Как будто Байрон писал о ней, подумал герцог.

Тем временем он забрался на стол и со всей силой нажал руками на место, где, как он предполагал, находился люк, ведущий на крышу. Оказалось, что люк был прочно заклеен свежей краской, и, так как им не пользовались с прошлого лета, Этерстону стоило немалых усилий его открыть. Герцог всегда отличался огромной физической силой. В Англии он каждый день ездил верхом, а если погода этому мешала, регулярно занимался боксом в гимнастическом зале у себя в замке под руководством профессионального боксера. Все это позволяло ему быть в прекрасной форме, даже несмотря на некоторые излишества, которые он часто себе позволял.

— Вы слишком злоупотребляете едой, — заметил один из его тренеров, — и хорошим вином!

Герцог рассмеялся в ответ:

— Вы хотите отнять у меня все, что доставляет мне удовольствие?

— Если бы не эти удовольствия, ваша светлость, вы были бы похожи на молодого Самсона, — ответил тренер.

Герцог опять рассмеялся, но был очень польщен.

Теперь, когда люк поддался наконец его усилиям, герцог почувствовал, что это самый счастливый миг в жизни и лучшего применения своей силы ему трудно найти.

Люк действительно был наглухо заклеен краской, и, с трудом открыв его, Этерстон попросту сломал защелку.

В конце концов, люк с шумом упал на крышу. Нельзя было терять ни минуты.

Герцог взглянул на Селину, продолжавшую читать:

— Дайте мне эту простыню, — спокойно сказал он.

Она с удивлением посмотрела на него, но подчинилась.

Герцог забросил простыню на крышу и посмотрел наверх: ему открылись огромные сияющие звезды Африки, напоминавшие горящие лампы, рассеивающие бархатную темноту.

Он протянул руки Селине, и она, не задавая лишних вопросов, подала ему свои. Герцог помог ей влезть на стол, а потом вылезти на крышу.

Девушка была очень легка и без труда проделала то, что от нее требовалось.

Герцог, в свою очередь, тоже поднялся на крышу. Это упражнение ему не стоило большого труда, тут на пользу пошли долгие и упорные занятия на брусьях.

Но что действительно было сложно, так это пролезть через люк, так как отверстие не было предназначено для того, чтобы через него мог протиснуться широкоплечий англичанин. И все же Этерстон справился и с этой нелегкой задачей.

Крыша оказалась довольно просторной, и со всех четырех сторон ее окаймляли цветы, растущие в горшках.

Герцог очень осторожно закрыл люк и сказал:

— Теперь нам дорога каждая минута. Слава Богу, вам нельзя отказать в сообразительности!

При свете звезд он увидел глаза Селины, доверчиво устремленные на него, и с облегчением заметил, что страх ее понемногу проходит. Герцог нагнулся и подобрал простыню.

— Ступайте за мной! — прошептал он, — и побыстрее!

Герцог взял Селину за руку и подвел к краю крыши.

Как он и ожидал, крыши в этой части города или примыкали друг к другу, или находились на таком близком расстоянии, что перепрыгнуть с одной на другую не составляло большого труда. Слава Богу, стояла зима, и на крышах никто не спал, как это всегда бывает в жару.

Герцог выбрал то направление, где дома спускались по склону холма, перешагнул через цветочные горшки и через парапет, спрыгнул на следующую крышу; пробежав по ней, перепрыгнул на следующую, увлекая за собой Селину.

Продолжая спускаться, где каждая следующая крыша была ниже предыдущей, герцог тянул за собой Селину. Прикасаясь к ее почти обнаженному телу, он чувствовал, как она дрожит, но девушка стойко хранила молчание и бежала, не отставая от него, хотя была босиком.

Отбежав довольно далеко от публичного дома, они наткнулись на узкий переулок, идущий по диагонали к следующему зданию. Прыгать было опасно, так как при такой высоте можно было переломать ноги.

Герцог подошел к другой стороне дома и обнаружил более низкую, маленькую крышу, выступающую наружу. До нее было около десяти футов, но герцог, не говоря ни слова, спустился с помощью рук с парапета и почувствовал, что твердо стоит на ногах. Он протянул руки Селине, она начала потихоньку слезать вниз, а герцог ухватил ее сначала за ноги, потом за талию, и наконец она встала рядом с ним.

После второго такого прыжка они очутились в небольшом дворике с дверью, выходящей на улицу, и герцог стал молить Бога, чтобы она была открыта.

Во дворе было очень тихо, и герцог увидел, что это было грязное, неухоженное место, заставленное коробками и тюками, очевидно задний двор какого-то магазина. Теперь оставалось только надеяться, что владелец жил где-нибудь в другом месте.

Герцог на цыпочках прошел по шероховатым камням, которыми был вымощен двор, и потянул за ручку двери. К его ужасу, дверь не поддалась. Вторая попытка также не увенчалась успехом. Селина коснулась его плеча, и, обернувшись к ней, герцог увидел, что она показывает пальцем вверх — дверь была закрыта на засов. Засов был очень крепкий, но герцог, отодвинув его, обнаружил, что внизу имеется еще один. Наконец преодолев и эту преграду, они оказались в маленьком переулочке.

Пробираясь по крышам, герцог свил простыню, похищенную из спальни публичного дома, в виде каната и обернул ее вокруг пояса. Теперь он расправил простыню и обвил ею Селину, с удовлетворением отметив, что она доходит девушке до колен.

— Теперь вы похожи на арабку, — сказал он, — только закройте лицо.

Она молча повиновалась ему, и они продолжали двигаться по переулку.

— Идти будем быстро, но бежать не надо, — сказал герцог. — Это может вызвать подозрения.

Он говорил очень спокойно и тихо, зная, что здесь, в туземном квартале, обязательно найдутся глаза и уши, чтобы подслушать и подглядеть. Но переулок был совершенно пуст, и только кошки да собаки рылись в грудах мусора возле лишенных окон домов.

Они стремительно двигались туда, где, как считал герцог, находился главный вход в Казбу.

Искать другой путь не было времени. Вдруг они услышали у себя за спиной звук чьих-то тяжелых шагов. Шаги становились все ближе, и Селина нервно посмотрела через плечо.

— Мы должны бежать! — шепнула она.

Вместо ответа герцог почти грубо схватил ее за руку и потащил к двери ближайшего дома, где можно было укрыться в небольшом углублении, отделявшем дверь от дороги. Он знал, что человек, приближающийся к ним, может заметить их, лишь вплотную подойдя к ним, а черный костюм сделает их невидимыми в ночной темноте.

Шаги становились все ближе, и когда человек оказался всего в нескольких футах от них, герцог узнал в нем одного из рослых, широкоплечих слуг публичного дома, в руках которого герцог даже при слабом свете звезд безошибочно узнал нож.

Не долго думая, герцог выскочил из своего убежища и нанес человеку удар прямо в лицо. Араб, застигнутый врасплох, пошатнулся и инстинктивно поднял нож. С мастерством опытного боксера герцог левой рукой ударил по руке араба, а правой — по подбородку.

Человек отпрянул, а герцог продолжал наносить удары. Нож выпал из рук араба на землю, а он упал, ударившись головой о ступени крыльца. Герцог нагнулся над ним, неподвижно лежавшим, не теряя времени, схватил Селину за руку, и они снова пустились бежать вниз по переулку.

Так они пробежали еще немного, пока наконец герцог с облегчением не увидел ступенек, по которым еще недавно они поднимались с Николаем Власовым. Он знал, что у входа их ждет экипаж.

Прежде чем они спустились, герцог вдруг заметил другого слугу, идущего за ними, правда, на почтительном расстоянии, но одетого точно так же, как первый.

Герцог и Селина побежали, а человек начал что-то кричать им вслед. Голос его звучал в темноте весьма угрожающе, но слов было не разобрать. Когда они достигли входа, герцога на какой-то момент охватил страх при мысли, что экипажа может и не быть, но тот стоял невдалеке, внизу на дороге.