— Ий-ааа!!! — не хуже рожающей ослицы заголосила знахарка.

Окончательно ошалевший зверь, не понимая, откуда исходит опасность, ударил по снегу передними лапами, осыпав белой пылью себя и наездницу. Последующий алессин визг потонул в басовитом мычании Лушки, и животный ужас владелицы кольца мазнул вороным крылом сознание Вилля.

Треньк!

Медведь застонал, повалился на бок, скидывая Алессу в снег, и судорожно засучил задними лапами. Его лохматая морда оказалась как раз напротив замершего Вилля, и стекленеющий левый глаз животного укоризненно уставился двуногому в лицо. Из другой глазницы торчало покрытое алыми каплями светло-серое гусиное оперение. Берен опустил разряженный темаров арбалет…

Любопытные горожане с одобрительными окриками в адрес меткого стрелка постепенно подтягивались к мёртвому зверю, даже Лесович проворно спрыгнул с крыши в крепкие объятия внучат.

«Слетелись на шкурку! Только повод дай…» — отстранённо подумал Вилль. Его внимание привлёк тихий всхлип, и эльф подошёл к знахарке. Опустился подле неё на колени, легонько приобнял за плечи.

Алесса дышала прерывисто, изредка вздрагивая всем телом. Больше всего на свете ей сейчас хотелось уткнуться носом в твёрдое плечо эльфа и от души разреветься. Если бы он не был Стражем…

— А ты в лес, что ли, собралась? Я, вроде, на площадь звал! — Вилль несколько отстранил знахарку и окинул насмешливым взглядом мужское облачение.

— Мне она, вон, на тебя приворотное зелье заказала… На родник я пошла…

Поднялась, схватила оброненный мешок и, не глядя ни на эльфа, ни на мёртвого медведя, потихоньку отправилась домой. Теперь не убежишь, опоздала.

Капитан нехотя перевёл взгляд со знахаркиной спины на покрасневшую свежесваренным раком Берту и ровно произнёс:

— На меня привороты не действуют — физиология такая.

Девушка мгновенно дошла до кондиции и, подхватив тяжёлую шерстяную юбку, бросилась к маме.

— Ну что, думаешь, прибили мы его? Отдадим Зосию шкуру — пускай гордится? — тихо спросил подошедший Берен.

— Отдавайте, какая теперь разница… А ворота ещё пару дней пусть запертыми побудут и горожане дома сидят, я на улицы патрули отправлю. Не медведь это был — голодный зверь потроха сожрал бы, а не на шею мотал…

— Говорю тебе, за оборотнихой присмотри!

— Присмотрю! — вскинулся эльф. — Прямо сегодня и присмотрю.

Зосий нехотя отвлёкся от радужного созерцания лохматой собственности и горделиво осклабился.

— С почином вас, господин начальник! А, говорят, из стражницкого арбалета только в говяжью тушу попасть и можно… Пойдёмте завтра со мной на охоту, я вам самострел с орлиным пером поднесу!

— В лес пока ходу нет… Тихо! — Берен вскинул руку, и загомонившая было толпа утихомирилась. — Это моё решение! И если я вас как градоправитель не устраиваю, то сниму значок и отдам его тому, кого вы посчитаете достойным!

Грайт говорил негромко, но звонкий морозный воздух чеканил каждое его слово. Берена уважали, и никто не посмел ему возразить. Именно он холодным вьюжнем двадцать седьмого года сумел приветить попавший в метель обоз так, что молва о Северинге быстро разошлась меж средней руки купцов. Благодаря ему обычное поселение-резервация превратилось в городок ремесленников, чьи изделия пользуются столичным спросом. Старинная дружба с самим Императором Аристаном тоже внесла свою лепту в процветание Северинга — город мирно жил, и равеннские чинуши не наведывались каждый сезон с инспекцией и пустыми мешками. А Виллю здорово повезло, что градоправитель его поддерживает, поэтому на вопрос «Надолго ль?» эльф решительно мотнул головой. Не волнуйтесь, скоро отопрём, только по ночам из домов выходить не смейте… Таков приказ!

— А меня-то когда сымать будете?! — подала голос позабытая Лушка. — Я замёрзла!!!

— Пррыгай ко мне, душечка! — заорал Эртан, широко распахивая объятья. Лукьяна вместе с младшей сестрёнкой Татьяной работала в трактире «Оркан-бар» подавальщицей, поэтому частенько удостаивалась от орка сомнительных комплиментов и дружеских щипков пониже талии.

— Эртан, у тебя ручищи когтистые! Пущай меня капитан ловит!

— Дык ты ж его раздавишь! — всплеснул руками Лесович. — Вот мои Венька с Сенькой тебя вместе с сосной до дому снесут!

— Пррыгай, пррыгай, кррасава! Эрртан поймает, Лесовята отрряхнут!

— А-а, как в трактире понукать, так — раззява! А как потискать, сразу красавой обернулась? Пущай капитан ловит!!!

— Ох, Миша, Миша… Почто сгубили-и-и! — заливался слезами Демьян, стоя на коленях перед медвежьей тушей.

Вилль в сердцах плюнул и, круто развернувшись на каблуках, ушёл домой. Невероятно чуткий слух частенько играл с ним злые шутки — от гомона и криков у эльфа начиналась жуткая мигрень. К Алессе за зельем он заходить не стал, прекрасно зная, что не продаст, или, хуже того, подсунет какую-нибудь гадость. Поэтому просто улёгся в зале на старенький диван и положил на голову мокрое полотенце.

Домовой почувствовал мрачное настроение хозяина и решил покинуть насиженную подушку. Ещё до полудня эльф заскочил домой на пару секунд и вкратце поведал Симеону о случившейся беде. Вилль, конечно, понял, что и тот считает виновной Алессу, но был благодарен хотя бы за то, что он не высказал этого вслух.

— Хозяин? — позвал кот, теребя эльфа за плечо. — Что, человечки совссем извели? Может, ну их, пусскай жрёт — нечисти тоже кушшать надо!

— Ты какой-то кровожадный, Симка… Нет уж, сам виноват, что капитаном по пьяни стать согласился. Назвался груздем — полезай в кузов! — простонал из-под полотенца Вилль.

— Давай, хозяин, давай. Бегай по улицам, как пёс ошшпаренный, трупы вмессто цветочков собирай…

Эльф ничего не ответил. Казалось, ему в голову залили кипящий свинец, и уши заткнули ватой, чтоб не вытек ненароком. Симеон на секунду позволил себе окунуться в мысли хозяина и тут же обеспокоено захлопотал. Стащил со спинки дивана клетчатое покрывало и набросил на Вилля прямо поверх одежды и сапог.

Суровые морщинки между чёрными бровями хозяина постепенно разгладились, и его лицо приобрело привычное, невозмутимо-спокойное выражение. «Хозяину нужна хозяйка, — подумал кот. — Может, тогда к нему перестанут ходить драконы?»

Эльф намеревался покемарить пару часиков, но бессовестно проспал до темноты. Мигрень улетучилась бесследно, и в голове мигом нарисовался план необходимых действий. Вылезать из-под нагретого пледа до жути не хотелось, но небо за окошком уже налилось вечерней синевой. Назвался груздем — полезай в кузов, собрался за девушкой присматривать — присмотри, да не подглядывай. Вилль знал, что горожане ослушаются и тишком выберутся на улицы. По народному мнению, опасность миновала, а к соседу на рюмку чая так и тянет! Не хватало, чтоб ещё Алесса перекинулась да гулять пошла. Не на зверя напорется, так на патруль, неприятности летят к ней, ровно шмели на клевер.

За пару минут Вилль привёл себя в боевую готовность. Запустил пятерню в короткие, чуть выше плеч, вьющиеся волосы и придал шевелюре состояние привычной растрёпанности, сунул в сапоги узкие кинжалы-шмели.

— Что, хозяин, пошшёл на охоту? — вопросил домовой. — Давай, давай, а шшкурку домой принеси, мы её на стену повессим. Только если с тебя первого её не спусстят.

— Ты во мне сомневаешься?

— Только в твоих чуйссствах — жалеешь убогеньких… Зачем Леську защищать собрался? Просидишь всю ночь под окошшком, сосульками обрастёшь, а она поиздевается!

— Это у неё ещё детство в… гм… В голове скачет! А жалость?.. Вот скажи, что бы с тобой было, не пожалей тебя я? Сидел бы один и орал на весь Себерский Перелив!

Симкины слова действительно были вопиющей несправедливостью. Вилль, будучи тогда маленьким Арвиэлем, нашёл его на берегу Себерского Перелива. Ещё издалека мальчик услышал странные звуки и пошёл посмотреть. У самой воды, вцепившись всеми четырьмя лапами в какую-то доску, сидел мокрый чёрный зверь и вопил на весь Бескрайний Океан. Так у эльфов и завелся ворчливый Симеон. Именно он обучил мальчика «нормальному человеческому» языку, а тот его эльфийскому. Оказалось, что Симеон даже не домовой, а корабельный — он был магически привязан к обшивке купеческого судна, которое затонуло на северо-западном побережье Неверры. Последнюю доску вместе с вцепившимся в неё Симкой течение унесло в Перелив, а там волны выбросили «плот» на берег. Из кусочка этой доски Арвиэль вырезал кулон в форме волчьей головы и носил его, не снимая.