– Это ужасно, – прошептал Карлайль.

– Да, к несчастью, это известие убило его. После этого печального происшествия моя бедная жена никогда уже больше не улыбалась. Она беспрестанно винила себя в смерти отца и сама умерла преждевременно…

В этот момент вошел слуга и доложил, что обед подан. Графа вкатили в кресле в столовую, за ним следовал Карлайль. Как раз в эту минуту он увидел девушку, входившую в дверь с противоположной стороны комнаты. Адвокат мысленно спросил себя, земное существо стоит перед ним или это ангел. Она была олицетворением легкости и грации и отличилась той изумительной красотой, которую мы часто встречаем в мечтах или произведениях живописца, но очень редко в действительности. Черные блестящие локоны ниспадали на ее шею. На ней было белое кружевное платье, жемчужные браслеты украшали ее нежные руки. Взглянув на эту девушку, Карлайль принял ее за видение из лучшего мира и замер на месте.

– Леди Изабелла, моя дочь, будьте знакомы, – сказал граф.

Сели за стол. Граф Моунт-Сиверн разместился во главе, а девушка и мистер Карлайль – друг напротив друга. Адвокат не считал себя особым ценителем женской красоты, но эта девушка привела его в восхищение. Его поразили не столько ее изящные черты лица, нежный румянец и роскошные волосы, сколько кроткое выражение мягких черных глаз. Никогда женский взгляд не производил на него такого сильного впечатления.

– Я вижу, что ты уже приготовилась к балу, Изабелла, – заметил граф.

– Да, папа, я не хотела заставлять миссис Левисон ждать.

– Надеюсь, ты вернешься не очень поздно?

– Все зависит от мисс Вэн.

– О, теперь вошло в моду превращать ночь в день! Вот почему молодежь так быстро теряет свой цветущий вид.

Карлайль взглянул на румянец, пылавший на щеках молодой особы, и заметил, что они слишком свеж и ярок, чтобы скоро увянуть.

Когда обед закончился, вошла горничная. Она объявила, что карета подана.

– Веселись, мой ангел, – прошептал граф, когда дочь подошла поцеловать его. – Веселись, – повторил он, нежно прижимая ее к груди. – Пожалуйста, не забудь передать мисс Вэн, что я не желаю, чтобы она каждую ночь лишала тебя сна, который так необходим для здоровья. Мистер Карлайль, будьте добры, позвоните. Я не могу проводить дочь до кареты.

– Если вы позволите, граф, это сделаю я, – пробормотал Карлайль, немного сконфузившись.

Граф поблагодарил его, а девушка улыбнулась. Карлайль предложил ей руку, и они стали спускаться по широкой, ярко освещенной лестнице. Он помог леди Изабелле устроиться в карете, и она, протянув руку, искренне пожелала ему доброго вечера. Карета умчалась, и Карлайль вернулся к графу.

– Не правда ли, она хороша? – спросил лорд Моунт-Сиверн.

– Более чем хороша, – ответил Карлайль с жаром.

– Да, мне рассказывали, что на прошлой неделе она произвела фурор при дворе. Но важнее всего то, что она так же добра, как и прекрасна.

Граф говорил правду. Природа одарила Изабеллу не только красотой, но и нежной, возвышенной душой. Она нисколько не походила на высокомерных светских дам. Изабелла была робка и чувствительна, благородна и внимательна ко всем.

Карета леди Изабеллы остановилась перед домом миссис Левисон. Это была почтенная особа лет восьмидесяти, очень строгая в обращении. Когда девушка вошла в гостиную, хозяйка дома вела оживленную беседу со своим внуком – капитаном Фрэнсисом Левисоном, двоюродным братом мисс Вэн. Мало кто мог соревноваться с ним в умении казаться искренним и очаровательным; мало кто был так эгоистичен и пуст в глубине души. Он считался наследником старого и богатого сэра Питера Левисона, и потому общество прощало ему все недостатки.

– Леди Изабелла Вэн, – громко произнесла старушка, заметив гостью, – позвольте представить вас капитану Левисону.

Раскланявшись, Изабелла, еще не привыкшая к светским обычаям, смутилась и покраснела под восхищенным взглядом молодого гвардейца.

– Какой хорошенький у вас крестик, дитя мое! – воскликнула миссис Левисон, когда Изабелла подошла к ней проститься, перед тем как ехать с мисс Вэн на вечер. – Эти семь изумрудов, оправленные в золото, очень красивы.

– Да, – согласилась девушка, – этот крестик мне очень дорог – мама подарила мне его перед смертью. Хотите взглянуть? – прибавила она, снимая с себя драгоценность. – Я надеваю его только по очень важным случаям.

В тот вечер Изабелла в первый раз ехала на бал к герцогу. Неопытной девушке это казалось очень важным событием.

– Я только сейчас заметила, что на вас ничего нет, кроме этого крестика и жемчужных браслетов! – воскликнула мисс Вэн. – Почему вы не надели бриллианты?

– Я надела, но потом сняла, – пролепетала Изабелла, улыбаясь и краснея.

– Почему же?

– Я подумала, что все решат, будто я их надела для того, чтобы произвести впечатление.

– Понимаю, – с насмешкой заметила мисс Вэн, – вы желаете причислить себя к тем, кто презирает наряды. Могу уверить вас, леди Изабелла, что это самый утонченный способ произвести эффект.

Эта колкость нисколько не оскорбила Изабеллу; она лишь подумала, что леди Вэн пребывает в дурном расположении духа. И это действительно было так: девушку, очевидно, возмущало внимание, которое капитан Левисон оказывал ее гостье.

– Возьмите свой крестик, дитя мое, – сказала старушка, – он очень хорошенький и идет вам гораздо больше, чем все бриллианты мира. С вашей внешностью вы не нуждаетесь в украшениях, что бы там ни говорила мисс Вэн.

Фрэнсис Левисон взял крестик из рук своей бабушки, но он выскользнул у него из рук. Наклонившись, чтобы поднять его, капитан нечаянно наступил на него, и тот разломился пополам.

– Какое несчастье! – воскликнула миссис Левисон. – Как же это случилось?!

Изабелла стояла с поникшей головой; ей казалось, что ее сердце также разбито. Она взяла сломанный крестик, прижала его к губам, и невольные слезы полились из ее глаз.

– Ну, стоит ли расстраиваться из-за такой безделицы? – с нетерпением сказала мисс Вэн.

– Его можно починить, милая, – вмешалась миссис Левисон.

Глотая слезы, Изабелла добродушно обратилась к капитану:

– Не упрекайте себя, к тому же миссис Левисон говорит, что его можно починить. – С этими словами она снова надела цепочку.

– Как, неужели вы отправитесь на бал в этой тонкой золотой цепочке? – воскликнула мисс Вэн.

– Если мне что-нибудь скажут, я объясню, что мой крестик сломался, – возразила Изабелла.

Будучи не в силах сдержать гнев, мисс Вэн расхохоталась, а потом язвительно проговорила:

– Все подумают, что у дочери лорда Моунт-Сиверна распроданы даже бриллианты.

Изабелла улыбнулась.

– Послушай, Эмма, – заволновалась старушка, – если вы хотите ехать на бал, то пора отправляться.

Фрэнсис Левисон подал Изабелле руку. Таким образом, в тот вечер ее во второй раз провожал до кареты незнакомец. Мисс Вэн, оставшись без кавалера, последовала за ними.

– Прощайте, – сказала она холодно капитану, когда они спустились по лестнице.

– Я с вами не прощаюсь, потому как надеюсь попасть на бал.

– Как? Но вы ведь говорили, что собираетесь провести этот вечер с друзьями?

– Да, но я передумал. До свидания, леди Изабелла.

Как только карета отъехала, мисс Вэн с досадой произнесла:

– Воображаю, как вы будете хороши с этой тоненькой цепочкой на шее!

– Что за беда! Сейчас меня больше всего занимает мысль о моем сломанном крестике. Мне кажется, это дурное предзнаменование.

– Дурное предзнаменование?

– Да, мама подарила мне этот крестик перед смертью. Она говорила, чтобы я берегла его, как талисман, и обращалась к нему в самые тяжелые минуты жизни, когда что-нибудь огорчит меня и я буду нуждаться в совете и утешении. И вот теперь он сломался…

– Опять слезы! – проворчала мисс Вэн. – Я не могу представить герцогине Дардфорд девушку с такими красными глазами. Если вы не перестанете плакать, я поеду на бал одна.