— Ножками-ручками машешь — как крылышками. Подрастешь — от мамки улетишь?.. (СПб., 1990 г.).
— Мальчика родила? Солдат будет. (Это повторялось особенно часто. В нем традиционно-тревожное материнское ожидание: мальчик — солдат, уйдет — а придет ли?)
Первая часть подобных комментариев — фиксация внимания на тельце ребенка, каких-нибудь его черточках или движениях. Вторая — интерпретация (кодирование) этих черточек-движений. Ищут в них знаки будущей судьбы: тот же принцип «прозрачности», что и в восприятии тела беременной.
Такой взгляд на младенца я замечала и у совсем незнакомых людей: младенец как бы не сам по себе, а знак своей же будущей судьбы. Пытаются прозреть будущее в этих его беспорядочных движениях или громких возгласах.
Малыш (8-ми месяцев) завопил в магазине — чего-то требовал, а может быть, надоело в духоте. Рядом стояла пожилая женщина — засмеялась: «Голос громкий, — говорит, — будет полководец!» В другой раз интерпретация была другая: «Оперный певец вырастет — гляди, какой голос!» (СПб., 1991 г.).
В наших записках остались еще несколько подобного рода предсказаний:
— Громко требует шоколадку, наконец, вынуждает купить и дать ему. «Ой, какой, — комментирует женщина рядом. — Царем будет!» (СПб., 1992 г.);
— Едва научившись ходить, малыш уже убегает от мамы, а та за ним, вызывая смех старушек на скамеечке: «Хорошо бегает — спортсмен будет!» (СПб., 1992 г.);
— вымазался в краске — «будет художником»;
— после обеда приносит в раковину тарелку — «маме помощником будет»;
— тянется ручонками к автомобилю, восклицая «туту!» — «водителем будет», — улыбается хозяин машины;
— пытается разобрать мою пишущую машинку — «какой — изобретатель!»;
— карабкается на диван и падает — «альпинистом станешь?» — спрашивает его тетя (моя сестра);
— смеется и машет ручонками в Петербургском дацане — «русский лама будет!» — улыбается служитель (СПб., 1992 г.).
* * *
Предсказания такого рода всегда доброжелательны, всегда с улыбкой, и говорят только о хорошем — потому мы и определяем их как в значительной мере пожелания, с помощью которых окружающие пытаются угадать, обрисовать будущее социальное «я» маленького человека. Но это не социальная роль в точном смысле слова: много ли в том обществе, куда войдет ребенок, откроется ячеек «оперных певцов» или «полководцев», а тем более — «царей»? Скорее, это гиперболизированные символы сфер социализации: искусство, техника, власть или армия. Человеческая среда дает веер-набор профессиональных ориентаций, одобряемых направлений социализации. Возможно, программирует мать: ведь эти предсказания она слышит по десятку в день, их множество, и это не может не оказывать давления, формируя ее воспитательные стратегии и предпочтения.
Но присмотримся к другому: что служит знаком судьбы? Знаки телесны: это голос, быстрота движений — общий темперамент; случайные жесты и звуки, издаваемые младенцем. Все это интерпретируется окружающими как знаки судьбы.
Таким образом, уже не материнское, а младенческое тело становится источником знаков, основным носителем значений. Неудивительно, что на него переносится и влечение, — мы имеем в виду нормативное, специально стимулируемое традицией влечение. Смысл его — тот же, что и «влечения к животу»: обеспечить постоянную фиксацию внимания на телесных знаках для их восприятия и понимания.
На основе предсказаний-пожеланий трудно воспроизвести образ детского тела, как оно представляется в материнской традиции. Слишком это рассеянный и «свободный» жанр, слишком широка свобода интерпретаций.
Имеет смысл обратиться к этнографическим записям начала XX в. Сейчас роды в большинстве случаев проходят в мед. учреждениях, а потому забыты народные традиции, связанные непосредственно с моментом появления малыша на свет. Большинство их ушло вместе с профессией (или сакральной ролью) повитухи. Здесь, без сомнения, были приметы, основанные, как и предсказания-пожелания, на кодировании тела. Повитухи (а позже — женщины, приходившие в первые дни к роженицам с подарками «на зубок») внимательно рассматривали младенца, оценивая его физический облик и темперамент.
На чем они фиксировали внимание?
1. На знаках, оставленных родами:
— ребенок родился перевитый пуповиной (но не задохнулся) — будет хороший солдат (Пензенская губ., Нижнеломовский у.);
— родился в «сорочке» или «рубашке» (т. е. на головке осталась пленка околоплодного пузыря) — к счастью;
— родимые пятна — тоже к счастливой жизни (Владимирская губ.).
2. Оценивали общий облик новорожденного — кодировали размеры, симметричность, цвет тела, полноту его:
— очень полный, «сырой» — не живуч;
— цвет тельца синеватый, молочно-белый — неживуч; красный — здоровый, но сердитый по характеру (Новгородская губ., Тихвинский у.; Костромская губ., Ветлужский у.; Саратовская губ., Хвалынский у.);
— суровой ниткой обмеряли обе ручки, окружность головы, толщину туловища, длину его с обеих сторон. Сравнивали левые и правые смерки — если одинаковы, то малыш будет жить, а не равны — скоро умрет.
3. Но главное внимание привлекали головка и личико младенца. Кодировали:
а) форму и размеры головы:
— маленькая и крепкая — признак здоровья, а «разваливающаяся», рыхлая — нежизнеспособности;
— большая голова — признак ума, в особенности — широкий лоб;
— «востроголовый» — скорее всего, будет дурак (Вологодская губ. и у.; Вятская губ., Орловский у.; Ярославская губ., Даниловский у.; Орловская губ., Карачевский у.);
— рано начинает поворачивать головку, быстрые движения — будет силен, работящ, любознателен.
б) рот и его функции; голос:
— если рот не «цветет» (т. е. нет болезни «молочницы», обычной у младенцев), то ребенок скоро умрет;
— родился сразу с зубами — вырастет плут (Пензенская губ., Нижнеломовский у.);
— если кричит долго и громко — будет сердитый и вздорный;
— заплакал сразу после рождения, голос сильный, громкий и низкий («толстый») — живуч, «хозяин будет» (Вологодская губ., Усть-Сысольский у., Кадниковский у.; Рязанская губ., Зарайский у.; Новгородская губ., Череповецкий у.);
— если голос тонок и с визгом — значит, возможны врожденные пороки или заболевания, не исключены в будущем припадки (Новгородская губ., Тихвинский у.; Ярославская губ., Ростовский у.; Калужская губ., Медынский у.).
в) подбородок:
— острый подбородок — знак нежизнеспособности, тупой — хорошего здоровья;
г) брови:
— густые — ребенок будет человеком продувным, хитрым;
д) глаза:
— после рождения слишком долго не открывает глаз — будет суров;
— слишком осмысленный взгляд — нежизнеспособен;
е) уши:
— длинные, отвислые уши (особенно в сочетании с «востроголовостью») означают, что ребенок может вырасти дураком;
— мягкие уши — скоро умрет;
— торчащие уши — будет крепок и здоров;
ж) волосы:
— сзади оканчиваются «косичкой» (суживающейся прядью) — значит, следующей в этой семье родится девочка, а если волосы внизу ровные — то мальчик;
— длинные, жесткие волосы при рождении предвещают у ребенка ум.[828]
В общем, женская культура сосредоточивает внимание на головке и личике младенца. С ним как бы знакомятся, подмечая антропологические особенности.
Лицо — средоточие органов чувств, обеспечивающих связь с окружающим: получение и передачу информации. Особенное внимание обращают на голос и взгляд — основные для младенца средства коммуникации, то, что связывает его с матерью (прежде всего).
Особенное внимание женская культура уделяет улыбке младенца. Первой улыбки ждут с нетерпением и тревогой: пока не улыбается, еще не совсем человек, нет уверенности, что не подмененный нечистой силой (т. е. недоумок) — те не улыбаются. Живо поверье: кто первым увидит улыбку малыша, тот будет его больше всех любить (СПб., 1990–1991 гг.). Говорят: если отец не видел первой улыбки ребенка — что это за отец? А если приемный отец увидел, как малыш впервые улыбнулся, то он ближе родного (СПб., 1990 г.).
