5 апреля 1945 г.

Публикуется впервые

Порадовались мы Вашим письмам от 10 Февраля. И от Марковой доброе письмо — привет ей. Вы поминали письмо от Инге, но оно не было вложено. Хорошо, что выставка АРКА преуспевает. Хорошо, что напоминаете ВОКСу о "Славе" — когда-нибудь ответят. Хорошо, что Уид входит в работу. Хорошо, что годовой отчет АРКА скоро будет готов — ведь и в ВОКС он пойдет. Видите, сколько хорошего. А особенно хорошо то, что Вы все это хорошее усматриваете, радуетесь и набираетесь сил для будущего труда. Так и действуйте по местным условиям. Пелл — очень хороший человек. Юрий его всегда добром поминает. Мы так и думали, что месячные оповещения понравятся членам АРКА. Чем больше связи — тем лучше возникает и сотрудничество.

Скончался Шапошников — великий русский стратег. Иностранные писатели называли его "мозг русской армии". Многими победами обязан ему русский народ. О болезни Б. К. получена еще одна нерадостная телеграмма: "Борис опасно болен мозговою болезнью. Если течение болезни позволит, надеюсь через один-два месяца перевезти его домой из госпиталя". Кто мог думать, что именно мозговая болезнь приключится, а мы-то думали о почках — он ими с детства болел. А выходит — мозг; видно трудна была жизнь. И вполне ли поправится — если вообще оправится? Думали, почему они не пишут, а где тут писать, верно, не до писем было. Может быть, Д. узнает еще какие-нибудь подробности — будем признательны.

Только подумать, когда это письмо долетит к Вам, а уже текущий сезон кончился. Опять — через все препоны — думать о будущем сезоне. А ведь так необходимо пополнить кадры сотрудников. Неужели из молодежи никого нет? Если они завалены работою, то хотя бы внутренне могли бы приобщиться. Да и русский язык будет им очень полезен. Многие ученые и писатели очень дурного мнения о нынешней молодежи, но так ли это? Все-таки молодые сердца даже и в трудных обстоятельствах должны звучать на высокие запросы. Было бы катастрофично для мира, если бы огрубение-одичание закралось в среду молодежи. Конечно, новейшая музыка как бы не предвещает ничего утешительного, но будем надеяться, что сие есть армагеддонная судорога. Иной раз радио заведет такие раздирательные "мелодии", а какие-то сборища шумно аплодируют. Для молодежи такое времяпрепровождение — как бы злейший опиум. Впрочем, "цивилизованные" народы способствовали распространению наркотической отравы. В здешних газетах сообщается, что в Чикаго нашли распятого человека в терновом венце. Он еще был жив и показал, что принадлежит к секте "Контролеры мира" и дал себя распять, чтобы напомнить об этой организации. Куда же дальше? Газеты сообщают, что конференция в С.Франциско будет в театре. Какой это театр — оперный, опереточный, балетный или драматический? Постоянная труппа или гастролеры? Не ставил ли там Мясин и какая судьба его балетного проекта? Посылаю адрес ботанического магазина, где имеются папки (в прошлое письмо он не был вложен), надеюсь этот магазин еще существует. Большие опыты терпенья: в Риге под спудом пятьдесят картин, в Париже — сорок, в Белграде — семь, в Загребе — десять, в Америке больше тысячи, пожалуй, и в Праге (13) и в Брюгге (13) тоже под спудом. Какой-нибудь историк искусства усмотрит эти странности. Все — этюды терпенья. А книги тоже под спудом? Целы ли книги в Риге? Не у кого спросить о них. Краски порошковые: кобальт, оранжевый кадмий, красный кадмий. Пароходным пакетом послано два экземпляра "Этернал гармент"[98] — один Вам, а другой Л.Мясину. Я поминаю его там. Пусть в жизни и там и тут проявится хорошее и порадует Вас. А если взгрустнется иногда о безлюдии — тогда вспомните конец прекрасной баллады "Бэда Проповедник":

"Довольно! Пойдем, никого уже нет! Умолк грустно старец, главой поникая. Но только замолк он, — от края до края "Аминь!" — ему грянули камни в ответ".

15 апреля 1945 г.

Публикуется впервые

Порадовало нас Ваше доброе письмо от 23-3-45 со вложением письма Давида Р. Право, нельзя думать, что ему всего тринадцать лет — письмо звучит как слово очень взрослого человека. Пусть он идет тем же глубоко мыслительным путем. Пусть изучает Этику, пусть учится русскому и пусть устремляется к археологии — ведь она основа для познания истинной истории человечества. Если д-р Хюит в Санта Фе, то он, наверное, позволит юноше присутствовать при раскопках и тем приобщиться к вещественным памяткам жизни человека. Может быть, юноша найдет себе применение при Музее и сделается полезнейшим лектором и охранителем народного достояния. И как полезна ему будет Высшая Этика — она охранит его на всех путях жизни и даст беспрерывное восхождение. Молодой деятель найдет и молодых друзей и сложит кружок кооперации и взаимной духовной помощи. И Вы помогите ему на первых трудных путях труженика-искателя. Знаем, что Вы воодушевите и ободрите юношу. Наш душевный привет ему. Пусть помнит, что "благословенны препятствия — ими растем".

События показывают, что близок конец текущей фазы Армагеддона. Предстоит еще труднейшая фаза — преобразование жизни, опоганенной ненавистью и невежеством. Уходят деятели — им на смену придут другие. Пусть они окажутся истинно гуманитарными и добротворческими. Нелегка их задача в дни механической цивилизации, в дни темного материализма. Но все придет. Эволюция повернет колесо жизни. Неисповедимы пути восхождения. Рады мы видеть Вас по-прежнему на пути светлого труда и духовного совершенствования. Все лукавые уловки зла не коснутся путника на горних путях. Письмо Ваше дошло 21 Апреля — неслыханно быстро. Пусть быстрее наладятся добрые сношения. Трудимся, творим, шлем сердечный привет друзьям.

22 апреля 1945 г.

Публикуется впервые

Спрашиваете, какие у меня были собрания. Сызмальства любил собирать. Было энтомологическое — бабочки, жуки. Было минералогическое. Было орнитологическое. Учился у препаратора Академии Наук. Было дендрологическое. Было археологическое — раздал по музеям. Было огромное каменного века — предполагалось отдать в музей Академии Наук. С В. В. Радловым уже было сговорено. Было нумизматическое — надоело, а часть прислуга украла.

Наконец, старинные картины. Грабарь напрасно журит за собирание только голландцев. Были и итальянцы и французы, а главное тянуло Е.И. и меня к примитивам. Это собрание дало нам много радости и перевалило за пятьсот. Где оно? Грабарь уверяет, что оно в Эрмитаже, но некие американцы покупали картины нашего собрания в Вене у антиквара. Бывало и в Париже — чего только не бывало! Говорили, что каменный век выброшен в Мойку, — вот и такое возможно.

Первая часть собраний помогла в изучении естественной истории — ведь в гимназии ее не проходили. Археология помогла изучению истории и в особенности русской. Шло обок с изучением летописей — было отличное их издание. Жаль, нет его здесь. Ну, а картины уже были как семейная радость. Юрий и Святослав тоже по природе собиратели. Так разделяется все на созидателей и разрушителей. Бывало, возвращаешься поздно после какого-нибудь заседания и видишь, как ярко освещены два окна. Значит, Е.И. до поздней ночи возится с картинами. Наверно знаешь, что найдено что-то интересное. Помню, как Е.И. отмыла Ван Орлея и Петра Брейгеля и Саверея. Рука у Е.И. музыкальная — легкая и знает, где и насколько можно тронуть.

Удивительно, к чему так безобразно замазывали отличные оригиналы? Вместо малейшей царапины нарастала целая отвратительная бляха. А часто на превосходной картине писалась через два века новая и посредственная. Впрочем, иногда такие вандализмы сохраняли оригинал — у нас было два таких случая. Достаточно вспомнить, что случилось с дюреревским триптихом. Эти записи напоминают, как всегда была преходяща "мода". Говорят, что суждения о художестве меняются трижды в течение века.