- Рон, так ты все-таки улетаешь? – Чаз спрашивал вроде бы беззаботно, но в глазах читалось напряжение. – А с шахтой что, совсем безнадега?
- Совсем. Исчерпана шахта, - махнул рукой Ронни. – Новую разрабатывать у меня ни денег, ни желания нет. Киберы все старые, участок и лицензию по новой оформлять, хозяйство все перетаскивать… На фиг. Того, что от деда осталось, да сам заработал, хватит на годик на Каролине. А там устроюсь, руки-ноги есть, да и голова, вроде, на месте.
- Жалко, - огорчился Юрик, самый младший в компании. – Все уезжают, эх… Дик в позапрошлом году, потом Салли, теперь вот ты… Так скоро никого из наших не останется. Один я.
Юрик был археологом-любителем и никуда, в отличие от других, уезжать не хотел. Все свободное время он проводил, изучая следы погибшей цивилизации Кобальта, и надеялся когда-нибудь совершить эпохальное открытие, благо конкурентов в этом деле у него не было.
- Салли тоже на Каролину ведь улетела. Интересно, там она еще? – вступил в разговор Майк, четвертый и последний из сидящих за столом.
- Не знаю, - покачал головой Ронни. – Она в последние пару месяцев ни с кем не связывалась. Даже с матерью. Та уж попросила меня поискать Салли, если я все же попаду на Каролину.
- А Дики на Земле, - вздохнул Юрик. Все на некоторое время замолчали.
Их было шестеро с самого начала, пять мальчиков и одна девочка, старательских детей, привезенных родителями, а Ронни – дедом. Они были первыми детьми на планете, первой группой малышей, за которыми присматривала добрейшая фрау Миллер. Тогда старшему из них – Майку, было шесть, а Юрику – всего три года. Они так и выросли вместе, дружили, ссорились, мирились, в буйном отрочестве перетрахались все друг с другом, девчонок-то своего возраста не было, да и вообще женщин на Кобальте – кот наплакал. Салли, кстати, ни с кем из них ни разу не спала, у нее постарше были ухажеры, с одним из них она и уехала. Дед все ворчал, что мало того, что внук – пидорас, еще и дает всем своим дружкам, но ворчал беззлобно, и Ронни на него не обижался. В самом деле, наверно, их дружба странновато выглядела со стороны. И вот теперь настала пора расставаться.
- Поедем ко мне? – спросил Ронни Чаза, выходя из бара.
- А что Грей?
-Я его послал. Права больно начал качать, на хрена мне это. Потому и решил окончательно, что уеду. Здесь либо загнусь от скуки, либо пристрелят меня от ревности.
Чаз дал другу подзатыльник:
- Это точно, иногда даже мне тебя пристрелить хочется, что уж про любовников твоих говорить. Что ж, поедем. Давненько мы с тобой не были.
- Потому и зову. Зажжем еще разок напоследок.
Зажгли знатно. Чаз скатился с распластавшегося на постели Ронни, провел рукой по мокрой от пота пояснице:
- Жалко, что уезжаешь. С кем теперь утешаться в тяжелые минуты...
Ронни перевернулся на спину:
- У тебя остаются Юрик с Майком. А я вообще один буду.
- С ними поговорить только, - вздохнул Чаз. – А иногда охота, чтоб приласкали попросту, по-дружески, а так только ты и можешь. Ты поосторожнее с этим, Рон. Нарвешься, и помочь некому будет.
- Ну не дурак же я совсем. Хотя прав ты, слабоват я насчет этого дела. Как про баб говорят – на передок слабая? А я, значит, на задок.
Чаз захохотал, мотая головой:
- Ну и сказанешь же ты, прости господи. Эх, Ронни-бой… Кстати, курьер этот на тебя явно глаз положил.
- Я заметил, - кивнул Ронни. – С него и начну тренироваться не давать каждому, кто понравится.
- Ничего парень, симпатичный, фигуристый, - согласился Чаз, - хороший тренажер. Ох, я уже по тебе скучаю, Рон. Ты хоть пиши, не пропадай…
Оставшиеся дни до отлета Ронни собирался. Запечатал шахту, сдал лицензию. Земельный участок, на котором были шахта и жилой купол, подумав, решил оставить за собой. Сейчас за него он все равно почти ничего не получит, а там кто знает, недвижимость есть недвижимость. Да и дом родной, Ронни же вырос здесь. Киберов отдал Юрику для археологических раскопок, на большее они все равно не годились. Купол вместе с встроенной мебелью он разберет в последний день и отдаст на хранение тому же Юрику. У них места много, семья большая и участок большой. Продавать купол он пока не хотел по тем же причинам, что и участок. Много за него не дадут, а вдруг придется возвращаться? А вездеход Чаз обещал продать после его отъезда и переслать ему деньги.
Оставались личные вещи. Хоть и было их, наверно, не так много, как у людей в более цивилизованных местах, но все же за семнадцать лет жизни на одном месте накопилось достаточно. Никакого сомнения не вызывали три вещи – старый, еще дедов, но надежный бластер, его же универсальный десантный нож и мем-блок с опять же еще дедом начатым и им, Ронни, продолженным архивом разнообразнейшей информации, начиная с исторических трудов, заканчивая кулинарными рецептами. Все остальное следовало перебрать и решить, что взять с собой, что выкинуть. За разбором этого и прошло почти все время. Старт «Несси» был назначен на раннее утро четверга. В среду Ронни сходил попрощаться с дедом в колумбарий, оплатил хранение праха на пять лет вперед, а вечером устроил прощальную вечеринку у себя дома. На рассвете, ежась от утренней свежести, похмелья и бессонной ночи, он взошел на борт «Несси».
Ронни пришел точно в назначенный час, очевидно, ночь не спавший. Но все равно был хорош, несмотря на красные глаза, синюшность и общую похмельность вида. Макс отвел его в одну из двух крохотных каюток и ушел в рубку. Когда «Несси» дали отмашку на старт, оповестил по внутренней связи пассажира о необходимости пристегнуться – впервые в жизни. Через пятнадцать минут, заняв позицию на орбите, опять же впервые в жизни произнес в микрофон сообщение и об этом и, подумав, пригласил Ронни в рубку – экран с выходом на внешние камеры на «Несси» был только здесь, а иллюминаторов вообще не было. Может, парень захочет посмотреть на родину напоследок.
Парень захотел. Вошел, деликатно позевывая в ладошку, сел в вечно пустующее кресло второго пилота, заворожено уставился на экран, на синий-синий Кобальт, лениво плывущий в лучах своего голубого солнца. Макс изо всех сил старался не пялиться на пассажира, но все равно увидел больше, чем надо. Терморегуляция на «Несси» была неважная, как и на большинстве таких кораблей, удобством экипажа здесь пожертвовали для большей скорости и маневренности. Поэтому температура ниже двадцати восьми по Цельсию на борту не опускалась. Сам Макс ходил обычно в одних трусах, только на этот раз оделся приличнее – в майку и шорты. И Ронни был одет также. И вроде бы были это нормальные вещи, не слишком короткие, не слишком обтягивающие, нейтрального болотного цвета. Но они не скрывали плавных очертаний стройного торса, тонкой гибкой талии, аккуратной маленькой задницы, длинных точеных рук и ног, гладкой, поразительно безволосой для мужчины, золотистой кожи. А глаза у него были зеленые, слегка раскосые, а черные волосы при ярком свете имели глубокий темно-красный оттенок. В общем, когда настало время для первого прыжка, и Ронни ушел, предупредив, что будет спать, Макс успел раз десять мысленно его отыметь в разных позах, а некоторые из поз запомнил на будущее.
«Несси» ушла в первый прыжок из девяти на пути к Каролине. На ближайшие десять-двенадцать часов кораблик будет наглухо отрезан от мира. Потом он вынырнет в обычное пространство, но уже за несколько световых лет от Кобальта. И опять нырнет, прошивая пространство стежок за стежком.
Пока корабль в прыжке, управлять им нельзя, и пилоту делать нечего. Работа начинается потом, в обычном пространстве: проверка систем, их наладка и синхронизация – что-то да все равно разладится – определение местоположения, расчет следующего прыжка. Но это тоже ненадолго. Большую часть времени до следующего прыжка занимает настройка и разогрев генератора экзотической материи, который и создает «прокол» в пространстве, а этим занимается бортовой компьютер. На больших кораблях, имеющих разветвленные системы жизнеобеспечения, многочисленные помещения, требующие постоянного присмотра и ремонта, дело экипажу находится всегда, но на крошечном курьере во время полета в основном царит безделье. Макс обычно занимал это время сном и чтением, а во время пребывания в обычном пространстве – лазанием в Сети. Но не в этот раз.
