В то время испанским послом при регенте был один шестидесятилетний господин, любивший жить, как говорится, на широкую ногу. В сущности, этот господин де Селламаре мог дать фору любому молодому гуляке. Родился он и вырос в Неаполе. До того как стать послом, он был пажом при Филиппе IV и камердинером при Карле II. У кардинала Альберони не вызвало никакого труда убедить посла принять участие в его необычном плане: в разгар праздника похитить регента, отправить его под стражей в Таррагону, собрать Генеральные Штаты, провозгласить регентом герцога Мэнского, а после смерти юного короля посадить на еще тепленький трон Филиппа V… И тогда величать его можно было бы не иначе как Императором Запада…

Своей штаб-квартирой Селламаре выбрал замок Со, после чего послал ко двору французского короля… своего слугу, выдав его за вымышленного венгерского принца де Листне. В это сложно поверить, но поначалу его замысел осуществлялся как по маслу. Лжепринц сумел передать необходимую информацию молодому аббату по имени Портокарреро, который, в свою очередь, осуществлял связь между Со и Мадридом, где его с нетерпением ждал Альберони.

В связи с тем что Селламаре был весьма богат, очень скоро вокруг герцогини Мэнской собралась настоящая испанская диаспора. Вместе с ними – извечный Малезьё, секретарша герцогини и умница по имени Роза де Лоне, а также герцог де Ришелье, принц Домбский, некие иезуиты и даже группка бретонских дворян. Всех их объединяла ненависть к регенту.

К счастью для последнего, рядом с ним всегда находился его старый наставник – аббат Дюбуа, еще более умелый и изворотливый, чем даже сам Альберони. Тем более что под начальством Дюбуа действовали опасные и весьма сметливые агенты и дознаватели. К тому же следует отметить, что наши заговорщики были не слишком-то осмотрительны.

Так благодаря бдительности скромного заведующего королевской библиотекой по имени Бюва, которому «венгерский принц» почему-то доверил свою тайную переписку, а также благодаря болтливости молодого писаря в испанском посольстве, который не нашел ничего лучше, как в пьяном бреду выложить все секреты некоему Фийону (не преминувшему тотчас же доложить обо всем куда следует!), заговор был раскрыт.

9 декабря, в полдень, рота королевских мушкетеров заняла испанское посольство и взяла под стражу господина де Селламаре. В то же самое время эскадрон драгун бросился по следу аббата Портокарреро и без труда настиг его неподалеку от Ангулема, где горе-заговорщик размышлял о своей нелегкой жизни, стоя возле сломавшейся кареты. В Париже ловля подозреваемых также была в самом разгаре. И вскоре все заговорщики были арестованы. Пришла очередь хозяев замка Со.

Месье де Фаванкур, бригадир мушкетеров, в сопровождении месье де Ла Биллардьера, гвардейского лейтенанта, явились в замок и спокойно, со всеми подобающими политесами, арестовали герцога Мэнского, после чего препроводили его в крепость Дуллен. Его супруге же удалось бежать через подземный ход…

Однако далеко она не ушла. Месье де Ансенис, капитан гвардейцев, обнаружил ее на улице Сент-Оноре, где та скрывалась у своей подруги. Невзирая на все оскорбления и угрозы, которыми его щедро поливала маленькая герцогиня, капитан схватил ее и отправил в форт Шамбе, что недалеко от Дижона. Все остальные фигуранты по этому делу были брошены в Бастилию. Все, кроме господина Селламаре, которого препроводили до испанской границы, а сам Дюбуа любезно проследовал с ним до города Тура. Спустя год, как известно, между Францией и Испанией разразилась война…

Можно подумать, что в Париже после этого происшествия полетели головы. Но регент не был ни жестоким, ни мстительным, ни даже злопамятным. Все разрешилось как нельзя лучше – амнистией. Герцогиня Мэнская, которой заточение навсегда отбило охоту ввязываться в политику, вернулась в свой замок Со и зажила прежней приятной жизнью. Следом за ней вернулся и ее дорогой Малезьё, без которого не обходилось ни одно увеселительное мероприятие. Вольтер, скрывавшийся в течение двух месяцев, приехал в замок в сопровождении мадам дю Шатле. Роза де Лоне соблазнила губернатора Бастилии, где отбывала заключение, и стала баронессой де Сталь. Она снова заняла свое место подле хозяйки. О ней она писала так:

«Госпожа герцогиня Мэнская с возрастом ничего не приобретала: она осталась просто очень умным ребенком, со своими достоинствами и недостатками… Ей были присущи высокомерие, но без гордости, расточительность без щедрости, набожность без милосердия, высокое самомнение без презрения к окружающим, житейская мудрость без начитанности и многочисленные проявления дружеских чувств без простой сердечности…»

Шли годы. 18 мая 1736 года умер герцог Мэнский. Рак кожи лица сделал свое дело, обезобразив мужчину до неузнаваемости, однако это не отпугнуло его супругу: она была с ним до конца, проявляя тем самым невероятную преданность и любовь. Сама она умерла 23 января 1757 года, от «простуды, которую не смогла изжить…».

От прекрасного замка, который она так любила, увы, не осталось ничего, кроме павильона Авроры, части парка и премилой оранжереи, где каждое лето проводятся великолепные концерты. В сохранившихся зданиях замка сегодня находится интереснейший музей, посвященный региону Иль-де-Франс…

Замок был построен Франсуа Мансаром среди садов Ленотра для наиболее преданного и полезного соратника Людовика XIV – для Пьера Меро. Шамаранд сделан из розового кирпича, скрепленного белым камнем. Он стоял в тишине и покое до тех пор, пока его хозяйкой не стала одна весьма красивая женщина, превратившая это уютное здание в натуральный ад для своего мужа. Этот самый муж, Виктор Фиален де Персиньи, не был ни простаком, ни невинным младенцем. Не таков был человек, ставший генеральным проектировщиком Второй империи и самым верным другом императора Наполеона III.

Луи-Наполеон был пока только принцем-президентом, когда присутствовал на свадьбе своего преданного Персиньи в Елисейском дворце. Тот взял в жены очень красивую девушку, принадлежавшую к одному из самых благородных семейств Империи: это была Эгле Ней де Ля Москова[51], внучатая племянница маршала Нея и банкира Жака Лаффитта. То есть это была очаровательная наследница славы и влияния своих предков наполеоновских времен. Но эти качества совершенно в ней не проявились, и это еще слабо сказано, если учитывать тот факт, что, по крайней мере, у нее от рождения должно было развиться чувство величия или понимание границ того, что можно делать, а что – нет. Но все вышло совсем не так.

В 1852 году, когда ей было восемнадцать лет, Эгле была очаровательна: светлые волосы, блеск бездонных голубых глаз, необыкновенно свежий цвет лица, прелестная фигурка… и легкое сюсюканье, которое казалось неотразимым в ее возрасте. Перед такой красотой сердце сорокачетырехлетнего Персиньи полыхнуло огнем, тем более что невеста, по ее же собственным словам, была без ума от его соблазнительной зрелости.

Это была свадьба по любви – большая редкость для Елисейского дворца, в котором ее сыграли. Но после праздника началась повседневная жизнь, и бедный Персиньи вскоре обнаружил, что его невеста невыносимее самого избалованного ребенка. Несчастья пошли чередой с момента его назначения на пост посла Франции в Лондоне в 1855 году.

Эгле после первой неудачной попытки все-таки родила ребенка, маленькую девочку. И на другом берегу Ла-Манша она стала вести себя так, как будто Англия – порабощенная страна. Не желая переносить одиночество, она окружила себя секретарями своего мужа, затем стала закатывать ужасные сцены, если ей запрещали даже какие-нибудь пустяки. Кроме того, она тратила деньги направо и налево, часто ставя посольство в затруднительное положение. Но самым худшим было то, что своим поведением она порочила деловую репутацию своего мужа. Когда потребовалось их присутствие в Виндзорском дворце, Персиньи вверил свою судьбу и судьбу посольства в руки Бога.