11 января 1878. Торжественные похороны русского поэта Н. А. Некрасова. (Тут тоже не без истерии. Когда один писатель в траурной речи поставил Некрасова рядом с Пушкиным, толпа студентов заорала: «Выше! Выше! Некрасов выше Пушкина!»)

14 января 1878. На Батумском рейде русские катера «Чесма» и «Синоп» самодвижущими минами (торпедами) топят турецкий корабль. Первая в истории торпедная атака.

20 января 1878. Русская армия занимает Адрианополь.

24 января 1878. Революционерка Вера Засулич стреляет в Петербургского градоначальника Ф. Трепова, объявляя это местью за порку арестанта Боголюбова.

19 февраля 1878. Подписание Сан-Стефанского предварительного мирного договора России с Турцией.

13 июля 1878. Завершился Берлинский конгресс, где Россия вынуждена подписать трактат, существенно менявший (в худшую для нас сторону) условия Сан-Стефанского договора.

Как и всегда в подобных ситуациях, «уравнение мирного договора» решалось с учётом значения главных переменных: военные результаты, дипломатическое давление, внутренняя стабильность = способность страны к продолжению войны. Блестящие военные успехи (армия стоит у Стамбула), отчасти уравновешивались дипломатическим давлением Англии, Австрии, Германии, но мощным фактором, «выворачивающим руки» нашей стороне на переговорах, стало внутреннее положение России, разгул террора, вдохновлённого победой в «Деле Засулич». Вот и связь между разными «полочками»: тот выстрел Засулич был через три дня после взятия Адрианополя, достижения русской армией высшей точки за все (строго считая) 300 лет турецких войн.

Но в какой мере Соловьёв и его адепты, серебряновековые декаденты, были виновниками, а в какой только пассивными воспевателями общественного кризиса? Вопрос трудноразрешимый, по сути это – проекция более общих, «вечных» вопросов о… «соотношении субъективных и объективных причин», о «роли личности в истории», «о первичности духа или материи… курицы или яйца». Одно известно наверняка: идейно-философским источником, от которого тянулись лучи влияния вплоть до самого заурядного кабацкого декадентского концерта, скандальной акции, был философ Соловьёв. Его влияние со временем и организационно оформилось в виде «Московского религиозно-философского общества имени Вл. Соловьёва» (Бердяев, Булгаков, А. Белый, Вяч. Иванов, Е. Н. Трубецкой, Эрн, Флоренский…).

А уж общественное мнение, синтезировавшееся по формуле Желябов + Соловьёв, сформировало и новое поколение правящего класса, политиков, чиновников, точнее, их критическую массу, прорвавшую, смывшую Российскую империю. Люди этой формации, если они попадали на госслужбу, то действовали без внутренней убеждённости, без любви к государству. А если они были – в Земствах, Госдуме, в блоках и партиях, то сумели запомниться всему миру. «Отрекли» царя, поделили портфели (самое смешное, что они называли это «ответственный кабинет министров», лозунг был такой), в несколько месяцев развалили государство, сбежали и в эмиграции признались: «А мы-то думали, что нас по-прежнему должны были охранять царские жандармы».

Декадентам, Серебряному веку, «соловьёвцам» (так, кстати, называли и Блока, и он гордо носил сей титул) будет посвящена отдельная глава – «Мельхиоровый век», а здесь уделю внимание собственно философу Владимиру Соловьёву.

Среди трудностей спора о его философии первая, на поверхности лежащая основная идея религиозной философии, София, Душа Мира, Соловьёву открылась «в мистическом видении». Вот и Википедия приводит слова Даниила Андреева, что «Соловьёв – единственный русский философ, заслуживающий этого наименования безо всякой натяжки». Да, Даниил Андреев, конечно, тайнозритель (визионер) авторитетный, у него самого есть «Роза Мира».

Соловьёвым и его клакой замешаны до консистенции клейстера философские системы, мистические откровения и… спиритические сеансы. При том, что в целом это модное поветрие, спиритизм, «столоверчение» (эдакий «Дом-2» XIX – начала XX века) уже давно изучено и помещено, как и следовало, рядом с цирковым, ярмарочным «чревовещанием» и всем прочим, однако соловьёвские «медиумические записи» публикуются, изучаются.

Возражать Соловьёву на соответствующем уровне сложно. Например, у меня, сразу признаюсь, не было каких-либо мистических контрвидений, в которых какая-нибудь дама мне сказала бы: «София Соловьёва – блеф, случайная пустая выдумка». И манипуляции с открывающимися книгами, дрожащими поворачивающимися ножницами, вертящимися столами – я видел только в кино.

Вторая сложность спора в том, что я, опять же признаюсь, читал отнюдь не все работы Соловьёва. Это напоминает мне старую институтскую постановку вопроса. Когда-то я азартно опровергал Карла Маркса: «Ведь он из своего “Капитала” вывел относительное и абсолютное обнищание пролетариата. А из двойного обнищания вывел мировую революцию, главенствующую роль пролетариата. Это же ерунда!» Интеллигентный профессор Мурзов вздыхал: «Игорь, ну ты же не читал весь “Капитал”, как ты можешь опровергать?» Я в азарте грыз первый том, там, где есть ещё формулы и некая логическая цепочка, и вдруг вижу, понимаю: ещё остаётся 3 (три)! Возмущённо возражаю профессору: «А если я написал бы 44 тома заведомой ерунды, был бы ещё более неуязвим, требуя от критиков сначала прочесть всё это и принимая предварительно зачёт по знанию всех моих 44 томов! Вряд ли бы кто потратил жизнь на «опровержение меня»! Нет! Это философ сам обязан предоставить на общее обозрение свои краткие выводы! Как Мартин Лютер на дверь виттенбергской церкви прибил свои 95 тезисов!»

Главные, актуальные тезисы Соловьёва в общем известны, я воспользуюсь суммированием идей истерио-философа очень благожелательным к нему Константином Леонтьевым в статье «Владимир Соловьёв против Данилевского»:

«У России нет и не должно быть никакого особого культурного призвания. Назначение русской (и вообще славянской) цивилизации одно: служить почвой для примирения православия с папством. Под главенством папы римского. “Пади пред ним (пред папой), о царь России! И встань, как всеславянский царь”! У нас, восточных, веры ещё много; но власть церковная слаба. Я возьму с собой всё, что у нас есть хорошего: теплоту веры в народе, ещё не иссякшую. Я отнесу всё это в Рим и повергну к стопам западного первосвященника. Восток всегда давал содержание, Запад – форму…»

Замечаете сегодня сбывание соловьёвских «пророчеств»? Эту неотложную горящую потребность объединения католиков с православными, столь великую, что за подчинение нашего Кирилла их Бенедикту не жалко и Россию на распыл бросить!

Для вящей точности узнать бы, может, с той, римской, стороны сегодня остро чувствуют потребность принятия вассальной присяги православных патриархов?.. Как-то я прочитал статью католического журналиста о главных сегодняшних проблемах Рима. Столь пронзительная боль, что искренне пожалел: Бразилия теряет более чем по полмиллиона католиков в год. Это ж их оплот – красавицы-мулатки с распятиями, великие футболисты, смиренно стоящие в очереди к папе римскому, стометровый Христос над Рио-де-Жанейро… Бразилию другой и представить нельзя. И оказывается, католичество там стремительно сокращается из-за этих американских сект, расползающихся по законам сетевого маркетинга. (Похоже на исчезновение бразильских экваториальных лесов.)

И на фоне схожих проблем в Италии (ещё оплот!), скандалов со священниками-педофилами попробуйте представить их кардиналов, тревожно и бессонно поджидающих прихода в Рим с повинной «православных схизматиков»… Мягко говоря: не очень правдоподобная картина.

Окиньте мысленным взором всю бездну наших и католических сегодняшних проблем, и кем тут предстанет Великий Конструктор Объединения Церквей под властью папы, легко платящий за это существованием России Вова Соловьёв?!