«И в этом вся их жизнь? – думал Антон, с неприязнью поглядывая на моделей (в то время он уже работал помощником на съемочной площадке). – Жизнь в том, чтобы тебя считали вешалкой для одежды и куклой для тонн вечно расплывающегося макияжа, лишь бы только твое лицо украсило страницы какого-то журнала (и о такой жизни мечтают половина подростков!)?»

Не лучшего мнения Антон был и об актерах. Что заставляет человека постоянно проживать чужую – не свою – жизнь? Испытывать чужие эмоции? Примерять чужие ситуации? Что?… Собственное эмоционально бедное и никчемное состояние? Скука? Унылость и однообразие собственной жизни? Если так, думал Антон, то разнообразь свою жизнь событиям – теми, которые тебе самому важны и интересны. Которые для тебя самого станут ценными. Попробуй пожить не понарошку, на сцене или на экране телевизора, а взаправду. Испытай свои собственные эмоции. Получи свой собственный опыт. И эта никчемность собственной жизни, размышлял Антон, у актера стократ усиливается на съемочной киноплощадке. Ведь здесь, как и у моделей, приходится один и тот же эпизод переснимать помногу раз, а значит – ИЗОБРАЖАТЬ одни и те же – ЧУЖИЕ – эмоции по многу-многу раз. Много раз ненатурально смеяться или без причин рыдать. Десятки раз не по-настоящему спасать или гибнуть. Притворно любить или дюжину раз фальшиво трахаться.

Извращение.

(Впрочем, еще через пару лет Антон все же откажется от категоричности этого суждения: став профессиональным фотографом и режиссером, он и сам начнет откусывать куски пирога под названием «шоу-бизнес», а большую часть заработанных денег – экономить. Он понял, что шоу-биз – это такое же ремесло, как кондуктор троллейбуса или плиточник, которое, впрочем, позволяет зарабатывать в разы больше этих обоих вместе взятых. Помня о своей цели – построить водопровод и жить так, как хочется, он открыл банковские депозиты для собственной безбедной жизни и вкладывал в «фонд имени себя», как он это называл. Пока, правда, этот фонд представлял собой второй банковский депозит, который Антон регулярно пополнял, и вскоре на нем скопилась круглая сумма.)

А еще Антону хотелось увидеть мир. Не просто курорты Турции, Египта, Черногории или Таиланда, столь популярные среди знакомых, а больше. Очутиться дальше – выше или глубже.

Запечатлевать необыкновенную красоту планеты. Замирать при виде ее великолепия и совершенства. Ведь в конечном счете, думал Антон, наша Земля – это и есть самое красивое, законченное и гармоничное, что только существует. Она подчинена самым непостижимым законам, рождает и поддерживает нашу жизнь. Триллионы лет назад родилась от мощного взрыва, миллиарды лет была облаком космической пыли, миллионами лет формировала атмосферу, воду – жизнь. Связана пуповиной со всей Вселенной и каждым из нас, живущих здесь. Ядро планеты и сегодня вращается, поддерживая гигантские температуры и мощное магнитное поле. Мантия под земной корой, по которой мы все ходим, думал Антон, и сегодня движется и формируется, и эти колоссальные энергии ощущают все – волнения океанов и материков, цунами и землетрясения. Мы думаем, что оседлали эту энергию – энергию Земли, самоуверенно полагаем, что являемся венцом природы и вершиной эволюции, но Антон всегда знал и чувствовал: НЕТ. Мы – вирус, распространяющийся стремительно и бесконтрольно, и самовольно и безнаказанно эксплуатируем и истощаем недра Земли.

С чего мы взяли, что можем выкачивать нефть и газ, разрушать озон и отравлять атмосферу? Почему считаем, что можем без последствий рубить вековые леса и поворачивать реки вспять? Исчерпывать запасы пресной воды и уничтожать океаны?…

Все эти бесчинства – войны за топливо и мировое господство, погоня за сверхприбылями, эксперименты с ядерными реакциями и бесконтрольная безнаказанность в отношении Земли – даром не пройдут. Ни для кого.

Все – заложники благополучия планеты.

Хоть Земля и работает мощно и, кажется, так будет длиться вечно, мало кто задумывается, размышлял Антон, насколько она уязвима. Для того чтобы такой вирус, как человечество, зародился и распространился, в космосе удивительным образом совпали редчайшие факторы: и удаленность Земли от Солнца, и скорость вращения на орбите и вокруг оси, и сила магнитного поля, и много еще чего другого, чего Антон не знал. Но даже эта скудная информация, почерпнутая из справочников и википедий, значила лично для него очень много: она удивляла, восхищала, будоражила, вселяла трепет. И заставляла беречь.

Все то, что узнавал, Антон явственно ощущал и сам.

Он обожал рассматривать звездное небо. Искать знакомые созвездия и удивляться мощи Млечного Пути. Представлять массивы миллионов галактик и восхищаться колоссальными просторами и энергиями в космосе.

Все то, что видел, все, что его волновало и восхищало, все, что приводило в восторг или заставляло задуматься, все это ему хотелось запечатлеть, продлить, удержать – и он фотографировал все больше и больше. Часто на следующий день, когда он сравнивал звездное небо со вчерашним снимком, оно было уже не таким. Не повторялись волны моря, не так лежали дюны в Сахаре, всегда другим был узор горящего пламени. Вроде бы все похоже, но все же не так, как вчера. Каждое мгновение больше не повторялось – Антон это знал и видел. Никогда. Ничего нельзя было вернуть, повернуть вспять или воссоздать. Можно было только запомнить – запечатлеть.

Вскоре снимки заполонили все пространство его квартиры, а еще чуть позже – стали основой того самого «водопровода», который начал его кормить. Антон постепенно научился продавать свои фотографии – авторские права на них. И поставил наконец первый плюс в своем дневнике.

Когда мы с ним встретились, у него таких плюсов набралось с дюжину. Он все меньше работал по необходимости, все больше – с воодушевлением и по зову сердца. «Мое призвание – небо, ветер, огонь, вода и земля», – бывало, говорил он. Тогда я не вполне понимала, что он имел в виду, скорее интуитивно ощущала: он был уже вне границ повседневности. В нем, самой его сущности и жизни, было больше удовлетворения, радости и свободы.

Свободы. Он уже мог жить так, как хочется.

И удивительное дело: Антон был очень непритязателен в своих запросах и потребностях. Ни бездумных трат, ни сумасшедших загулов. Ни дурной ругани, ни высокомерия, ни надменности по отношению к другим, ни чванства, ни спеси. Простота, скромность, умеренность. Ощутив наконец свободу, он как-то абсолютно серьезно мне заявил: «Не хочу быть вирусом».

Жизнь и рассуждения Антона для меня всегда служили примером.

Флоренция прекрасна.

Как и вся Италия целиком – кусочек счастья посреди Средиземного моря. Эта страна мне кажется раем на земле: обласкана солнцем, морем, землей, горами, кухней, культурой, историей, археологией – всем тем, что меня всегда притягивало. В Италии женщина всегда чувствует себя Женщиной, а ребенок – любимым и счастливым. Италия была первой страной, в которую я попала, и до сих пор для меня с ней ничто не может сравниться. В мечтах я иногда представляю, как мы с Антоном нянчим внуков именно здесь, в Италии – где-нибудь на побережье Сорренто (а Одесса, признаться честно, лишь запасной вариант, который попроще в реализации)…

В Италии очень много маленьких городков, где узкие мощеные улочки сбегают от бескрайних виноградников к морю, где всегда уютно пахнет кофе, где ничего не меняется столетиями, разве что деревья становятся чуть ветвистее и толще. Здесь есть и вечные города, оставившие в истории невероятный след – Флоренция, Рим, Венеция… Когда я брожу по улицам Флоренции, иногда не в силах остановить пусть пафосные, глуповатые и неуместные, но совершенно искренние слезы: этот город-музей дал миру Да Винчи, Микеланджело, Галилея и многих других.

Поток моих мыслей прерывает Дарья. Она растерялась, когда на паспортном контроле в аэропорту пограничник ее о чем-то спросил.

– Лана! Эй, Лана! – кричит она с круглыми, как блюдце глазами. – Спроси, что он хочет. Он о чем-то спрашивает, я не пойму…