— Перестань горевать и плакать, — говорил Вате, — дай нам сроку двенадцать дней, и мы обдумаем, как нам быть.

— Госпожа моя Хильда, — снова заговорил Вате, — вот как было дело: взял я у паломников девять кораблей, и надо нам теперь вернуть их этим беднякам, чтобы не понести неудачи в будущих битвах.

Согласилась Хильда.

— Великий грех отнять что–нибудь у паломников, — сказала она и приказала заплатить им за все и сверх того дать им еще три меры серебра из ее собственной казны.

И паломникам вернули их корабли и так щедро вознаградили их за все, что они забыли обиду и не прокляли рода Хетеля.

На другой день утром приехал из Зеландии отважный Хервиг, и Хильда обняла его со слезами.

Заплакал и Хервиг, видя ее слезы.

— Все они умерли, — сказал он, — умерли все, кто должен был и всегда был готов тебе помочь. Ни за что не успокоюсь я ни душой, ни телом, пока не отомщу Хартмуту за то, что посмел он похитить у меня жену и перебить наших воинов.

Потом все они поехали в Мателану. Съехались туда все уцелевшие витязи со своими воинами, приехал и сын Хильды, Ортвин.

Все они, как следовало, оплакали прежде короля Хетеля, а потом стали совещаться со своей госпожой о том, можно ли предпринять им теперь поход.

— Невозможно это, пока не будет у нас достаточно людей, — сказал Фруте.

— Но когда же это будет? — говорила королева. — Неужели дочь моя должна оставаться пленницей в чужой земле, а я, бедная королева, вести здесь такую безотрадную жизнь?

— Ничего нельзя сделать, — сказал Вате, — пока те сироты, что видим мы здесь детьми, не станут взрослыми мужами, способными носить оружие. Тогда вспомнят они о своих погибших родичах и помогут нам в нашем походе.

Огорчилась Хильда, но делать было нечего.

— Дай нам Бог дожить до этого! — сказала она. — Мне же долгим покажется это время.

На прощание просила она витязей не забывать ее и заезжать к ней почаще и в свое время все приготовить к походу.

— В таком случае, госпожа, — сказал Вате, — пусть в каждой земле приготовят к тому времени по сорока надежных барок.

— А я, — сказала Хильда, — прикажу построить и оснастить двадцать крепких военных кораблей, чтобы друзьям моим было на чем добраться до врагов.

Так дружелюбно и ласково расстались они, и гости разъехались, соболезнуя ее великому горю.

После их отъезда Хильда послала на Вюльпензанд съестных припасов для оставленных там людей, что молились о душах покойников.

Потом приказала она построить на этом месте большой собор, монастырь и больницу.

Надо теперь рассказать о том, как Хартмут привез к себе домой пленных девушек.

После того как они, покинув на поле битвы своих убитых и тяжелораненых, тайком вышли в море, многие из них, и старые и молодые, ни днем ни ночью не знали, куда деться от стыда, несмотря на всю удачу своего предприятия.

Обрадовались мореходы, когда завидели они наконец берега Нормандии.

— Теперь уж мы недалеко от замков Хартмута, — сказал один из них.

Радостно встретили воинов их жены и дети, не чаяли уж они видеть их живыми.

Завидя свои замки, Людвиг Нормандский сказал Кудруне:

— Видишь ли ты эти замки? Тут и тебя ждет радость! Если ты будешь нас любить, мы наградим тебя богатыми землями.

— Кого могу я любить тут? — печально возразила молодая девушка. — Я разлучена с теми, кого я люблю, и никогда не перестану тосковать об этом.

— Не горюй, а лучше полюби Хартмута, веселого витязя, — продолжал Людвиг, — мы отдадим вам тогда все наше достояние, и живите себе в радости и довольстве.

— Когда же перестанете вы приставать ко мне? — сказала дочь Хильды. — Я лучше умру, чем соглашусь взять мужем Хартмута. Не такого отца он сын, чтобы было прилично мне любить его.

Рассердила такая речь короля Людвига, схватил он Кудруну за волосы и бросил в море, но отважный Хартмут в ту же минуту бросился вслед за нею в воду.

Рада была утонуть Кудруна и уже готова была скрыться под волнами, как подоспел Хартмут и, поймав ее обеими руками за косы, вытащил на лодку. Сурово обращался Людвиг с прекрасными дамами. Не привыкла Кудруна к такому обращению и почувствовала страшную обиду. Горько заплакали остальные пленницы: если так жестоко обращались с их королевой, то чего же могли они ждать для себя?

— Как? Ты хотел утопить мою невесту, прекрасную Кудруну? — воскликнул Хартмут. — Я люблю ее, и если бы сделал это кто–нибудь другой, а не отец мой Людвиг, то я лишил бы его жизни и чести.

— До старости сохранил я свою честь незапятнанной и хотел бы дожить так и до смерти, потому прошу Кудруну перестать гневаться на меня, — отвечал Людвиг.

Радостные, приехали к Херлинде гонцы с поклоном и приветом от ее сына. Просил он ее выехать на морской берег, чтобы встретить добрых рыцарей. Извещал он ее также, что везли они из–за моря гегелингскую девушку, по которой так сильно тосковал Хартмут. Никогда еще не получала Херлинда более приятной вести. Гонец же продолжал:

— Госпожа, — говорил он, — когда ты сойдешь на берег, встреть приветствием огорченную девушку. Пусть обе вы будете на берегу — и ты, и твоя дочь.

На все согласилась Херлинда. На третий день с большою свитой выехала она из замка и приехала на берег как раз в то время, когда корабли входили в гавань.

Воины весело и радостно высаживались на берег, выгружая привезенную добычу. Одна только Кудруна со своею свитой была печальна. Хартмут сам вел ее за руку. Охотно обошлась бы она без его услуг, но принимала их как знак должного ей почета.

Сестра Хартмута как должно приветливо встретила дочь Хильды, и очутившаяся на чужбине девушка со слезами на глазах поцеловала дочь хозяина. Хотела было поцеловать ее и Херлинда, но не стерпела этого Кудруна.

— Не хочу я целовать тебя, — сказала она Херлинде, — и напрасно встречаешь ты меня: ведь твои советы довели до того, что должна я теперь переживать такой позор и горе.

Но королева всеми силами старалась добиться ее расположения.

Рыцари решили провести на берегу целый день и сейчас же раскинули тут небольшие палатки для Хартмута и его воинов. Сбежавшиеся люди весело разгружали корабли. Кудруна плакала, почти не осушая глаз, и Хартмут, как ни старался, ничем не мог ее утешить. Только с Ортруной, сестрою Хартмута, была она ласкова и обходительна: Ортруна одна не сердилась на нее за то, что не хотела она быть женою Хартмута. Так провели они весь день. Потом Хартмут отвез Кудруну в замок, где было ей суждено прожить гораздо дольше, чем она сама хотела. Там перенесла она много мук и горя.

Хозяин замка приказал всем обходиться с нею предупредительно и почтительно, как со своею будущею королевой. Но Херлинда теряла терпение и спрашивала, когда же Кудруна станет женою Хартмута? Он не хуже ее родом, и от нее одной только зависит перестать проводить жизнь в тоске и одиночестве.

— Трудно простить тому, кто причинил столько горя и погубил стольких родичей и друзей, — услышав ее слова, сказала Кудруна.

— Что сделано, того уж не вернешь! — отвечала королева. — Надо с этим примириться. Полюби Хартму–та, и я в награду уступлю тебе часть моего достояния; я даже готова уступить тебе свою корону.

— Не хочу я носить твоей короны! Никакою щедростью не заставишь ты меня сказать, что по доброй воле пойду я замуж за витязя. Не хочу я оставаться здесь и изо дня в день стремлюсь домой!

Услыхал ее слова витязь Хартмут, и показались они ему обидны. «Если не женюсь я на этой девушке, то все, конечно, скажут, что сам я не приложил к тому никаких стараний», — подумал он.

— Умные и опытные люди должны вразумлять неразумных детей, — сказала ему злобная Херлинда. — Если ты позволишь мне, Хартмут, я постараюсь вразумить Кудруну и надеюсь сломить ее высокомерие.