Если говорить о попытках спецотдела организовать экспедиции в Тибет, то здесь нужно отметить важный момент. Руководство СССР, а без санкции членов правительства такие экспедиции не могли бы состояться, было заинтересовано в проникновении на территорию Тибета, Индии и Афганистана с геополитической точки зрения. Оккультизм служил лишь «прикрытием» для проведения такой экспедиции. Главный и традиционный противник нашей страны в этом регионе, Англия всячески препятствовала усилению влияния Москвы. Предполагалось, что группа «сумасшедших» ученых-энтузиастов, занятых поисками Шамбалы, будет привлекать меньше внимания, чем финансируемая государством научная экспедиция.

Мало кто знает, что в 1923–1926 годах ОГПУ совместно, опять же, с Наркоматом иностранных дел организовало экспедицию в Монголию и Тибет. Ее главным сенсационным результатом стало открытие беспрецедентного количества захоронений аристократии хунну (конец I в. до н. э. – начало I в. н. э.) в горах Ноин-Ула. Древний кочевой народ хунну населял степи к востоку от Китая. Именно из-за постоянных набегов этих кочевников императоры Поднебесной империи возвели Великую китайскую стену. О существовании самого народа до сенсационных открытий Козлова ничего не было известно.

Этого археолога, путешественника и этнографа сложно причислить к категории мистиков. Профессиональным путешественником и исследователем Тибета и Монголии он стал еще в последние годы XIX века. В 1910 году Петр Кузьмич Козлов получил большие золотые медали от географических обществ, английского и итальянского. Так зарубежные коллеги отметили его сенсационное открытие засыпанного песком города Хара-Хото, который находился в центре Монголии, в низовьях реки Эцзин-гола.

В 1922 году советское правительство приняло решение об экспедиции в Центральную Азию. Во главе экспедиции – Петр Кузьмич Козлов. Они исследовали верхний бассейн реки Селенги и в южной монгольской полупустыне, в горах Ноин-Ула, провели раскопки более двухсот курганов. На вершине Ихэ-Бодо в Монгольском Алтае, на высоте около трех тысяч метров, экспедиция открыла древний ханский мавзолей. Но самое удивительное из открытий удалось сделать в горах Восточного Хангая, где была найдена усыпальница тринадцати поколений потомков Чингисхана. Дальше планировалось посетить Лхасу, но британцы сделали все, чтобы не допустить русских в столицу Тибета.

Умер Петр Кузьмич Козлов собственной смертью в 1935 году в возрасте 72 лет.

Так что и аналогичная экспедиция по проникновению в Индию и Тибет, организованная спецотделом, тоже носила скорее научный и политический, чем оккультный, характер.

С полным основанием можно утверждать, что создание спецотдела – полезное, дальновидное решение, принесшее пользу не только советским спецслужбам, но и различным отраслям народного хозяйства, обороноспособности государства, развитию науки.

О проводившихся исследованиях знал не только Глеб Бокий, но и руководство ВЧК – ГПУ, и даже отдельные руководители страны.

Вот что, в частности, написал нарком иностранных дел Георгий Чичерин в своем заключении для Политбюро 1 августа 1925 года:

«Некто Барченко уже 19 лет изучает вопрос о нахождении остатков доисторической культуры. Его теория заключается в том, что в доисторические времена человечество развило необыкновенно богатую культуру, далеко превосходившую в своих научных достижениях переживаемый нами исторический период. Далее он считает, в среднеазиатских центрах умственной культуры, в Лхасе, в тайных братствах, существующих в Афганистане и тому подобных, сохранились остатки научных познаний этой богатой доисторической культуры. С этой теорией Барченко обратился к тов. Бокию, который ею необыкновенно заинтересовался и решил использовать аппарат своего Спец. Отдела для нахождения остатков доисторической культуры. Доклад об этом был сделан в Коллегии Президиума ОГПУ, которое точно так же чрезвычайно заинтересовалось задачей нахождения остатков доисторической культуры и решило даже употребить для этого некоторые финансовые средства…»[64]

Поясним, что речь идет о специально сформированной группе из ученых самых разных специальностей. Все они формально находились в подчинении заведующего лабораторией спецотдела Евгения Гопиуса, который возглавлял 7-е отделение (лабораторию) и числился заместителем Глеба Бокия по научной работе. Да и занимались эти люди не только вопросами оккультизма, но и множеством других вещей. Например, разработкой специальных технических средств для негласного получения информации («жучки», средства радиоразведки и т. п.).

После ликвидации спецотдела вопросами криптографической связи занимались сотрудники 9-го отдела ГУГБ НКВД СССР (декабрь 1936 года – март 1938 года, до ареста ими руководил Глеб Бокий), секретно-шифровального отдела НКВД (март – июнь 1938 года), 3-го спецотдела НКВД (июнь – сентябрь 1938 года), 7-го отдела ГУГБ НКВД (сентябрь 1938 года – февраль 1941 года), 5-го отдела НКГБ (февраль – июль 1941 года), 5-го спецотдела НКВД (июль 1941 года – ноябрь 1942 года), 5-го управления НКВД (ноябрь 1942 года – апрель 1943 года), 5-го управления НКГБ (апрель 1943 года – май 1946 года), 6-го управления МГБ (май 1946 года – ноябрь 1949 года), в 1949–1953 годах – Главного управления специальной службы ЦК партии, в 1953–1954 годах – 8-го управления МВД, в 1954–1991 годах – 8-го Главного управления КГБ.

Сотрудники спецотдела регулярно проверяли соблюдения требование ведения секретного делопроизводства, организации внутриобъектового и пропускного режима, а также надежности инженерно-технических средств защиты.

Сам начальник спецотдела рассказывал о случае, произошедшем с будущим наркомом иностранных дел Литвиновым в 1922 году:

«Я сказал Литвинову, что у него плохо охраняется комната, где находится сейф с секретными документами, и кончится тем, что их у него свистнут… Литвинов расхохотался, тогда я предложил ему пари на бутылку французского коньяка, что я у него документы из сейфа выкраду.

Ударили по рукам. После этого он поставил у дверей комнаты, которая раньше не охранялась, часового. Но все равно, конечно, мои люди залезли в комнату, вскрыли сейф и забрали документы. Я посылаю эти документы Литвинову и пишу ему, чтобы прислал проигранный коньяк. И представьте себе: на другой день мне звонит Ленин и говорит, что к нему поступила жалоба Литвинова, что я взломал его сейф»[65].

Оговоримся сразу, чекисты крайне редко позволяли себе такие выходки. Обычно процедура проверки носила официальный характер. Чекисты просто проверяли соблюдение всех требований нормативных документов в сфере организации секретного делопроизводства, внутриобъектового и пропускного режима, организации шифровальной работы и т. п. А свою способность добывать документы из запертых и опечатанных сейфов, не оставляя при этом следов, они в течение всего периода существования Советского Союза доказывали, когда тайно проникали на территорию иностранных дипломатических миссий.

Начиная с 1923 года руководство страны начало принимать жесткие меры по соблюдению требований организации шифровальной связи во всех без исключения учреждениях Советского Союза. Так, 15 марта 1923 года всем местным прокурорам была разослана шифротелеграмма отдела прокуратуры Наркомата юстиции, где говорилось о строгом соблюдении инструкций шифрорганами:

«Никаких разговоров о шифре с кем бы то ни было недопустимы без исключения. Виновные в нарушении этого будут привлекаться к ответственности, вплоть до предания суду».

Кроме этого, служащим, имевшим отношение к шифрорганам, запрещалось посещать иностранные миссии, представительства, торговые консульства и организации Помгола (Помощь голодающим), а также иметь знакомства с сотрудниками этих органов. В случае наличия родственников или знакомых в иностранных миссиях работники шифрорганов должны были сообщить об этом в шифровальные отделения по месту работы. Нарушители требований циркуляра привлекались к «ответственности по всей строгости революционного закона».