— Наивно полагать, что наша жизнь — есть вечное сражение со злом, с несправедливостью и низостью, но и столь же нелепо быть чересчур доверчивым и верить, что все вокруг друзья — ведь тогда нас просто убьют…

Покемон почувствовал, как что-то буквально ворвалось внутрь его существа… это как внезапная пощечина от горячо любимой подруги:

— Да. — отозвался Мьюту и пожал руку…

Комната давно погрузилась во тьму, лишь кое-где мерцали слабые огоньки свечей, да их отблески на чугунных канделябрах появлялись и исчезали, загадочно посверкивая в мягкой мгле. Самое тёмное время суток. Темноволосый юноша, приподнявшись на локте, чутко прислушался. Тишина. Он не мог сказать, что его разбудило. Может быть, едва заметное касание сквозняка, может быть, чей-то хриплый смех, влетевший в окно, словно из другого мира — окружение казалось словно выдернутым из реальности, оно как будто плыло по волнам, ощущение лёгкого покачивания не оставляло. Уэйн почти не удивился, осознав, что в комнате он совершенно один. Он сел и, обхватив голову руками, беззвучно застонал. Достаточно гордый, он уже жалел о том, что слабость опять взяла верх. Тихо встав, он потянулся к старому креслу — качалке. Первая попытка была неудачной, рука беспомощно упала вниз; тренер совершил следующий рывок и ухватился кончиками пальцев за джемпер, что был аккуратно повешен на спинку, — но рука вновь соскочила вниз. Лишь на третий раз, едва оторвавшись от простыни, он стянул кофту за рукав. Несколько минут спустя он уже выходил из комнаты. В одном из номеров дальше по коридору горели свечи — тёплый жёлтый свет лучом разрезал тьму, полукругом ложась на пол. Он безмолвно застыл на пороге. Кичум читал. Де Зон готов был поклясться, что от него не укрылось беззвучное появление тренера ярости. Ментал не поднял головы, ничто не изменилось в его лице, в его взгляде. Он молча и безразлично перевернул страницу. Уэйн закрыл глаза. Он вдруг с ужасающей ясностью понял, что этот, напротив, теперь даже и не вспомнит о том, что когда-то они были близкими друзьями. Он в очередной раз обманул себя. Неслышно шагнув в тень, тренер пошел прочь.

Рассвет был непривычно алым, словно весь румянец, так и не выступивший на бледных щеках, проявился в прозрачном утреннем небе. Закрыв дверь в трактир, тренер прислонился к ней спиной, досадливо переплетая пальцы. Опять. Некоторое время спустя, провел ладонями по сухим щекам. Поддаваясь странному желанию стереть здесь все следы своей жизни, чтобы найти место для своей новой, он почти яростно проводил утреннюю тренировку, — упражнялся во владении кинжалом, темным подарком и настоящим проклятием неистовой силы. К полудню изменилось всё, даже запах: вместо какой-то противной влажности нос щекотали ароматы промерзшего снега, утреннего домашнего завтрака и почти неуловимый запах мяты. Пинок в дверь внёс в ряд машинальных действий некоторое разнообразие… Какая-то девушка резко развернулась к двери и ехидно заметила:

— Дверь открывается в другую сторону.

Де зон пошел навстречу, не смутившись, высказывал честное и глубоко нецензурное мнение о неправильных дверях, о тех, кто эти двери ставит и о тех, кто таких идиотов рожает. И только после этого соизволил занять свободное место за общим столом, — несколько тренеров помладше, как можно незаметнее, отодвинулись подальше. Двое мужиков с полными кружками пива напротив, перебрасываясь сальными шуточками — а по-другому они и не шутили —, не обратив внимания, Кичум прошел мимо, оставив неизгладимый след на только что вымытом полу, подошвы его кроссовок были страшно испачканы, сбросили свою ношу на ближайшую скамью, о чём-то ругаясь и толкая друг друга снова и снова, прошли мимо две девчонки, и уже на пороге кто-то из них как бы между прочим сказал:

— Этот мой!..

Когда закрылась дверь, с лёгкой грустью Уэйн подумал, что сейчас он не против был выпить. Опять… Пускай и совсем немного, пять — шесть стопок хорошего коньяка, или на худой конец, бутылку пива. Голова гудела страшно, напоминая о том, что злоупотреблять не стоит, — завтра намечался финальный бой турнира… Как же хотелось вновь, окунуться в злостный хмель, потерять голову и бредить, рваться и рваться туда, где к небу тянутся белоснежные башни, где на острых шпилях танцуют с ветром флаги. В долину тысячи роз, в светлую крепость. Щенок. Да что там у света…. Один самообман.

— Уэйн!

Услышав своё имя, юноша поднял тяжёлый взгляд. Тренер явно надеялся, что его здесь никто не побеспокоит, а потому не обрадовался появлению Венки, своего старого друга.

— Отдыхаешь? — медовый голос прозвучал над ухом, — уроженец архипелага навис над ним. Он был как клинок — тонкий и подтянутый, готовый в любую минуту сорваться в стремительный полёт. Длинные каштановые волосы были стянуты в тугую косу и обвязаны шнурком, чёлка пострижена неровно — явно просто отмахнули кинжалом. Зелёные глаза метали молнии. Де зон мотнул головой, хмуро ответил сквозь зубы, не без вызова:

— Отдыхаю! — Венки уже достаточно давно был знаком со слугой башни Гнева, чтобы знать: такой голосок означал только ярость.

— Перед служением свету сил набираешься? — съязвил парень, садясь рядом и закидывая ноги в грязных сапогах на стол. Отпил из услужливо поднесённого бокала. — Если ты думаешь, что у света тебя примут после того, что ты им сделал, то ты ошибаешься.

Де Зон поджал губы. Помолчал.

— И что мне делать? Я просто хочу освятить, отчистить чертов кинжал, — юноша быстрым движением вынул даго из сапога и с силой, от души метнул. Бородатый тангар отшатнулся. Клинок вошёл в мишень почти по самую рукоять.

— А что теперь делать? — хмыкнул Венки. — Можешь отречься от тьмы и, когда свет в очередной раз отречётся от тебя, стать серостью, ничем. А можешь выбросить из головы все глупости и остаться верным хотя бы себе.

Шуму в трактире прибавилось. Кое-как попав в проём — первые два раза встреча с дверным косяком не заставила себя ждать — в помещение ввалился местный выпивоха и дебошир, Митек. Его не менее захмелевший товарищ был задержан местным вышибалой за попытку провести в «городьбу» своего старого, плешивого и уже привыкшего ко всему Рабидаш. Пока вышибала со скучающим видом макал неудачливого мужичонку в бочку с водой, Митек пытался шумно и немного неразборчиво — язык заплетался — усовестить хохочущих посетителей. Уэйн недовольно скользнул по нему взглядом.

— Светлые очень любят пафосные прощания, — несколько секунд спустя заявил Венки, отгоняя неловкое молчание. — Зачем тебе в белую крепость? Чтобы потом всю жизнь ощущать на себе косые взгляды? — презрительно скривился. — Ты всё равно уже ничего не изменишь. Хотя ты можешь попытаться. Только пеняй на себя, если когда-нибудь нам придётся сойтись на поле боя. И вообще… Заклинателей подобного рода ты сможешь встретить и среди тёмных, а вот друзей среди светлых точно не найдёшь, — видя сомнение друга, привел он последний аргумент.

Де Зон фыркнул:

— Торерос заявил мне то же самое, — вздохнул, и лицо тут же перекосило от ударившей в грудь и рёбра боли. В последнем сражении на Вершине Колдурстра он, несмотря на предостережения, вступил в неравный бой с двумя вампирами. С болью пришла и ярость, как часто бывало у него из-за способности берсерка. Венки тем временем вытащил из мишени клинок и вернулся с ним обратно. Кинжал, вращающийся в его ловких руках, на мгновение замер и снова закрутился, отполированная сталь отбрасывала блики огня, томящегося в тесном плене камина.

— Он без вести пропал, — бесцветным голосом ответил тренер. — Он вернётся. Когда-нибудь. Наверное.

— Вот Черт!.. Обещал же, что дождется тебя!

— Нашел какого-нибудь дракона и душит его прямо сейчас, — улыбнулся де Зон. Венки помог другу встать и увлек к выходу из таверны. Шум и пьяное веселье остались позади. Холодный вечерний воздух освежал голову, путь предстоял неблизкий, Рабидаш нетерпеливо грыз узду, его хозяин, совершенно без сознания спал на крыльце, согреваясь пламенем своего питомца…