Отношения в этой семье можно назвать весьма бурными. Как мы уже знаем, Вильгельм мог внезапно прийти в ярость, и Матильда оказалась ему под стать, хотя многие источники утверждают, что росту в ней было всего четыре фута четыре дюйма[7]. Между супругами часто случались ужасные ссоры, и говорят, что во время одного семейного скандала Вильгельм тащил Матильду за волосы по улицам Кана, чтобы показать всем, кто в доме хозяин. Но, несмотря на эпизодические вспышки домашнего насилия, их брак считался образцовым. Вильгельм, пожалуй единственный из правителей своего времени, не наплодил бастардов и хранил верность жене [8], и за тридцать лет совместной жизни они произвели на свет десятерых детей – шесть девочек и четырех мальчиков.

Эта преданность идее создания династии, в сочетании с одержимостью Вильгельма делать все по-своему, не сулила ничего хорошего англосаксонским правителям, которые неплохо устроились в Англии.

Мы только потому знаем так много о причинах, побудивших Вильгельма к вторжению в Англию и смещению короля Гарольда, что на ковре из Байё мастерски отображена хроника исторических событий.

Вышитое полотно длиной семьдесят метров, с его живыми картинами событий, предшествующих Завоеванию и заканчивающихся гибелью Гарольда в битве при Гастингсе, представляет собой удивительно красивое произведение искусства, и каждый, кто хоть немного интересуется историей, культурой, вышивкой или обладает простым человеческим любопытством, обязательно должен съездить в Байё, маленький городок Северной Нормандии, чтобы полюбоваться этим шедевром. То, что гобелен уцелел, само по себе чудо: в 1792 году, во время Французской революции, его чуть не порезали на куски, чтобы укрывать повозки с амуницией, а в годы Второй мировой войны Геббельс старался заполучить его всеми правдами и неправдами. Это единственное в мире вышитое полотно такого типа и возраста, сохранившееся до наших дней.

Единственный изъян гобелена, пожалуй, состоит в том, что представленное на нем изложение исторических фактов нельзя назвать достоверным.

В качестве современной параллели можно представить себе, как экс-президент Буш заказывал бы фильм об Ираке. Проследите, сказал бы он, чтобы фильм начинался сюжетом о саддамовском оружии массового уничтожения. Что значит, не было ничего отснято? Так снимите! Потом мы хотим, чтобы было много танков и взрывов – мне нравятся взрывы. Пытки заключенных? Нет, такой депрессив нам ни к чему. О, да, и в конце я лично ловлю Саддама, договорились?

Примерно так замышлялся и ковер из Байе. Но получился он не совсем таким, и в этом его прелесть.

Отчасти это связано с тем, что работу по воплощению Завоевания в картинах поручили англосаксонским вышивальщицам, которые славились по всей Европе качеством своей работы, и они, похоже, воспользовались возможностью добавить в общую картину изрядную порцию шуток. Еще большая путаница возникла из-за того, что историю Завоевания доверили рассказывать тому, кто хотел опорочить все деяния Вильгельма.

Чтобы разобраться в этих хитросплетениях, давайте попытаемся распутать все узелки этого полотна и сравнить франко-нормандское изложение истории Завоевания с другой, возможно более правдоподобной, версией событий. Будем продвигаться шаг за шагом…

К началу 1050-х годов Вильгельм, теперь уже герцог Нормандии, выгнал бретонских и франкских захватчиков и подавил нормандские бунты. Возможно, наученный горьким опытом покойного дяди Ричарда, который захватил замок в Фалезе, но недоглядел за братом, вернувшимся, чтобы убить его, Вильгельм разработал простую, но эффективную стратегию борьбы с врагами. Вместо того чтобы крушить запертые ворота и брать приступом замки, а потом возвращаться домой и ждать, пока тебя отравят или отправят к праотцам каким-либо другим способом, Вильгельм преследовал агрессоров и тех, к кому испытывал неприязнь, добивал их или захватывал все их богатства, тем самым лишая своих противников всякой власти. Очень скоро стали говорить о том, что никому не стоит раздражать Вильгельма, если только нет уверенности в возможности одолеть его, а это было маловероятно, поскольку он имел в распоряжении личную армию хорошо обученных рыцарей, да и сам не знал страха в бою.

Вильгельм к тому же отличался неуемным честолюбием, и у него уже давно глаза загорались, когда он думал об Англии. При правлении англосаксов она стала богатой и стабильной страной, но все изменилось с кончиной Альфреда Великого: скандинавы снова совершали набеги, а король Англии, Эдуард Исповедник, был слаб и находился под влиянием враждующих эрлов [9]. Все благоприятствовало тому, чтобы в игру вступил такой сильный игрок, как Вильгельм, и взял власть в свои руки.

Более того, Вильгельм и сам знал, что вторжение можно осуществить малой кровью. Король Эдуард был женат на дочери одного из воинственных англосаксонских эрлов, но, поскольку дал обет целомудрия, прямого наследника не имел. Эдуард приходился кузеном отцу Вильгельма, так что теоретически Вильгельм имел права на английский престол. К тому же Эдуард был в долгу перед Нормандией, которая предоставила ему убежище в период датского правления. И точно так же, как бритты, пожившие во Франции, возвращаются домой с любовью к полусырым стейкам и непастеризованным сырам, Эдуард питал слабость ко всему нормандскому и даже окружил себя придворными-нормандцами. В общем, складывалась ситуация, которой амбициозный Вильгельм просто не мог не воспользоваться.

Вильгельм, как и положено, отправился с визитом к своему кузену, королю Эдуарду, и, по свидетельству нормандских летописцев, в ходе поездки утвердился в своих намерениях относительно Англии. «Когда Вильгельм увидел, какая это цветущая и благодатная земля, он понял, что хочет стать ее королем». Да, добавил бы циник, цветущая, благодатная, с несметными сокровищами, бескрайними пашнями, к тому же населенная зажиточными налогоплательщиками.

Именно во время этого государственного визита Эдуард, как полагают, и назначил молодого нормандца своим официальным преемником. И если вы посетите бывший монастырь в Байё, где по сей день хранится знаменитый ковер, то вам будет заявлено в категоричной форме, что именно так все и обстояло: Вильгельм был единственным законным претендентом на корону Эдуарда, потому что сам Эдуард сказал об этом.

Эту точку зрения впервые зафиксировал в 1070 году хронист Вильгельм из Пуатье, друг Завоевателя; правда, его свидетельства так же надежны, как биография Чингисхана, выпущенная монгольским издательством. Но именно эту версию событий навязывают нам современные нормандцы из Байё.

Однако это фальшивка, поскольку, согласно англосаксонскому законодательству одиннадцатого века, наследник английского престола должен быть одобрен «советом витанов», известным как Витангемот, куда помимо короля входили высшее духовенство и светская знать. Эдуард не имел права просто передать свою корону. Его обещание, если оно действительно имело место, возможно, было частью сделки: он, безусловно, хотел заручиться поддержкой Вильгельма на случай, если придется вступить в войну. Эдуард, нормандец по материнской линии, не мог похвастаться популярностью среди своих англосаксонских подданных. Он привез с собой из Нормандии не только нормандских придворных, но и шерифов, которых поставил на руководство отдельными областями Англии. Мало того, что эти иностранцы не говорили на англосаксонском языке, так они еще и понятия не имели о местных традициях. Англосаксонские эрлы, которые управляли обширными сельскими территориями, возмущались присутствием этих иностранных законодателей да к тому же еще враждовали друг с другом в борьбе за трон.

Самый могущественный из эрлов, Годвин из Уэссекса, имел серьезные виды на монарший трон. Годвин выдал свою дочь Эдиту замуж за Эдуарда, но время шло, а они не производили на свет принцев, и, понятное дело, это бесило эрла. Поговаривали даже, что Эдуард дал обет целомудрия исключительно для того, чтобы насолить Годвину.