— В том-то и дело, что Рогов не хочет ждать проверки.

— Понимаю его, — усмехнулся Беридзе. — Он хочет строить быстро, тогда как вы, видимо, слишком медлительный человек.

— По-вашему, мне надо отступиться? Так, что ли?

— Нет, ни за что! Отступать не разрешаю! — закричал Беридзе. — Надо заставить Рогова признавать авторитет инженера участка.

— Так помогите мне укрепить мой авторитет!

— Согласен помочь. Но не хочу быть вашей нянькой. Тогда уж наверняка он перестанет с вами считаться. Сами завоевывайте себе авторитет. Настаивайте на своем, деритесь. Однако не теряйте здравого смысла. Ваши споры не должны замедлять темпов постройки...

Закончив переговоры, Беридзе выключил селектор и принялся набивать табак в большую трубку.

— Ему трудно с Роговым, — сказал Алексей. — Прибытков академичен и больше предрасположен к проектной работе. Рогов же вообще, как я заметил, склонен преуменьшать роль инженеров в строительстве.

Беридзе поднял сердитые глаза на Алексея, словно только сейчас заметил его.

— Что это значит, товарищ Ковшов? Почему я должен расходовать на вас столько времени? То вы вовсе отсутствуете, то вас не дозовешься. Что это за манера не отвечать на телефонные звонки? — Беридзе выложил все это разом. В подобных случаях он переходил с «ты» на «вы».

— Я вас слушаю, — сказал Алексей.

— Вот вы все слушаете, жаль, толку от этого мало. Генеральный проект у вас совсем не двигается.

— Почему так считаете? — возразил Ковшов. — По- моему, двигается.

— Только по-вашему! — фыркнул Беридзе.

— Позвольте доложить, — спокойно сказал Алексей, уставив серые глаза в искаженное гневом лицо Беридзе.

— Я недоволен, совершенно недоволен, — бормотал главный инженер, а сам с любопытством смотрел на листы ватмана, разложенные перед ним Ковшовым.

— Расчет подтвердил возможность обойтись одной станцией на материке, если идти по левому берегу, — докладывал Алексей.

— Я и не сомневался в этом. Для меня лично расчет и не нужен,— Беридзе небрежно отбросил лист, но не прежде, чем пробежал его глазами. — Меня интересует пролив.

Алексей подробно рассказал, что делает по проливу. Беридзе увидел Петькин чертеж с перечеркнутым расчетом и снова рассердился.

— Я неудовлетворен. С проливом у вас полная остановка. — Он приподнялся и оперся руками о стол. — Вы даже и не подошли к решению вопроса о траншее.

— Подскажите, в каком направлении решать задачу траншеи?

— Почему я должен подсказывать? — Беридзе взмахнул рукой, шуба сползла с его плеч, он ее не поднял. — Вы сами не мозгуете, ждете, пока я подскажу да расскажу. Один я всего не придумаю. Заставьте работать своих инженеров, они у вас бездельничают. Даже в мирное время не рекомендовалось получать незаработанные деньги.

— Кого имеете в виду? — быстро спросил Алексей. — Только укажите конкретно и справедливо. На мой взгляд, люди трудятся много и добросовестно.

— Тополев, на ваш взгляд, работает много и добросовестно?— крикнул Беридзе. — Старый саботажник!

— Это уже не огульное обвинение. Только с Тополевым я ничего не могу сделать. Я вам говорил о нем несколько раз.

— Нечего мне говорить об одном вздорном старике несколько раз! Извольте сами справляться со своими подчиненными. Не можете добиться от него настоящей пользы — отправьте в отдел кадров, пусть его уволят по какой-нибудь статье «г», без выходного пособия. У нас не приют для престарелых бездельников.

Алексей молчал, понимая, что возражения бесполезны. Конечно, маститого инженера нельзя было отправить в отдел кадров, тем более уволить.

— Представьте, что получается! — продолжал возмущаться главный инженер. — Проект задерживает всё строительство, а в это время начальник производственного отдела занимается посторонними вещами и покрывает своего заместителя.

— Я не занимаюсь посторонними вещами и совсем не покрываю Тополева.

— Я заходил к вам в половине девятого, вас не было и в помине. Вы, как чиновник, являетесь на работу тютелька в тютельку в предуказанное время!

— Я был на всевобуче и пришел на работу без пяти девять.

— Вот-вот, у вас много занятий, не имеющих отношения к делу. Я могу освободить вас от всевобуча.

— Зачем же? Разве я лучше или хуже других? И всевобуч не помеха для работы.

— Живая помеха сидит в вашем же кабинете. Когда я завел с Тополевым разговор, мне стало ясно, что он совершенно не в курсе дела. Вы не вовлекаете его в работу.

Ковшов переждал новую вспышку и заметил:

— Тополев заслуживает особого подхода. Все мы в нем заинтересованы, а подойти к нему не сумели. Не надо забывать, человеку шестьдесят лет.

— Барышня в пышном газовом платье! Нужен особый подход, чтобы на подол не наступить! — съязвил Георгий Давыдович.

— По отношению к нему мы допустили серию бестактностей, — продолжал Ковшов. — Вы его распекли при первом же знакомстве — раз. Назначили ко мне заместителем, не поговорив с ним, — два. Я посадил его в свой кабинет и заставил сидеть против себя, как мальчика, — три. В стенгазете его обидели — четыре... Сказать по правде, сейчас я бы не возражал, если бы у меня его забрали. Он меня стесняет. Гипнотизирует сердитыми глазами, нюхает зеленый табак и молчит, как камень. Пытался с ним поговорить серьезно — не вышло, он оборвал меня и высказался в таком роде: «Я свой план в жизни выполнил. Посмотрю, какой показатель будет у вас...»

— Не хочу больше слушать о нем! — сказал Беридзе. — Можете хоть под стеклянный колпак его поместить, как редкий вид кактуса. Я вас позвал не из-за него.

Во время разговора главный инженер трогал бумажные листки, наколотые булавками по большой схематической карте строительства. Это у него была своя памятка-картотека. На листках записывались самые важные вопросы. Тот или иной листок не снимался с карты, пока обозначенный на нем вопрос не был решен. Алексей вспомнил, какой шум произошел на днях из-за листков Беридзе: новая уборщица, посчитав их за мусор, побросала в корзину.

Георгий Давыдович уловил усмешку в глазах Алексея и сказал с неприязнью:

— Надо быстрее заканчивать работу над проектом. Меня Залкинд сегодня предупредил: предстоит бой с Грубским у краевого начальства. Я намерен лично проверить наши основные предположения. В ближайшие дни отправлюсь на трассу. Весь спорный материковый участок пройду на лыжах, прощупаю и левый, и правый берег. Лучше, если вы пойдете со мной. Могу, разумеется, обойтись и без вас.

Он вопросительно посмотрел на Алексея. Зазвонивший телефон не дал Алексею ответить.

— У меня, пожалуйста, — сказал Беридзе и передал трубку Ковшову.

— Здравствуйте, молодой человек, с праздником вас! — послышался глуховатый голос Залкинда, и Алексей невольно подумал, что в самом голосе парторга кроется доброта. — Очень занят сейчас?

— Обыкновенно. Не очень.

— Сможешь зайти?

— Сейчас зайду.

Положив трубку, он ждал продолжения разговора с Беридзе. Алексей чувствовал: Георгий Давыдович хочет сказать ему нечто важное.

— Идите, вы свободны, — поднялся Беридзе.

— Вы хотели что-то сказать...

— Ступайте к Залкинду,— настойчиво повторил Беридзе. — Вы обещали сейчас же придти. Не ждать же ему нас!

Беридзе набросил шубу на плечи, сел и уткнулся в бумаги. Не понимая причины его раздраженности, Ковшов постоял с минуту. Но Беридзе перестал, казалось, его замечать.

У Залкинда сидел Грубский. У него был праздничный вид в новом безукоризненном сером костюме и сером джемпере, из-под которого виднелись белоснежная сорочка и шелковый галстук. Его грудь украшал орден «Знак почета». Залкинд был тоже при орденах — Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды и тоже одет по-праздничному. Ковшову стало неловко за свой обычный будничный костюм.

— Садись, Алексей Николаевич, — предложил Залкинд, крепко пожал руку Ковшову и повернулся к Грубскому. — Слушаю вас.