Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Значит, купил я для Дуни платье, но специально подешевле выбрал, всё равно весь колхоз обзавидуется. Купил также не новые сапоги, ну и белья пару штук, потому что помню — белья у неё вообще нет. А паненка, что в том магазине продавала, спросила меня:

— Это наверное для жены?

— Нет — ответил я. — Для невесты. Она артистка в театре.

А другая говорит:

— Что же, у вас в России нет магазинов с одеждой и обувью, чтобы она могла себе купить по вкусу?

Понял я, что подлая фашистская гадина втягивает меня в политический разговор и хочет, подлым образом, высмеять Советский Союз. Так что я говорю:

— У нас всего много и всё лучше и дешевле чем у вас. Вы даже не видели таких вещей, какие есть у нас.

— Тогда зачем мы всё это покупаете?

— Как это: зачем?… Чтобы в подарок послать, на память. Будет одевать это дома, когда убирается или готовит. А на вечеринку, или собрание какое, или на прогулку, наденет наше, советское.

Одна из них говорит мне:

— Есть хорошие шёлковые чулки. Может купите для комплекта?

Подумал я: «В самом деле, стоит Дуняшке чулки послать». А продавщица на прилавок коробку поставила и показывает мне чулки разные. Просмотрел я все и сказал так:

— Ну что же это за чулки, как паутина! У нас чулки делают крепкие и толстые. А эти, я даже не знаю, как она на ногу натянет.

— Отчего же? — сказала одна из них. — Очень даже крепкие. Наверняка крепче ваших хлопчатобумажных. И ноги красиво облегают.

Купил я две пары чулок и спрашиваю про подвязки. Потому что где потом Дуняшка резинки на подвязки купит? А они говорят, что сейчас у них резинки на подвязки нет. И что вообще мало кто подвязки носит.

— Тогда как вы чулки носите, чтобы они вниз не сползали?

А они как принялись смеяться. Потом та что постарше говорит:

— Сейчас покажу.

Вынула из ящика какой-то розовый предмет и себе на бедрах застегнула. Потом объясняет мне:

— Это называется пояс. А вот к этим резинкам сбоку прицепляются чулки. Это лучше подвязок — ноги не жмут и чулки не собираются в складки.

Купил я и пояс. За всё как положено заплатил и пошёл домой. Там я разложил эти вещи на кровати, на столе, и на стульях и глазам своим не верю: какое всё красивое! Да, сладко жилось буржуям и буржуйкам в этой ихней империалистической Польше!

На следующий день я упаковал всё это в коробку, написал химическим карандашом адрес и фамилию Дуни и понёс посылку на почту… Даже чуть не отправил, но — к счастью — в последний момент опомнился. Что же я делаю?! Если Дуняшка получит эти вещи (что может случиться) и оденется в них, то о ней не только весь колхоз говорить будет, НКВД тоже узнает… Начнут спрашивать: откуда это? Как и что? Можно, конечно, объяснить, что жених из Польши прислал. Но откуда он всё это взял?… Купил… Но у кого?… У буржуев… То есть…

Не закончил я этой мысли и почувствовал, что весь покрылся потом… Вот же, совсем я сдурел среди буржуев живя! А ведь мог же погубить мою любимую Дуняшку, а может и себя вместе с ней! К счастью вовремя опомнился, выскользнул с почты и тихо, боковыми улочками, вернулся с той проклятой посылкой домой. Содрал с коробки бумагу с адресом и сжёг её. А посылку под кровать в угол засунул. И только тогда успокоился.

19 декабря 1939 года. Лида

Давно уже не писал, но времени совсем не было. Хотя ничего выдающегося и не было. Польскую буржуазию образцово укротили. Та же, которая ещё уцелела, затаилась по углам, а наш героический НКВД её понемногу ликвидирует. Наше правительство вернуло свободу белорусам и великодушно удостоил их чести быть принятыми в Советский Союз. Теперь — до Буга и за Бугом — всё наше. Литва получила захваченный у неё польскими панами Вильнюс и очень за это благодарна нашему ВЕЛИКОМУ Сталину. Одним словом: планомерно всюду внедряем порядок, свободу, культуру, достаток и справедливость.

Недавно купил себе ещё одни часы. Но не в магазине, а у знакомого Липы, тоже рабочего, которому денег на водку не хватало. Теперь каждый, кто на меня посмотрит, сразу видит, что я важная персона, при двух часах хожу. А как же иначе! Очень приятно это чувствовать. Да.

Кроме этого у меня есть настоящий чемодан, почти совсем новый, с двумя замками и медной оковкой на углах. Купил я себе также хромовые сапоги английского фасона, с ремешками под коленом. Недавно оделся я по фасону и с чемоданом в руке часа два перед зеркалом стоял, на себя глядел и всё насмотреться не мог. Да, можно сказать, на знаменитость очень похож. Только ростом слишком мал и нос немного приплюснутый. А кроме этого всё замечательно! Брюки с французским галифе, пошитые из немецкого сукна; сапоги английского фасона, сверкают как звёзды на советском флаге; часики швейцарские: тик-так!.. тик-так!.. Одни в кармане, другие на руке. Ну что тут скажешь, замечательно вырядился! Вот, так бы одевшись и с чемоданом в руке вернуться в Павлово и пройтись по улице! То-то бы люди глазели и восхищались! Весь городок сбежался бы на меня посмотреть. Вот как я высоко взобрался, благодаря советской власти и нашему ВЕЛИКОМУ Сталину.

Я по-прежнему живу у Липы, но водки с ним не пью и разговариваю очень осторожно. Один раз чуть не попал в беду, но всё хорошо кончилось, так что теперь надо держать ухо востро.

Смотрю я как Липа с семьёй живёт и очень дивлюсь. Хорошо едят, чисто одеты и свой дом у них. Четверо в трёх комнатах живут. И всюду цветочки, занавесочки. А в одной комнате я даже заметил настоящий патефон. Даю коммунистическое честное слово, что не вру!.. Ну не могу я поверить в то, что Липа порядочным способом ко всем таким богатствам пришёл! Нет, сейчас он конечно рабочий, это правда. Я сам убедился. Но чтобы вся семья на его заработок могла жить в такой роскоши, в такую сказку никто в здравом уме не поверит.

Жене Липы около сорока лет. Но женщина ничего так, толстая. Сначала я глаз положил на ихнюю старшую дочку. Красивая панна. Юлькой зовут. Высокая, стройная, грудастая и сзади как надо все раздалось. А одевается как актриса кино. Даже иногда шляпу наденет и разные там пальто и жакеты. Ну и зонтик тоже. А один раз я у неё часы на цепочке заприметил. Вот, думаю я, мне бы такую подцепить! Начал я с ней кокетничать. То локтем её толкну, то на ногу мимоходом наступлю, то подмигну ей многозначительно… Нашей девке этого хватило бы. Посчитала бы за большую честь, что её удостоил своим вниманием красный офицер. А эта ничего — морду воротит. Как-то однажды, под вечер, оказался я у неё на пути во дворе и говорю очень дипломатично:

— Может сходим сегодня в кино в железнодорожный клуб. Я билеты организую.

— Благодарю — сказала она. — Меня не интересуют ваши клубы и фильмы. Хотя я случайно видела, что сюда ваши девки приехали и солдатской форме разгуливают. Можете пригласить какую-нибудь.

— Не хотите — сказал я — не надо. Найду получше.

А она говорит:

— Да хоть сто раз.

Отшила меня и пошла. Я мог бы с ней и по-другому поговорить. Парни много рассказывали, как с такими буржуйками надо поступать. Но надо было считаться с Липой и пролетарским происхождением. Кроме того видно, что он человек такой, что и по морде навалять может. А я не очень люблю, когда меня по морде бьют. Деликатная у меня натура.

1 января 1940 года. Лида

ВЕЛИКОМУ Сталину ура! ура! ура!

Начинается Новый Год. Подумываю, чего бы я желал себе в Новом Году. Так вот, самым моим большим желанием было умереть за нашу святую Россию, в присутствии её гениального вождя, Сталина. Представляю себе это так: я смертельно ранен в бою с английскими, кровожадными холуями капиталистов и лежу в госпитале. Знаю, что умру, но при этом знаю, что я собственноручно убил несколько десятков английских империалистов и захватил флаг их самого зверского полка. Да.

Так вот, лежу я и умираю… Жалко мне расставаться с жизнью, ведь — как известно — у меня уже и часов двое, и чемодан, и сапоги хромовые. Но я знаю, что и после смерти — когда наша могучая Россия подчинит весь мир и будет им править, систематически ликвидируя реакционные элементы — моё имя будет высечено золотыми буквами на мраморной плите, как героя Всемирного Советского Союза. Да.

9
{"b":"233131","o":1}