Она не ждала ничего от этой встречи. Точнее, запретила себе ждать. Только одно. Он уезжает на три месяца. Просто… просто на прощание. Чтобы помнить. Чтобы он помнил. Чтобы самой…
И когда, спустя несколько минут после первого жадного раза, едва у них обоих выровнялось дыхание, его рука скользнула к внутренней поверхности ее бедра, она сжала ноги и перехватила его ладонь.
— Не надо.
— Почему?
— Не хочу.
— Люба… Что я сделал не так? Тебе же нравится… Пожалуйста, — теплое дыхание прямо на ухо, тело мгновенно покрывается мурашками и почти нестерпимое желание развести бедра и позволить ему дать ей то, чего она хочет. Он прав! Хочет. И боится. Боится дать ему слишком большую власть над собой. Каждый раз, когда она так отдается ему, словно какая-то часть ее переходит ему. С каждым разом все больше и больше ее принадлежит ему. И это пугает, реально пугает. Потому что она не представляет, что с этим делать. И как с этим жить, особенно в свете того, что было совсем недавно. И из-за перспектив его скорого отъезда. Нет, инстинкт самосохранения берет верх над собственным вожделением.
— Я не могу.
— Почему?! Ты сердишься на меня? Все еще сердишься?
— Не в тебе дело.
— А в ком?!
— Во мне, — она прячет лицо ему в шею, чтобы он не видел. Не прочитал в глазах что-то, чему она и сама не может дать названия.
— Что случилось, Любава? Что изменилось? Почему?
— Я… — она вздыхает. — Ник, я… Ну, просто, мне нужен настрой и… Мне и так было очень хорошо.
— Люба…
— Правда, все в порядке, — оплетает его руками, ногами. — Давай просто полежим так, ладно?
— Ладно, — со вздохом соглашается он.
Провожать она его не поехала. С чего бы? Лишь за полчаса до времени вылета отправила смс-ку: «Удачного полета». Ответ пришел традиционный: «Спасибо». Пусть летит. В Африку. К черту. К памятнику Пушкину! К крокодилам и бегемотам! Она обойдется прекрасно без него. Подумаешь, три месяца. Подумаешь, одно лето. Как долго. Как же это бесконечно долго.
Глава тринадцатая, в которой на авансцену выходят, по заказу публики — фигура третья, разлучная, а затем Денис Валентинович Батюшко
Первое время она надеялась, что они будут общаться хотя бы виртуально. Но Ник бывал он-лайн редко, набегами.
— Тут кошмарный африканский интернет. Работает на магии вуду, по-моему. И на человеческих жертвоприношениях. И времени реально нет. Я один на пятьдесят детей в среднем. Ничего не успеваю.
…
— Не зря заставляют делать прививку от желтой лихорадки.
— Ты заболел?!?
— Нет. Пока ничем не заболел, но самочувствие так себе. Господи, Любка, здесь такая грязь, знала бы ты…
— Да? — ну что она может еще сказать.
— Они вообще не знают, что такое гигиена. Это другая планета. Черт! Опять. Все, убежал.
…
— Мне дали африканское имя. Теперь я Тэкле-Никос.
— Ну, здравствуй, Тэкле.
— Привет. Научил санитара Фикаду ругаться матом.
— По-русски?!
— Они не понимают, что значит: «Operating room urgently». А когда я ору: «Бегом, на х*й, бл*дь!» — хоть как-то начинают шевелиться.
— Трудно?
— Очень. Все, исчез.
…
— Как дела, Тэкле?
— Принимал роды сегодня.
— Это же не твой профиль?!
— Никого это не интересует, по большому счету. Ну, так вышло, в общем.
— И… как?
— До сих пор в шоке.
— Страшно?
— Ой, погоди, я тут с Дарь Санной консультируюсь параллельно.
И все — офф-лайн.
…
— Ты там жив вообще?
— Условно. Хочу борща. Хочу овсянки. И аппарат УЗИ.
— Чего больше?
— Не знаю. Зато тут никакой бюрократии. Никто тебя не контролирует. Кроме Бога — так они считают.
— Ник… — она не знает, что ему сказать.
— Приходится полагаться только на собственные глаза и уши. У нас тут есть инфекционист Хабаров. Пьет страшно, но не в этом дело. Он мне все говорит: «Развивай клиническое мышление, Николай».
— Развивается?
— Семимильными шагами. Не расстаюсь с учебником по тропическим болезням. Хорошо, что взял с собой.
— Ник…
— Лучше тебе не знать, что такое муха Тумбу. Все, ушел. Извини.
И так целый месяц.
Один раз она не выдержала и написала ему в офф-лайн.
— Я понимаю, что тебе трудно. Я чувствую. Не знаю, захочешь ли ты это прочитать, но я скучаю по тебе. Очень.
Написала. Перечитала. Нет, не надо ему это видеть. Но палец дернулся на кнопке мышки. Сообщение ушло. Удалить не успела — как по заказу он-лайн. Ответил он через минуту.
— Спасибо, что сказала. Я тоже ужасно скучаю. И… мать их! Ушел.
…
— Дурак я. Опыта захотелось набраться. Романтики африканской. Набрался столько, что не унести.
— Жалеешь?
— Хочу домой. Но останусь до истечения срока контракта. Извини, что ною. Все, больше не буду.
— Ты не ноешь!
— Все, убежал.
…
Потом он будто втянулся, привык там. Сообщения стали еще реже. Сплошное «времени нет», «убегаю», «труба зовет». А затем у нее наконец-то случился запланированный и долгожданный отпуск, который она собиралась провести с Соней. Шенген, серебристый «Фольксваген Гольф» и две синеглазые брюнетки внутри. Трепещи, старушка Европа! Только вот настроение было не особо боевое. Но не подводить же Соню? Тем более, что они планировали совместный отпуск еще с осени. Ударить автопробегом по Бургундии, Оверни и Лангедоку. А потом — по Каталонии и Валенсии. Там, в Валенсии, и планировали недельку пожариться на пляже. А потом обратно — Каталония, Лангедок, Овернь, Бургундия, Париж. Отличный план. Еще бы с настроением что-нибудь сделать.
