Тюрин, хорошо знавший Малярова, вспоминает:

«К Малярову в аппарате было разное отношение. Его «свободную» речь не раз останавливал Руденко. Так, когда он однажды на заседании коллегии, выражая неудовольствие устаревшей, по его мнению, прокурорской формой, назвал ее «устаревшими штанами», Руденко его оборвал и заметил, что это государственная форма и о ней надо говорить с уважением.

Многие в аппарате были недовольны его твердостью и категоричностью в принятии решений, частым несогласием с мнениями и заключениями по конкретным делам, отказам подписать проект протеста и т. д. Но я к этому относился с пониманием. Он – руководитель, имеющий право по закону принимать решение, и если он его принял, то это его дело и его право. Он берет на себя ответственность за принятое решение. Важнее было другое – он никогда не отказывался от принятого решения и, что очень важно, свое решение фиксировал письменно».

Как сложилась бы дальнейшая судьба Руденко, да и Малярова, которого явно прочили на его место, сказать трудно. Только в 1964 году события резко изменились. 19 октября Миронов погиб в авиационной катастрофе. А за несколько дней до этого, 14 октября, на известном заседании Пленума ЦК КПСС был освобожден от должности Первого секретаря ЦК КПСС Хрущев. Центральный Комитет компартии возглавил Л. И. Брежнев, с которым у Руденко были неплохие отношения. По словам Теребилова, Руденко «симпатизировал Брежневу за его внешне демократическую манеру общения». Но кто знает, как сложилась бы его судьба, останься жив Миронов, которому все сулили большую партийную карьеру…

Маляров прослужил в должности первого заместителя Генерального прокурора СССР десять лет.

«Крепким орешком» был упоминавшийся уже Николай Венедиктович Жогин. До конца жизни он оставался при светлой памяти. Хорошо писал, интересно рассказывал. Приходится только сожалеть, что Николай Венедиктович не оставил своих воспоминаний. Хотя об этом я его не раз просил.

Николай Венедиктович Жогин родился 12 декабря 1914 года в селе Глядково Рязанской губернии в семье рабочего-железно-дорожника. В 1930 году окончил среднюю школу, в 1932-м – школу фабрично-заводского ученичества треста «Моспромвентиляция». Получил квалификацию слесаря и в 1932 году направлен в город Хабаровск на строительство оборонного завода. В ноябре того же года переехал в город Клепиков, где его отец служил прокурором, и поступил на работу помощником машиниста электростанции. В 1933-м (в связи с переводом отца) переехал в город Каширу Московской области, работал слесарем в мастерских местпрома, затем на Каширской гидроэлектростанции. В 1934 году

поступил в Московский индустриально-инструкторский техникум, спустя год оставил его из-за тяжелого материального положения и стал трудиться инструктором по слесарному делу школы фабрично-заводского ученичества Коломенского завода имени В. В. Куйбышева.

В феврале 1936 года призван в армию, службу он проходил в Белорусском военном округе, был избран секретарем комитета комсомола батальона. Демобилизовавшись (1937), стал работать народным следователем Клепиковской районной прокуратуры Рязанской области. В феврале 1938 года назначен исполняющим обязанности прокурора Клепиковского района, в мае 1939 года возглавил прокуратуру Михайловского района той же области. В марте 1940 года стал прокурором города Рязани.

Почувствовав нехватку специальных знаний, поступил в ВЮЗИ, окончил его в 1945 году. К этому времени он был уже прокурором Западно-Казахстанской области и проживал в городе Уральске. В 1946 году направлен в Иркутск, где возглавил прокуратуру области, а спустя еще два года стал прокурором Таджикской ССР. На этой должности служил десять лет. Неоднократно избирался членом ЦК КП Таджикистана, депутатом ВС республики. В Таджикистане началась его активная научно-педагогическая деятельность в качестве преподавателя на кафедре государственного права и советского строительства ВПШ.

В 1957–1961 годах работал прокурором Татарской АССР. В 1959 году защитил диссертацию и стал кандидатом юридических наук. С 1966 года Жогин – доктор юридических наук. В 1961 году назначен заместителем Генерального прокурора СССР. Ему был присвоен классный чин государственного советника юстиции 1-го класса.

14 июля 1972 года освобожден от должности заместителя Генерального прокурора СССР, спустя три дня назначен заместителем директора Всесоюзного института по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности при Прокуратуре СССР. На этой должности оставался семь лет, руководил научно-исследовательской работой группы секторов, разрабатывавших проблемы прокурорского надзора, уголовного процесса, криминалистики и внедрения научных рекомендаций в практику, был ответственным редактором сборников

«Следственная практика» и «Научная информация по вопросам борьбы с преступностью». После выхода на пенсию работал профессором-консультантом института (1979–1981). Автор нескольких книг по вопросам уголовного законодательства, деятельности органов прокуратуры. Под его редакцией выходили многие научные труды.

Награжден тремя орденами Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак Почета». В 1982 году стал почетным работником прокуратуры.

Умер 31 марта 2002 года в Москве.

Владимир Иванович Теребилов, по-доброму относившийся к Роману Андреевичу, вспоминал:

«Безусловно, умный, осторожный, дипломат до мозга костей, Руденко настойчиво стремился выглядеть демократом и, наверное, хотел быть таким. Однако жизнь, обстановка нередко требовали твердости и даже жестокости. Вот таким „жестоким демократом" он и был».

Действительно, в то время от руководителя любого ранга жизнь требовала жесткости, особенно в вопросах, которые не особенно-то вязались с установками партии и правительства, иногда шли с ними вразрез. Инакомыслие тогда, если сказать мягко, не поощрялось. А вернее, не допускалось.

В своих воспоминаниях В. И. Теребилов отмечал, что 1961–1964 годы, то есть последние четыре года «правления» Хрущева, были для юристов «не из легких». Своеобразный характер Первого секретаря сказывался и на судебной работе. Вначале была жесткая установка на прекращение уголовных дел с передачей виновных на поруки общественным организациям и трудовым коллективам даже за серьезные преступления, а потом, когда произошел всплеск преступности, была дана команда изменить судебную практику и, как образно выразился Хрущев, «свернуть хулиганов в бараний рог». За некоторые преступления в начале 60-х годов была восстановлена и смертная казнь. Причем применялась она иногда с грубыми нарушениями законов.

Рокотов и Нейланд

Самыми характерными были беззакония, допущенные по двум нашумевшим делам: Рокотова и Нейланда.

Суть этих дел довольно проста. Рокотов и компания длительное время занимались валютными махинациями. В те годы любые противозаконные операции с валютными ценностями признавались преступными и карались длительными сроками лишения свободы. Изобличенные в совершенных преступлениях, Рокотов и его соучастники предстали перед судом, который и приговорил их к длительным срокам лишения свободы. Казалось бы, что на этом можно поставить точку.

Однако такой итог судебного заседания не устроил Хрущева. Наверное, по чьему-то наущению он приказал подготовить указ Президиума Верховного Совета СССР, который бы предусматривал за незаконные валютные операции в качестве меры наказания смертную казнь. Но потом началось непредвиденное. Указу решили придать обратную силу, то есть распространить на деяния, совершенные до его принятия. Именно по этим основаниям приговор суда в отношении Рокотова и других был отменен, и дело слушалось повторно. На этот раз судьи знали что делали и приговорили Рокотова к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение.

Второй случай оказался еще более вопиющим.