В первые минуты мое тело привыкает к позе, расслабляется, но не как во сне, а сохраняя выправку. Чтобы сидеть, как подобает (и даже как не подобает), требуется приложение определенных усилий. После того, как я уравновешиваю свой физический центр, становится легче очистить сознание и начать медитацию. У созерцания есть овеществленный аспект: мы склонны считать, что все это происходит в нашем воображении, однако тело играет важную роль - как в созерцательном, так и в любом когнитивном процессе.
Я сижу, не шевелясь, медленно вдыхаю, на несколько секунд задерживаю дыхание, а затем делаю выдох. Однако разум не желает расслабляться и успокаиваться. Как ребенок, который не хочет засыпать, он подбрасывает мне образы и воспоминания, пытаясь остаться в бодрствующем состоянии. Я пережидаю «бунт рассудка» и делаю еще одну попытку достичь умиротворения. Иногда получается, хотя не так часто, как хотелось бы.
Медитация наглядно демонстрирует активное и беспорядочное состояние нашего сознания. Когда нам скучно, мы полагаем, что нам нечем занять мозг, и боимся остаться один на один со своими мыслями. Впрочем, при первой же серьезной попытке освободить разум оказывается, что даже невыносимая скука не прекращает безмолвного внутреннего монолога - своего рода непрерывное переключение с когнитивного канала на канал. Остановить его очень сложно. Вот я сижу, стараясь расслабить сознание, а мятежное воображение заставляет меня вспоминать очередную серию «Остаться в живых», альбом любимой рок-группы, размер задолженности по кредитной карте, письмо человека, с которым я собираюсь провести интервью, сцену из «Голодных игр» (в этом дочь виновата), мой блог-пост про «ошибку Нунберга», обложку книги Сьюзан Блэкмор «Дзен и искусство сознания» и фотографию витрины книжного магазина в английском городке Или.
Таймер подает сигнал: прошло пять минут. Мое внимание переключается на звоночек, я сосредоточиваюсь на его отголосках, стараясь отстраниться от всего окружающего.
Спустя минуту я понимаю, что думаю о мороженом и фильмах на канале Netflix. У меня опять ничего не получается. Я вздыхаю и начинаю заново.
Постепенно разум успокаивается. Все вокруг словно замедляется. Я больше не слышу сигналов таймера. Не знаю, сколько их осталось, мне все равно. Я концентрируюсь на новом образе: томографическое изображение моего мозга, словно с фМРТ, где алыми искрами мелькают мысли. Чем больше расслабляется разум, тем меньше становится красного, сосредоточенность возрастает, мозг превращается в белое сияющее пятно. Вспыхивает алым еще одна мысль, огненное мерцание затухает. Если все идет, как нужно, белое сияние стабилизируется, меня охватывает радость, знакомая каждому, кто прикладывал усилия для достижения цели: представьте, что вы взошли на вершину горы, и с громадной высоты перед вами открылся безграничный простор. Впрочем, какая-то часть меня опасается поддаваться эйфории. Если заострить внимание на этом состоянии, оно исчезнет. Чтобы поддерживать это чувство, с ним нужно пребывать.
Еде бы мы ни медитировали - на горной вершине или в студии, в машине или на кухне, все созерцательные практики имеют одну особенность: они погружают в состояние отрешенной и невозмутимой занятости. Это спокойствие, требующее определенного умения и самоконтроля, активное, а не пассивное состояние. Во время медитации тело не расслабляется полностью, оно не пассивно: я сохраняю заданную позу, контролирую дыхание, фокусирую разум - все эти действия расходуют энергию. Сравнить это физическое состояние можно с началом соревнований по карате, когда еще не прозвучал свисток: тело напряжено, и спортсмен, сам того не подозревая, готов нанести удар или блокировать руку противника.
Для меня медитация - тяжелая работа, больше похожая на тренировку в спортзале, чем на расслабленное сидение на одном месте. Очень сложно достичь состояния полной безмятежности, которое опытные медитаторы способны поддерживать не один час.
Несмотря на все несовершенства моей медитации, она мне помогает. Один из самых важных навыков, который следует развивать начинающим медитаторам, - это способность не сдаваться, несмотря на постоянные неудачи. У меня накоплен значительный опыт подобной практики - приходится непрерывно пресекать праздные мысли. В книге Ойгена Герригеля «Дзен и искусство стрельбы из лука» автор приводит совет своего наставника: делать следующий выстрел, забыв о бремени неудачных попыток. Когда ученик улучшал свои умения, наставник предупреждал его не упиваться успехом и не терять связи с настоящим. Концентрация может подвести в любой момент -нарушение диеты, необходимость переработки проекта. Однако медитация позволяет не падать духом и дает шанс начать все заново.
Если мне удается освободить сознание хотя бы на мгновение инио чем не думать секунду-другую, то я способен долго размышлять над одной темой, мой разум без устали пытается найти решение сложной задачи. Я достигаю той стадии, когда чувствую, что сознание прорабатывает возможные варианты, рассматривает каждую идею то так, то эдак, причем мне не приходится прилагать усилий. Успокоенное сознание способно на то, что обычному сознанию неподвластно. Ему по силам нескончаемая концентрация. В этом состоянии я полностью отделяюсь от вопроса, над которым размышляю. Даже когда хожу за покупками или мою посуду, часть моего мозга трудится над поставленным заданием.
В такие мгновения пропадает желание отвлечься - проверить страницу на Facebook, посмотреть, не процитировал ли кто-нибудь мое последнее сообщение в Twitter, поинтересоваться, не добавил ли Пол Кругман новую запись в свой блог. Остается только чувство глубокого погружения в себя.
Если сеанс медитации проходит успешно, то возникающее ощущение напоминает состояние «потока». Медитация странным и восхитительным образом растягивает время. Медитатор получает огромное удовольствие, сравнимое с высшей степенью удовлетворения человека, у которого работа идет на лад: разум - и сознательный разум, и та его загадочная часть, откуда приходят захватывающие идеи и отточенные фразы, -настраивается на конкретную задачу, возникает чувство, что решение близко и доступно. Михай Чиксентмихайи, создатель понятия «поток», считает, что между медитацией и «потоком» есть что-то общее. «”Поток” включает в себя созерцательный, медитативный подход, - утверждает исследователь. - Медитация является разновидностью “потока”, а “поток” - формой медитации». Однако «поток» предполагает взаимодействие с окружающим миром - шахматными фигурами, тушкой лосося, луком и стрелами, запчастями от мотоцикла, а при медитации цель и умения сосредоточены внутри вас. Это и делает медитацию такой сложной - приходится одновременно бороться и с врожденной тягой к новизне и движению, и с беспокойным «обезьяньим умом».
Чистая правда. Но сидя неподвижно и любуясь течением мыслей, я начинаю подозревать, что внутренний мир не так уж и целостен. Обычно и личность, и сознание воспринимаются как цельные явления. При медитации кажется, что разум состоит из двух частей: одна - направляющая и контролирующая, а другая - генератор праздной болтовни. Тибетский буддизм гласит, что не существует ни целостного ума, ни личности. Есть только восемь частей, которые работают вместе, создавая иллюзию стабильной, долговременной индивидуальности. Чувства составляют первую пятерку. Наши аналитические, логические способности - это часть шестая. «Обезьяний ум» - седьмая. Восьмая часть обеспечивает самосознание, целенаправленность, она-то и контролирует остальные семь. Трудность медитации заключается в том, что следует укреплять восьмую часть и укрощать седьмую. А обезьянам - даже тем, которые у нас в головах, - не нравится, когда их сдерживают.
В сущности, медитация - это та же нейробиология, древнейший сознательный метод использования так называемой нейропластичности, гибкости сознания, решение проблемы интернет-зависимости, найденное две с половиной тысячи лет назад. Медитация помогает восстановить когнитивные способности, подорванные чрезмерным взаимодействием с электроникой, демонстрирует, что можно изменить «расширенный разум» изнутри, путем созерцательных практик, а также извне, за счет тщательного выбора устройств.
