Не выдержал, коротко поцеловал Валентину в губы, она не отвела их, но и поцелуй получился пресным.

— Давай ставить шашлыки? — спросила она.

— Давай.

Романов разворошил костер, превратив оранжевые языки пламени в малиновый свет углей, вонзил в землю с двух сторон от костра проволочные барьеры, на которые положил шампуры.

— Уха готова! — крикнула из кухни Саманта. — Дети, давайте ко мне!

Дети, наигравшись в дорогом автомобиле, с радостью бросились в кухню. Саманта сама нашла в навесном шкафу керамические пиалы, наполнила первую ухой, положила вареную рыбу, ложку, укутала пиалу кухонным полотенцем, протянула Антону.

— Справишься, Антоша? Отнеси это тете Вале. Только не опрокинь на себя! Если все будешь делать нормально, завтра покатаю вас на машине.

Еще бы Антону не справиться с таким простым заданием! Это ведь означало, что Насте не нужно просить Саманту, чтобы покатала, и он может сидеть у окна!

— Саманта, я тоже хочу отнести уху, — сказала Настя. — Папе, можно?

— Нет, деточка, тебе я не могу доверить кипяток.

— Ну, Саманта!

— Ладно, пошли вместе.

Следующую пиалу с ухой Саманта и Настя несли вместе и передали ее Романову.

— Все, садитесь, ребятки, дальше я сама всех обеспечу, — сказала Саманта.

Она бегала в кухню до тех пор, пока у каждого, включая детей, не появилась своя пиала с ароматной ухой и ложкой. А потом и хрустальные бокалы, в которые детям налили пепси, а взрослым виски. Вокруг костра лежали деревянные чурки, которые исполняли роль стульев.

— Ты меня прямо-таки поражаешь, Саманта, — сказала Валентина. — Такая энергетика…

— Запах ухи, которую почти сама варила под руководством мудрого шефа, воодушевляет. Ну что, за нас, под ушицу, а?

— Кто же станет возражать, — сказал Романов.

Выпили до дна все: дети — пепси, взрослые — виски — и принялись осторожно хлебать уху. И вправду получилась невероятно сладкая, пальчики оближешь. А то нет — рыба свежая, только что выловленная, зелени и специй не жалели, да тут и захочешь, а не испортишь нежный вкус ухи!

Между тем шашлыки подрумянивались над углями. Романов опрыскивал их время от времени вином, в котором мариновалось мясо. Потом принес тарелки, раздал всем сидящим на деревянных чурках.

— Саманта, у тебя уха получилась даже лучше, чем делает папа, — авторитетно сказал Антон. — Обалденная уха!

— Спасибо, Антоша! — сказала Саманта, обняла, чмокнула в щеку парня. — Ты просто чудо!

Уху съели быстро, выпив еще по одной, потом и за шашлыки принялись, под них тоже выпили, и не раз. В девять Романов отправил детей спать, положил над углями очередную порцию шашлыков, предложил спеть. Но петь дамы почему-то не хотели.

— Вот ты скажи мне, Максим, — говорила изрядно захмелевшая Саманта, — ну почему ты такой гордый? Думаешь, что московские женщины тебе не пара?

— Обратно мы пойдем пешком, — с усмешкой сказала Валентина. — Машина постоит у тебя во дворе, Макс.

— Нет проблем, пусть стоит.

— Нет, скажи, Максим? — допытывалась Саманта. — Почему, а? Я же могу не только босса, но и тебя защищать!

— Ты? Извини, Саманта, я и сам себя могу защитить. Уж в этом деле ты мне точно не нужна.

— Да? Ну почему, Максим, школьный директор, интеллигент, ты споришь с профессионалом? — упорствовала Саманта. — Ну кто ты такой, чтобы рассуждать о безопасности?

— Могу показать, кто я такой, — усмехнулся Романов.

Он пил меньше женщин и выглядел совсем трезвым, чего нельзя было сказать о Саманте, она пила много и, хоть закуска была отличная, чуток опьянела.

— Ты? Доказать? Не смеши меня, Максим! — сказала Саманта. — Я тебя запросто…

— Если настаиваешь, можем попробовать, — сказал Романов, вскакивая со своей чурки. — Правда, я с женщинами не воюю, но если ты настаиваешь, попробуй покажи, на что способна.

— Макс! — сказала Валентина. — Не надо. Она троих бандитов уложила запросто… Все, перестаньте, идиоты!

— Только разок… Я легонько… — пробормотала Саманта.

Она уже не на шутку завелась.

Резко вскочила на ноги, усмехнулась, повела одной рукой, другой, а потом резко взмахнула ногой и… очутилась на траве.

Вскочила, решительно пошла на Романова, но снова плюхнулась на траву, замерла, ничего не понимая. И Валентина смотрела на это широко раскрытыми глазами. Романов улыбнулся, протянул руку Саманте, помог ей встать. Поцеловал в щеку, усадил на ее место, протянул шампур с подрумянившимся мясом. А потом и бокал с виски.

— За хилых интеллигентов, — провозгласил он тост.

Саманта выпила, а потом запротестовала:

— Не фига себе, хилый! Максим, у тебя какой пояс? Черный?

— Да я уже забыл про это. Девчонки, хорошо сидим, а?

— Ну ты даешь, Макс, — восхищенно пробормотала Валентина. — Вот уж этого никак не ожидала от тебя. Победить Саманту…

— Я не побеждал ее, немножко защитился, и все. Саманта, ты правильно работала, только реакция была замедленной. А так — молодец.

— Обалдеть… — пробормотала Саманта. — Макс, ты единственный мужик, который… просто фантастика!

Они доели шашлыки, допили бутылку виски. Песни петь не получалось, а посему пришлось расходиться, хотя это никому не хотелось. Так бы и сидели у костра до самого утра, пили джин, его ведь можно и без тоника, если очень захотеть. Но Валентина жестко приказала Саманте — домой. И та не могла ослушаться.

Видимо, странный поединок утомил обеих женщин. Романов хотел проводить их до двора, но получил отказ. Сама Валентина не хотела этого, а Саманта и представить себе такого не могла. Как это — мужчина будет провожать их, когда есть рядом она, Саманта? Которая, собственно, и обязана обеспечивать безопасность хозяйки!

Расстались у калитки, дамы пошли к себе, Романов вернулся в сад, залил костер водой и пошел спать. Он по-прежнему хотел Валентину, но все больше думал о Саманте. Занятная московская девушка, очень занятная…

С утра небо над Левобережной затянули мрачные тучи, скрыли теплое осеннее солнце, не жаркое, а именно теплое, доброе солнце. И сразу стало ясно, что пришла осень. От вчерашней расчудесной погоды и следа не осталось, все кругом потускнело, стало реальным — станица, хоть и утопала в зелени, но под серыми тучами стала маленькой и не очень уютной. И от вчерашнего прекрасного утра и вечера в саду у Макса остались только грустные воспоминания.

Грустные потому, что думала Валентина о своей дочке Светлане. Вчера резанула по сердцу чудесная непосредственность Настюшки, и стало ясно, как же она себя обкрадывала, согласившись отдать дочку в частный пансион! Вон с Настюшкой не занимаются важные педагоги, а какая умная, самостоятельная девчушка, просто чудо! И в хозяйстве она помогает отцу, и учится отлично, и старшего брата, если нужно, поставит на место. Прелесть, а не девчушка. Антон же, видно, любит сестренку, заботится о ней, уступает в спорах, и ясно, что никто из станичных мальчишек не посмеет обидеть Настю. Живут без матери, с одним отцом, а какая у них замечательная семья! Чувствовалось, что уход жены Макса только сплотил их. Макс молодец, не сник, не стал топить горе свое в водке, а занялся домом, детьми, хозяйством и организовал все так, что времени для тоски просто не оставалось. Вот и вторая причина для грусти — вчера она четко поняла, что Макс, симпатичный, умный Макс теперь для нее просто симпатичный и умный мужчина. Надежный друг — не более того.

А ведь когда-то она любила его, встречались, гуляли в парке и по берегу ночной Кубани, письма писала ему из Москвы в Краснодар… Да и ехала с надеждой, что можно возвратить былое чувство и утонуть в нем, знала, что Макс теперь один, вернее, без женщины. Но и тогда, в начале 90-х, и теперь Москва оказалась сильнее ее любви.

Нынешний Макс был чем-то похож на Борю — такой же властный, целеустремленный, внешне вежливый и улыбчивый, но четко знает, чего хочет, и возражений не терпит. Вчера, когда ехали к озеру, пел дифирамбы Саманте, а приехали — вот тебе удочка, иди к соседней прогалине, а мы будем удить с Валей. Как решил, так и вышло. Боря такой же в бизнесе, да и дома тоже, более развязный, порой хамоватый, но это издержки профессии, как говорится. Для Макса главное дело — его семья, дети. Он не командовал ими, просто организовывал их быт, учебу, отдых, как считал нужным, и вон какие чудесные ребятки у него растут! В эту жизнь она уже никогда не сможет вписаться.