Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вот в комнату входит прокатчик. Он работал более восьми лет на заводе «Эдельштальверке» в Крефельде. Последние четыре года – безработный, живет случайными заработками.

– Что же вы делали последние четыре года? – спрашиваю я его.

Он стал переминаться с ноги на ногу. Ему трудно, видимо, отвечать.

– Я ушел с завода не потому, что не мог работать, и меня уволили не потому, что я плохо знаю свое дело. Завод не имел заказов, многих тогда уволили. А жить чем-то нужно. Что я делал эти четыре года? Я делал все, за что платили деньги. Я не отказывался ни от одной работы. Немного работал крановщиком в Дуйсбурге. На кладбище, там же, тесал надгробные плиты. Доил коров. Все это была не настоящая работа. Готов поехать к вам, можете не беспокоиться, прокатное дело я не забыл.

Рабочий производил хорошее впечатление, и я решил включить его в список в качестве кандидата. Я сказал ему, какую зарплату он будет получать, и добавил, что от советской границы до завода все расходы мы возьмем на себя, но до советской границы он должен будет доехать за свой счет – у нас нет валюты, чтобы покрывать эти расходы.

Прокатчик замялся, потом сказал:

– Это, конечно, трудно для меня. – Потом подергал себя за рукав пиджака и с горечью добавил: – Вот этот костюм, чтобы пойти к вам, я одолжил у брата. Он еще не все прожил. Мне даже продать больше нечего – все продано и прожито за эти последпие четыре года.

– Но раз не можете оплатить проезд до границы, что же делать, придется искать какой-то выход.

Среди прибывших ко мне по объявлению находился молодой паренек – ему было не более восемнадцати лет.

Я сказал ему, что нам требуются специалисты, а у него еще нет никакой специальности.

– Здесь ее у меня и не будет, – горячо ответил он мне. – Я у вас одно прошу: дать мне разрешение поехать в Советский Союз – там я сам найду себе работу. Я буду и работать, и учиться. Здесь это невозможно.

Я стал убеждать его в том, что вопросами выдачи разрешений на въезд занимается Советское посольство в Берлине – у меня совершенно другая задача: пригласить на работу несколько специалистов, умеющих плавить и прокатывать сталь.

Паренек ничего не хотел слушать и в конце концов заявил:

– Если вы мне разрешения не дадите, я все равно без разрешения уеду в Советский Союз, там меня примут, я знаю. Здесь я пропаду. Как вы этого не хотите понять!

У него были светлые волосы и удивительно бледное лицо. Вышел он от меня сильно возбужденный, решительно бросив уже у двери:

– Все равно уеду, даже без разрешения.

Отбор специалистов я проводил два дня. Это были дни большого нервного напряжения. Передо мной люди раскрывали свое горе, трудности жизни, отчаяние.

У них нет целей

Судьба людей, их будущее, их труд больше ни во что не ставятся.

Как-то в разговоре с главным инженером завода Рохлинга в Фельклингене, человеком высокой эрудиции, много повидавшим на своем веку, я услышал поразивший меня вопрос:

– Скажите, могут иностранцы держать свои сбережения в ваших банках? Я имею в виду советские государственные банки и сберегательные кассы.

Разговор происходил в квартире этого инженера. Мне запомнилась его фамилия – Фауст. Он занимал небольшой двухэтажный особняк на тихой улице Фольклингена. Уютная, со вкусом меблированная квартира, красивая интеллигентная жена, закончившая институт в Варбурге по славянским языкам. Во всем чувствовалось полное довольство.

И вдруг этот вопрос.

– Не знаю. А почему это вас так интересует?

– Мы переживаем трудное время. Можно мгновенно все потерять.

И он обвел беспокойным взглядом гостиную.

– Марка катится вниз, доллар упал почти в два раза, английский фунт также, о франках и лирах говорить нечего. Где, в какой стране и в какой валюте следует держать свои сбережения? Этот вопрос нас очень беспокоит. Мы находимся в положении датского принца и постоянно твердим: «То be or not to be»[59].

Фауст подошел к изразцовой полке камина, взял бутылку красного вина, приложил ладони к поверхности бутылки – согрелась – и наполнил стаканы.

– Только ваша валюта не подвержена никаким изменениям. Весь этот катастрофический поток банкротств, спекуляций и махинаций проносится мимо вас, и я знаю, что он вас не заденет. Вы принадлежите к другому миру, где действуют иные законы…

Во мне боролись смешанные чувства. С одной стороны, мне было жалко этого человека, он казался беспомощным. Десятилетия он готовился к безбедной старости, а завтра может превратиться в нищего. Он принадлежал к элите капиталистического мира – и он не верит в свой мир, не доверяет ему.

Правда, он еще не понимает, что недуг, которым болен этот мир, – неизлечим. Он хочет где-то укрыться, хотя бы в другом, чужом для него мире. Переждать. Но чего оп ждет? Какие цели он ставит?

И в это же примерно время из Москвы в Берлин приехал один из руководящих работников Государственного банка СССР. Он остановился в том же доме, где жили мы все, – на Гайсбергштрассе. Когда мы его за ужином спросили, что у нас дома нового, он сказал:

– Готовимся к тому, чтобы перейти на золотой стандарт. Мы уже отчеканили первую партию золотых советских червонцев. Хотите посмотреть? – и он вынул из кошелька золотую монету. – Поставлена задача создать самую устойчивую валюту.

Овладеем ли мы новой техникой!

В те годы многие на Западе не верили в то, что мы быстро овладеем премудростью современной техники.

– Конечно, в каждой стране могут быть талантливые одиночки. Были у вас они и раньше, есть, конечно, и теперь. Но ведь чтобы создать современную промышленность, необходимы тысячи квалифицированных людей. У вас их нет. Чтобы их подготовить, нужно время – оно не может быть уложено в рамки ваших пятилеток. Оно измеряется эпохой, – такие суждения нередко высказывались представителями технической интеллигенции на ряде заводов Рейнской области.

В одной немецкой газете я прочитал небольшую статью архитектора Мея. В этой статье он рассказывал о том, как, возвращаясь из Советского Союза, где он участвовал в проектных работах, в вагоне поезда из Берлина в Эссен он встретил русского рабочего. Рабочий сидел в купе у окна, все время смотрел в книгу и что-то шептал. «Когда я спросил его, что он так внимательно читает, – писал Мей, – рабочий ответил: «Изучаю немецкий язык. Еду на практику на завод Круппа».

– Как же вы будете работать на заводе, не зная языка? Надо бы сначала язык выучить, а уже потом и на практику ехать.

– А я всего год назад выучился по-русски читать.

Этим рабочим, о котором написал Мей, был уральский металлург с Верхне-Исетского завода – Щипанов. Он приехал в Германию изучать производство трансформаторного железа. Наше отставание в этой области сдерживало развитие электропромышленности. На заводе Круппа это железо в то время не производилось, и я направил Щипанова на завод Канито и Кляйна в городе Дупсбурге – недалеко от Эссена.

Так как Щипанов не знал немецкого языка, то я очень беспокоился о нем. Как он там один управляется? Надо обязательно съездить и проверить. Дня через четыре и поехал в Дуйсбург. Щипанова я застал у прокатного стана. Он был в рабочем синем костюме и, жестикулируя, что-то объяснял немецкому рабочему.

Щипанов не видел меня, когда я подошел к стану.

– Ну, сколько тебе еще говорить, дурья твоя голова, – уверенно объяснял он что-то немцу. – Так у тебя ничего не получится. Надо следить за температурой валков на обоих концах. Иначе лист уводить будет, – verstehen?[60]

Увидев меня, Щипанов оставил своего собеседника, подошел ко мне и, поздоровавшись, сказал:

– Ну, что я могу вам сказать? Кое-чему здесь поучиться можно, а многому и мы их поучить можем. Масло для смазки листов у них отличное. Бумага прокладочная великолепная, – потом почесал в затылке. – И вот что еще: немцы они…

вернуться

59

Быть дли не быть.

вернуться

60

– Понимаешь?

34
{"b":"217747","o":1}