— Так же иногда поступают люди, — царь улыбнулся, его зубы сверкнули белизной, оттененной на фоне смуглой кожи и темной бороды. — Мы тоже начинаем испытывать ярость, и мы улыбаемся, когда члены Совета берут на себя смелость указывать нам, как вести наши дела. — Он повысил голос: — Стража! Удалите этого человека.

— Но, сэр…

— Довольно.

Четверо гоплитов вывели врача. У самого выхода он попытался сопротивляться, но тщетно. Никто из его коллег в алых одеждах не решился выступить в защиту. Брасид с мрачным удовлетворением отметил это. Царь Кресфонт знает, в чем заключается его реальная сила. В нас, воинах.

— Лейтенант-коммандер Граймс!

— Ваше величество?

— Мы приняли решение позволить вам провести инспекцию. Ты и твои офицеры — и люди, и выходцы с Аркадии — могут покидать корабль, при условии, что вы будете ставить в известность капитана Диомеда и передвигаться в сопровождении нашего эскорта. Это ясно?

— Совершенно ясно, Ваше Величество. Мы увидим только то, что нам позволят увидеть.

— Ты правильно понял. А теперь Нам предстоит обсудить ряд вопросов с членами Совета. Удалитесь.

Граймс отсалютовал и вместе с Маргарет Лэзенби неторопливо направился к выходу. Брасид шел следом за ними. Когда они миновали двери, к ним присоединились воины, сопровождавшие их ранее до самого зала.

Когда они покинули дворец и шли к ожидавшей их машине, Граймс спросил:

— Брасид, а что станет с врачом? Тем, которого вывели из зала.

— Вероятно, его обезглавят. Ему повезло.

— Повезло?!

— Да. Если бы он не был врачом и членом Совета, ему бы отрубили руки и ноги, а потом выбросили умирать на склоне холма, там, куда выбрасывают исключенных детей.

— Вы шутите, Брасид! — воскликнул Маргарет Лэзенби.

— Шучу? Конечно, нет.

Обитатель Аркадии обернулся к Граймсу:

— Джон, неужели мы не можем ничего сделать?

Граймс покачал головой:

— Что бы мы ни сделали, это приведет к гибели куда большего числа людей. Кроме того, мы получили строгий приказ не вмешиваться.

— Это очень целесообразно, — горько заметил Маргарет Лэзенби. — Один человек должен умереть во имя блага людей.

— Осторожнее, Мэгги, здесь могут быть «жучки». Вспомни, что мы не являемся членами Совета.

— Звучит как слова древнего морского офицера. Я часто думаю, что эпоха «дипломатии канонерок» может дать массу материала для размышлений.

По дороге в космопорт никто не проронил ни слова. Брасид понял, что оба чужака потрясены, услышав об участи, которая ожидает Павсания. Но почему? Этого Брасид не мог понять. Безусловно, в их мире — и в любом мире — дерзость по отношению к царю должна быть наказана быстро и сурово. И тем более странно, учитывая, что врач выступал против них, а не в их поддержку.

Машина ехала по городским улицам, впереди двигалась одна из колесниц, расчищая дорогу, вторая замыкала группу. Кругом собралась толпа зевак похоже, весть о присутствии инопланетян в городе разнеслась быстро. Все — и спартиаты, и илоты — с неприкрытым любопытством разглядывали обитателя Аркадии.

Маргарет Лэзенби передернула плечами.

— Джон, мне не нравится эта планета — совсем не нравится. Не раз говорили, как хорошо оказаться единственной женщиной в мире мужчин. Я так не думаю. Меня словно раздевают десятки глаз. Ты знаешь, я боялась, что царь и впрямь прикажет мне раздеться.

— Не понимаю, почему это тебя беспокоит, — ответил Джон Граймс. — Я думал, что на Аркадии вас воспитывают истинными нудистами.

— Я тоже не понимаю, почему это его смущает, — подтвердил Брасид. — Если, конечно, он не стесняется своего уродства.

Маргаретлэзенби взорвался.

— Начнем с того, сержант, что я не урод. Во-вторых, правильно говорить обо мне, употребляя местоимения «она» и «ее». Вам ясно?

— Эти местоимения употребляются по отношению к инопланетянам, которые отличаются… формой тела? — поинтересовался Брасид.

— Да. И еще, в качестве личного одолжения: Вы не могли бы в дальнейшем воздержаться от замечаний по поводу формы моего тела?

— Хорошо, — кивнул Брасид, но не удержался от комментария: — На Спарте нет деформированных.

— В физическом смысле — безусловно, — парировал Маргарет Лэзенби, после чего воцарилась напряженная тишина, которую не нарушил никто, вплоть до прибытия в космопорт.

Брасид покинул космонавтов у ограждения и отправился в здание службы безопасности. Он нашел Диомеда в офисе, шумно поглощающим свой обед. Капитан службы безопасности махнул ему рукой, указывая на еду и питье, стоявшие перед ним на столе:

— Угощайся, юноша. И рассказывай. Но только самые важные детали. Я уже знаю, что царь позволил Джонграймсу и его экипажу проводить исследования. Мне сообщили, что Павсаний лишился головы. А каковы твои впечатления?

Брасид с удовольствием налил себе кружку пива. Офицерам давали более крепкие напитки, чем рядовым гоплитам и даже сержантам. Брасид надеялся: придет день — и он, наконец, сможет наслаждаться этим достойным питьем в открытую. Брасид жадно хлебнул, а потом сказал:

— Забавный, наверное, мир, из которого они прибыли. Для начала: похоже, у них нет никакого почтения к царю. Конечно, они держались вежливо, все делали и говорили правильно, но… Я чувствовал, что они на самом деле смотрят на него свысока. А еще… они были потрясены, сэр, по-настоящему потрясены, когда я сообщил им, что будет с Павсанием. В это трудно поверить.

— При моей работе вообще редко приходится кому-нибудь и во что-нибудь верить. Но продолжай.

— Этот Маргаретлэзенби, аркадец. Она, кажется, испытывает ужас от мысли о том, чтобы раздеться.

— Как ты сказал? Она?

— Да, сэр. Она сказала мне, что к представителям ее расы надо обращаться именно так. Вы знаете, мне это почему-то показалось правильным.

— Продолжай.

— Помните, сэр, мы видели картину в кабине коммандера-лейтенанта Граймса — сцену на берегу в Аркадии? Там все были обнажены.

— Хм… И ты обратил внимание, что на той картине людей и аркадцев примерно поровну. Довольно неприятно сознавать, что ты — единственный, кто хуже других. Быть хуже других и при этом составлять явное меньшинств — это уже слишком. Его — ее — слова могли быть порождены этим чувством. Но, Брасид, как об этом зашла речь?

— Когда мы возвращались в порт, она сказала, что чувствует себя, словно все люди раздевают ее глазами. (Почему она вызывает у людей такое желание? Я и сам не раз ловил себя на мысли, что хочу увидеть ее без одежды.) И она сказала, что боялась, не прикажет ли царь Кресфонт снять форму перед ним и перед Советом.

— У людей иногда бывают весьма причудливые фобии. Ты, конечно, слышал о Телекле?

— Лидийский генерал?

— Он самый. Очень храбрый человек, это видно из его послужного списка. Но стоит гарпии влететь в его палатку, он готов обмочиться со страху, Диомед взял кость с изрядным куском мяса и задумчиво уставился на нее. — Так что не стоит думать, что этот аркадец проявляет исключительно нечеловеческие реакции, — Диомед сально улыбнулся. — Она может быть более человечной, чем ты можешь вообразить.

— Что Вы имеете в виду, сэр? Что Вам известно? Диомед махнул костью в сторону сержанта.

— Только то, что мне рассказывают мои офицеры. Поскольку я всего лишь глава службы безопасности, мне вообще никто ничего не говорит. Кстати, ты напомнил мне: я кое-что должен тебе сообщить. Твой маленький друг Ахрон все утро тебе названивал — прямо сюда, в офис, хотел с тобой поговорить, капитан помрачнел. — Я не хочу, чтобы ты отвергал его — по крайней мере сейчас. Даже ради нового приятеля по играм.

— Какой еще новый приятель, сэр?

— О, не бери в голову. Просто перезвони Ахрону, вот и все. Пришельцы пришельцами, а нам еще нужно выяснить, что происходит в яслях. Хотя, как я уже говорил — полагаю, ты с этим согласишься — мне кажется, что тут есть какая-то связь.

— Но, сэр, разве не проще будет провести там рейд?