Прохожий чудак.

Кошка Пенкиных.

Комната Пенкиных. Пенкина вяжет за столом. Пенкин не вяжет (лыка) у окна.

Пенкин. Мне что обидно? Мне всё обидно.

Пенкина. Тебе всегда всё обидно.

Пенкин. Нет, ты мне скажи, почему наш Ваня вдруг юбку надел? На что это похоже?

Пенкина. Уж ты ни одной юбки не пропустишь! Смолоду таков!

Пенкин. Вот и говори с ней!

Кошка. Ку-ку-реку! (Скрывается.)

Пенкин (дико). Что это?

Пенкина. Известно что — кошка.

Пенкин. Чего ж она петухом поет?

Пенкина. Переквалифицируется, значит. Жалко тебе, что ли?

Колумбия Христофоровна (врываясь). До каких пор это кошачье отродье будет здесь кукурекать? Как акушерка и ответственная съемщица, я протестую!

Пенкина. Сами вы кошачье отродье! Сами кукурекаете!

Колумбия. Ах, вы так! Простоволосов!

Простоволосов (входит). Я-с! Да-с! Ну-с!

Колумбия (трагически). Простоволосов! Меня опять оскорбляют!

Простоволосов. Кто-с?

Пенкин (вызывающе). Я-с! Мы-с!

Простоволосов. Плюньте, Колумбия Христофоровна!

Колумбия. Тьфу на вас! (Плюет, уходит.)

Пенкина. Ах!

Простоволосов. Я подотру-с! (Подтирает.)

Ирочка (входя). Кто это трус? Конечно, вы?

Простоволосов. Не трус, а подотру-с!

Ирочка. Значит, еще хуже? Боже мой, как низко я пала! Ах, когда мой девятый муж увидел моего двенадцатого мужа, он тогда еще сказал, что дальше будет еще хуже.

Пенкин. Ваши мужья нам без надобности. У нас свое горе.

Ирочка. Подумаешь! Простоволосов! Домой!

Уходят.

Кошка. Гав! Гав! (Скрывается.)

Колумбия (за сценой). Тьфу!

Пенкина. Где же наш Ваня?

Пенкин. Где-то наш Иван-дурак?

Ваня (вбегает в женском платье). Вот и я пришла!

Пенкина. Почему пришла? Ты пришел!

Ваня. Нет, я пришла! Папа, мама! Простите меня, мои милые старички. Двадцать лет я вас обманывала. Я не мальчик, а девочка. Я — не он, я — она!

Пенкин. Что я слышу? Он не он! Он — она! Она не он! Она — оно! Я не я и Ваня не моя! (Падает в кресло.)

Пенкин. Ваня, Ваня! Что ты с нами сделала!

Ваня. Папа, мама! Я не хотела вас обидеть. Я думала, смешно будет. А вышло не смешно.

Почтальон (входит).

Пенкин (яростно). Телеграмма! Она! Не телеграмм!

Почтальон. Вам же хуже! Вам телеграмма. А с вас сто пятьдесят два грамма! (Уходит.)

Рубаха (входит). Ванька дома?

Ваня. Я им все сказала. Папа-мама, вот мой муж!

Пенкин. Черт с вами! Прощаю! Только чтобы тройня мне была!

Все целуются.

Чудак-прохожий (в окно). Ребеночек! А кой тебе годик?

Все хором. Трид-ца-тый! Ми-но-вал!

Чудак-прохожий. Вот то-то и оно! (Аплодирует в окно.)

Мстислав Удалой — машинист на пенсии.

Майнриддер — капитан подлодки.

Жюльвернский — старпом.

Торпедюк Игнат Назарыч — круглый сирота.

Торпедюк Донат Назарыч — его брат.

Мотоциклидзе — кавказец.

Бонжур Мишель — француз.

Гаудеамус Игитур — турок.

Колобок — мальчик.

Заваруха — подводник.

Стыдоба — куплетист.

Затяжной — парашютист.

Марина — их сестра. Милосердия.

Отсек затонувшей подводной лодки. Тусклый свет электрической лампочки. По ходу действия он все слабеет и вскоре гаснет. Смутно выделяются в кромешной тьме силуэты изнемогающих героев, чуть слышен их хриплый шепот.

Майнриддер. Докладываю обстановку: настроение бодрое. Лодка лежит на дне моря. Все механизмы отказали. В левом отсеке начинается пожар. Правый отсек затоплен. Сверху нас бомбят. Снизу происходит землетрясение… Воды нет, еды нет. Кислород на исходе. А впереди еще три действия…

Заваруха. Амба! (Стреляется.)

Подлодка. Еще темнее и безвыходнее. Почти беззвучно бредит старый машинист.

Мстислав Удалой. Опять же, значит, собрал он нас, Прут то есть, в одна тысяча девятьсот девятнадцатом году. Тоже пьеса была, как сейчас помню. Было нас тринадцать, ни один не ушел. Меня на руках унесли. Ну, он мне так сказал, Прут то есть: ты, говорит, старик, все равно не жилец на этом свете, потому как я тебя в следующей пьесе выведу. Уж больно ты колоритен. Вот за колорит теперь и погибаю. Не поминайте, значит, лихом. (Кончается.)

Торпедюк Игнат. Да будет тебе земля Прутом! Хороший был машинист… (Отдает концы брату.)

Торпедюк Донат.

(Отдает концы. В темноте не видно, кто взял их.)

Полный мрак и абсолютная безвыходность.

Мотоциклидзе (с трудом выдыхает). Марина… Мариночка… Хороший ты девушка… Слушай сюда… У меня, понимаешь, чума начинается…

Марина (нежно). Ты всегда был какой-то чумовой…

Мотоциклидзе (мечтательно). Люблю я тебя, Мариш, и все тебя здесь любят… хорошая из тебя мать-героиня вышла бы…

Марина (мечтательно). Может, еще выйдет…

Мотоциклидзе (бешено). Не выйдет! Ничего не выйдет! У Прута всё выйдет. У нас никто не выйдет… (Хрипит. Затихает.)

Марина. Милый… (Поняв.) Любовь — всегда любовь! Смерть — всегда смерть! (Застывает в красивой позе.)

Сверхмрак. Безвыходность доходит до предела и переходит его.

Майнриддер, Жюльвернский, Затяжной, Стыдоба, Бонжур, Гаудеамус Игитур (хором). И мы, Прут, тоже! (Дружно вымирают.)

Колобок (один, мечтательно). А у меня была тетя в отделе распространения. И уж она печатала, печатала, печатала. (Заходится.)

Ввиду отсутствия живых героев пьеса на этом кончается.

Это было вечером, и этот вечер был похож на другие вечера, на два, на три, на пять вечеров. Шел снег. Он, как всегда, напоминал прохожим о первой любви и незаконченном среднем образовании.