру хорошего шоу. Она поприветствовала прочих присутствующих здесь представителей Голубой крови, принадлежащих к ее кругу общества, — Пайпер Крэндалл в ужасном желтом платье и Суз Кембл, которая жаловалась, что ее посадили во второй ряд. Еще Мими заметила несколько нахальных девиц-краснокровок. Люси Форбс поворковала с Мими про новый ансамбль от Рольфа Моргана, который модельер прислал ей сегодня утром, специально, чтобы она надела его на сегодняшнее шоу. Потом Мими заметила объект своей ненависти.

Шайлер позволяла костюмерам позаботиться о своем наряде: это были кружевная блузка с оборками, облегающий жакет для верховой езды, вельветовые брюки и высокие сапоги. Мими подумала, что купила бы этот ансамбль, если бы его демонстрировала не Шайлер, а кто-нибудь другой.

Она решительно направилась к Шайлер. Может, ей удастся пресечь это все в корне и дурацкая интрижка Джека не приведет к серьезным последствиям.

— Шайлер, можно тебя на минутку? — спросила Мими.

Шайлер отослала двух своих кураторов, и они отошли в тихий уголок.

— Чего тебе?

Мими решила сразу брать быка за рога.

— Я знаю, что у вас с моим братом.

— Что ты имеешь в виду?

Шайлер пыталась сохранять спокойствие, но Мими чувствовала ее тревогу. Она была права. Да, черт подери, права! Мерзавка даже не пыталась ничего отрицать. Они были вместе. Насколько далеко у них все зашло? У Мими упало сердце. Она говорила себе, что не собирается ревновать к какой-то шавке. Но вызывающий вид Шайлер вызвал у нее прямо противоположные чувства.

Шайлер не выглядела ни отрезвившейся, ни слабой, ни смущенной. Скулящая полукровка, что подпрыгивала от испуга, стоило лишь цыкнуть на нее, исчезла. Как исчезла и та девчонка, что безответно втюрилась в великого Джека Форса. Мими отчетливо видела Шайлер. Перед ней была девушка, уверенная в том, что она любима. Девушка, знающая, что его сердце у нее в руках. На мгновение Мими страстно пожелала, чтобы Серебряная кровь уволокла Шайлер в преисподнюю.

— Ты осознаешь, что ты делаешь с Джеком?

— О чем ты?

Мими крепко схватила Шайлер за предплечье.

— Подумай о своей матери. Как ты полагаешь, почему Аллегра находится в коме? Почему она бессмертна, но не умирает? Она ни на что не пригодна, она уничтожена. Ты хочешь этого для него?

— Не впутывай в это мою мать! — произнесла Шайлер угрожающим тоном и стряхнула с себя руку Мими. — Ты ничего о ней не знаешь!

— Еще как знаю! Я живу куда дольше тебя.

Лицо Мими изменилось, и на мгновение перед Шайлер промелькнули все те женщины, которыми когда-то была Маделайн Форс: египетская царица, французская дворянка, дерзкая переселенка, осваивающая Новый Свет, хозяйка дома в Ньюпорте — все они были так красивы, что дух захватывало, и у всех были все те же зеленые глаза.

— Ты не понимаешь сути уз, — прошептала Мими. Вокруг суетились модельер и члены его команды, внося завершающие поправки в наряды. — Мы с Джеком — единое целое. Отобрать его у меня — это все равно что содрать с него кожу. Он нуждается во мне. Если он возобновит узы, он сделается сильнее и полностью овладеет своими воспоминаниями. Он достигнет расцвета сил.

— А если нет? — с вызовом бросила Шайлер.

— Тогда можешь зарезервировать для него место в той больнице, которую до сих пор продолжает навещать мой отец. Дура! Это тебе не какая-нибудь идиотская школьная игра!

«Это жизнь и смерть. Ангелы и демоны. Узы — это закон. Мы созданы из одной и той же темной материи».

Мими подумала все это, но вслух не произнесла. Она видела, что Шайлер не может — или не хочет — это осознать. Шайлер — новорожденная. Она не понимает строгости и неумолимости бессмертия. Сурового и нерушимого образа действия их народа.

— Я тебе не верю.

— Я и не ожидала, что ты поверишь. — Судя по ее виду, Мими внезапно выдохлась. — Но если ты любишь его, Шайлер, отпусти его. Освободи его. Скажи, что он тебе больше не нужен. Только так он сможет уйти.

Шайлер покачала головой. Вокруг модели выстраивались в ряд, а Рольф то подкалывал кому-то подол, то закреплял складку. В зале погас свет. Шоу должно было вот-вот начаться. Один из костюмеров Шайлер быстро отрезал торчащую из рукава ее жакета нитку.

— Я не могу это сделать. Не могу лгать.

Мими, не спрашивая разрешения, отпила шампанского из бокала Шайлер.

— Тогда Джек погиб.

В прошлом году во время своей осенней презентации Рольф Морган заставил зрителей расхаживать по подиуму, а модели сидели в первом ряду и делали вид, будто ведут какие-то записи. Этот трюк настолько очаровал прессу, что Морган твердо решил придумать еще какой-нибудь занятный ход. В этом году шоу должно было идти задом наперед: начаться с выхода модельера к публике и показа великолепных бальных платьев, а завершиться повседневной одеждой в спортивном стиле.

Оркестр громоподобно заиграл «Спейс оддити» , и на сцену вышел Рольф, сорвав бурю аплодисментов. Он вернулся за кулисы с букетом роз, сияющий и полный энергии. Шайлер увидела, как Сайрес, ведущий шоу, повел Блисс в начало шеренги. Черное кружевное платье с корсетом было гвоздем программы, завершающим показ, но теперь, в соответствии с идеей модельера, оно его открывало. Шайлер помахала Блисс рукой, чтобы подбодрить подругу. Она знала, что Блисс до сих пор немного побаивается подиума, — и действительно, та сейчас напоминала испуганного жеребенка, и ее руки, лежащие на бедрах, чуть-чуть дрожали.

Блисс вернулась несколько минут спустя; на лице ее сияла улыбка облегчения.

— Там просто сумасшедший дом какой-то! — выпалила она, обращаясь к Шайлер, прежде чем ее стремительно увлекли прочь, переодеваться в другой наряд.

Шайлер улыбнулась в ответ и подумала, что будет рада, когда все это закончится и она наконец-то сможет снова надеть собственную одежду: мужскую оксфордскую рубашку, черные леггинсы и ботинки с раздвоенным каблуком, которые она отрыла в секонд-хенде.

Девушки в готических прогулочных платьях вышли на подиум, и Сайрес провел Шайлер вперед. Она должна была идти следующей.

— Не забудь: когда дойдешь до конца подиума — одна поза, вторая поза, бам! — и возвращаешься обратно.

Шайлер кивнула. Она глубоко вздохнула и вышла из-за кулис. Подниматься на подиум — это было все равно что подниматься на луну. Ты выходишь из безобразной реальности закулисья, заполненной болтовней, английскими булавками, мешаниной одежных стоек и распотрошенных коробок с аксессуарами под яркий белый свет сцены и слепящие вспышки сотен фотоаппаратов.