Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Верно, верно! — раздались голоса.

— Конечно, Будакена можно простить, его сын в цепях, во власти Двурогого. Будакен пожалел сына и хотел спасти его. Поэтому и я прошу милости для старого Будакена. У нас есть обычай, что старики, у которых ослабели руки и разум, получали прощение за свои неразумные поступки. А Будакена соблазнил проходимец, бродяга, приходивший в наши кочевья, чтобы выведать, что делают и готовятся ли к войне саки. Это был лазутчик Двурогого, истребителя мирных народов. И этот самый лазутчик водил Будакена на свидание к проклятым яванам. Какой позор для свободного сака!

— Это ложь, он не был лазутчиком! — закричали свободные скифы. — Наш Шеппе-Тэмен друг народа, не такой, как ты, прибирающий к рукам чужие стада, чтобы на всех ляжках прижечь свое тавро.

Одни скифы кричали: «Смерть Будакену!» Другие требовали, чтобы Будакен оправдался. Свободные скифы вскочили и грозили заткнуть мечами глотку Гелону.

Тамир поднялся, взял из рук воина бунчук племени с изображением богини Артимпасы[237] и стал ждать. Все замолкли, повинуясь главному хранителю бунчука всего племени, с которым все должны идти в бой и на смерть.

— Саки, нельзя наказывать, не выслушав того, кого мы хотим казнить. Спросим сперва Будакена. Скажи нам, князь Будакен, раньше всегда хранивший светлым и незапятнанным свой тяжелый меч: правда ли, что ты ездил к Двурогому и говорил с ним?

Будакен стоял багровый, раскрывал рот, как рыба, выброшенная на песок, точно он ловил воздух, и не мог сказать ни слова.

Все ждали, что сейчас Будакен упадет и тут же умрет, но Будакен раскатисто засмеялся:

— Я старик? Этот чужеродный княжич решил, что я потерял разум? Да мы сейчас посмотрим на деле, верно ли это. Я тоже знаю наши обычаи, и получше князя Гелона, которому, как тохарцу, не подобает учить нас, саков, что нам делать. Наш дедовский закон говорит, что если кого объявили стариком, то он может вызвать обидчика на последний бой, а там уже все увидят, ослабели или нет его мышцы, верна ли рука у старика, и только после боя я скажу, видел ли я Двурогого и получил ли от него подарки.

— На бой! На бой! Пусть выходят оба на бой! — закричали все саки.

Гелон закричал:

— Я буду биться не пеший, а с коня. Идем вниз, на равнину!

СМЕРТНЫЙ ПОЕДИНОК

Вся толпа бросилась с кургана, разыскивая своих коней, чтобы лучше увидеть этот бой не на жизнь, а на смерть — любимое зрелище скифов.

— Будакен силен еще, но он стал грузен и неповоротлив, — рассуждали скифы. — Гелон молод и силен, хорошо владеет копьем. Если бы они боролись пешие, Будакен, как старый медведь, задавил бы или сломал хребет Гелону, а с коня Гелону легче поразить копьем Будакена.

По приказу Тамира несколько скифов поскакали во все стороны, разгоняя толпу, и очистили широкую площадку. Оба всадника одновременно появились на разных ее концах. Они могли действовать только копьем и коротким мечом, не прибегая к стрелам. Маленькие круглые щиты из буйволовой кожи были на левой руке каждого.

Гелон сидел на рослом массагетском скакуне, но и под Будакеном был такой же сильный, высокий жеребец. Конь был чужой и горячился. Будакену дали длинное тонкое копье. В его корявых руках оно сейчас же переломилось. Один из сакских богатырей уступил ему другое копье, потолще. Будакен повертел им и усмехнулся:

— Сойдет!

Когда Тамир зазвенел бунчуком, оба всадника с яростью бросились друг на друга. Кони помчались легкими прыжками, клубы пыли вылетали из-под копыт. Гелон сидел изогнувшись, прикрываясь щитом, и поднятая рука делала круги, готовая метнуть копье.

Будакен, широкий, плечистый, прикрывая щитом голову, высматривал из-за него, прижав копье локтем, стараясь предупредить тохарскую уловку.

За несколько шагов до встречи копье Гелона вылетело из его руки и понеслось навстречу Будакену. Оно ударилось в грудь ниже соска. Глаза всех метнулись на спину Будакена, откуда должно было показаться острое стальное жало.

Но копье Гелона отскочило от груди Будакена с обломанным концом и упало на землю.

Оба всадника пронеслись мимо, и толпа с криками шарахнулась в стороны от разъяренных коней.

Теперь счастье склонялось уже на сторону Будакена: у него оставалось в руке тяжелое копье.

Всадники повернулись снова лицом друг к другу. У Гелона в правой руке был короткий меч, щитом он прикрывался, готовый отбить полет смерти.

Вдруг раздались громкие женские крики.

— Убей его, не щади! — кричал кто-то, но в гуле толпы Будакен не мог разобрать слов.

Он увидел свою дочь Зарику. В красной одежде примчалась она на черной кобылице и, пробиваясь сквозь толпу, продолжала кричать: «Убей его!» Но кому кричала Зарика — своему мужу Гелону или отцу?

Теперь всадники выехали не с такой быстротой. Оба были настороже.

Кони приближались коротким наметом. Будакен завертел копьем, перевернул его тупым концом вперед и, припав к шее коня, яростно набросился на Гелона.

Мелькнули ноги Гелона, конь его сделал прыжок в сторону и без седока понесся на толпу, а Гелон, выбитый тяжелым копьем, ударился о землю, как бурдюк с кумысом. Ошеломленный, он с трудом приподнялся на руку, пригнув голову, ожидая последнего, смертельного удара.

Будакен теперь мог по закону прикончить противника и затоптать его конем. Но он видел ожесточенное, кричавшее лицо своей дочери и решил, что она умоляет пощадить ее мужа.

Он повернулся к Гелону, поднял копье и остановился, готовый пригвоздить его к земле.

Том 1 - i_017.jpg
ГАЙ КАЛИГУЛА Скульптура. I век н. э. Копенгаген. Глиптотека
Том 1 - i_018.jpg
ВЕЧЕР В СКИФСКОЙ СТЕПИ. Рисунок В. Яна. 1921

Гелон протянул руку к ногам коня, к своим губам и ко лбу: он признавал себя побежденным и просил пощады.

Зарика подлетела к Будакену.

— Добей его! Зачем щадить? — кричала она. — Он ограбил всех. Он не даст и тебе пощады, дай мне копье — я сама прикончу его.

Гелон уже встал, глаза его наливались кровью, и он снова был готов к нападению.

— Зачем ты не сказала этого раньше? — спросил Будакен.

Зарика махнула рукой и, стегнув кобылицу, умчалась в облаке пыли.

Гелон, хромая, приближался к Будакену.

— Я нарочно не нанес смертельного удара, — говорил он, стараясь улыбаться. — Я же знал, что ты в кольчуге, но я хотел доказать народу, что ты совсем не старик, что ты легко владеешь копьем и можешь быть, как и раньше, вождем племени… — Он протянул руку к поводу коня Будакена, чтобы провести его к кургану Совета.

Но Будакен ударил двухвосткой по шее массагетского скакуна, приподняв его на дыбы, и воскликнул:

— Из золы не бывает горы, и ты, предатель, не станешь героем!

БЫЧЬЯ ШКУРА

Будакен поскакал к кургану, взлетел на его вершину и остановился около костра Совета. Шумная толпа окружила его со всех сторон.

Гелон тоже подошел, и за ним шли, сжимая рукоятки мечей, его слуги-тохары и сторонники, ожидавшие милости и подарков от богатого князя.

Будакен, оставаясь на коне, обратился к толпе:

— Здесь на меня хотели навертеть аркан лжи. Я, Будакен, стою перед вами и говорю, что видел Двурогого царя в ущелье Железных ворот. Он ехал в колеснице, запряженной четверкой персидских коней. Был я в одежде пастуха, руки мои были связаны, и только поэтому проклятый явана колотил меня палкой. Вот все подарки Двурогого, которые я еще чувствую на своих плечах. Но я все вытерпел, чтобы увидать, какие силы у наших врагов. И остался я жив потому, что меня подобрали крестьяне и помогли вернуться сюда, в наши степи, где вы на меня лаете, как собаки на чужеземца. И я скажу: бойтесь Двурогого, но не потому, что его воины сильнее наших богатырей, а потому, что он сам нападает, сам ищет чужого горла, чтобы его перерезать. Ему помогает не его сила, а трусость тех, кого он гонит. Двурогого не остановят ни горы, ни реки; его задержим и раздавим только мы, саки, если бросимся на него и будем биться, пока не погоним обратно. А те шакалы, которые кричали, что я изменил родному племени, они сейчас будут биться со мной все по очереди. Я готов.

вернуться

237

Артимпаса — скифская богиня плодородия и материнства.

95
{"b":"203723","o":1}