Указав на то, что единственный путь — это победа одного языка над другим, Сталин решил привести в качестве примера историю русского языка: «Так было, например, с русским языком, с которым скрещивались в ходе исторического развития языки ряда других народов и который (здесь Сталин вычеркнул, видимо, надоевшую ему самому формулу об основном словарном фонде и грамматическом строе. — Б.И.) выходил всегда победителем.
Конечно, словарный состав русского языка пополнялся при этом за счет словарного состава других языков, но это не только не ослабило, а, наоборот, обогатило и усилило русский язык.
Что касается национальной самобытности русского языка, то она не испытала ни малейшего ущерба, ибо, сохранив свой грамматический строй и основной словарный фонд, русский язык продолжал продвигаться вперед и совершенствовался по внутренним законам своего развития.
Не может быть сомнения, что теория скрещивания не может дать чего-либо серьезного советскому языкознанию. Если верно, что главной задачей языкознания является изучение внутренних законов развития языка, то нужно признать, что теория скрещивания не только не решает этой задачи, но даже не ставит ее, — она просто не замечает или не понимает ее»[478].
Четвертый сокрушающий удар
От начала и до конца статья Сталина антимарристская. Даже когда он формулировал вопросы, то обращал их лично к Марру и к его конкретным сторонникам, участникам дискуссии. Но, завершив работу над первыми тремя вопросами, Сталин решает придать ей большую масштабность, не сводить ее пафос только к личности Марра. Поэтому он убирает всякое упоминание его имени из формулировок вопросов, то есть делает их обезличенными, а в тексте вместо конкретного обращения «понимает ли это товарищ?» пишет обезличенно — «товарищи».
«Вопрос. Правильно ли поступила „Правда“, открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания?» Сталин написал последним, что видно из его собственноручной надписи на заглавном листе архивного экземпляра: «4) О языкознании. Перепечатка четвертого вопроса»[479]. Странно, но по какой-то причине в архиве Сталина в рукописи сохранился только этот ответ на четвертый вопрос. Возможно, что другие ответы Сталин первоначально надиктовал стенографистам, а затем уже работал с машинописными распечатками, то есть рукописей попросту не было. Во всяком случае, ответ на четвертый вопрос написан Сталинской рукой от начала и до конца. Судя по тому, что правки на этих экземплярах очень мало, Сталин с ходу набросав текст, видимо, остался им сразу же доволен. С психологической точки зрения и вопрос и «Ответ. Правильно поступила» очень занятны. Интересно, мог бы Сталин ответить на свой вопрос так: «Нет, неправильно поступила»? Сталин упорно продолжает играть роль стороннего наблюдателя, одного из участников дискуссии, усердно делая вид, что не он ее главный заводила. Поскольку он всего лишь один из многих, то был вправе ответить на этот вопрос «группы товарищей из молодежи» так: «В каком направлении будут решены вопросы языкознания, — это станет ясно в конце дискуссии. Но уже теперь можно сказать, что дискуссия принесла большую пользу»[480]. Иначе говоря, дискуссия продолжается и его мнение как будто нерешающее.
Но далее этот раздел статьи и по стилю и по сути сплошной обвинительный приговор «подсудимому» Марру и его подельщикам. Как и положено, в судебном приговоре сначала идет часть констатирующая пункт за пунктом состав преступления, а затем сам приговор:
«Дискуссия выяснила, прежде всего, что в органах языкознания как в центре, так и в республиках, господствовал режим несвойственный науке и людям науки». Не могу не отметить еще раз судебно-процессуальный стиль и дух написанного Сталиным документа. Здесь и оборот «дискуссия выяснила»: аналогично — «суд установил», и термин «органы языкознания», и, самое главное, страшные для людей сталинской эпохи обличительные и обвинительные интонации вождя. Им констатировалось, что представители «нового учения» в языкознании пресекали всякую критику своего учителя, не давали административного хода научным противникам и выдвигали только тех, кто безоговорочно принимал учение Марра, и даже «самовольничали» и «бесчинствовали». В качестве наглядного примера неслыханного бесчинства Сталин (как мы помним с подачи академика Мещанинова!) указал на переиздание «Бакинского курса» лекций Марра, якобы в свое время забракованного самим автором из-за неполноценного содержания, а не по причине безобразного полиграфического исполнения вычурного марровского языка и его сложнейшей транскрипции.
Российский исследователь М. Леушин недавно обнаружил интересный документ, имеющий отношение к «Бакинскому курсу». С 1946 года начало издаваться шестнадцатитомное собрание сочинений Сталина. Партийные деятели так были очарованы научно-лингвистическими успехами вождя, что решили, разумеется, не без его ведома, включить все его языковедческие статьи в очередной том собрания. В связи с этим Институт Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП(б), под грифом которого издавались труды Сталина, обратился с запросом в Академию наук. На запрос был получен приводимый ниже ответ:
«7 января 1952 г.
№ 339-0
Директору Института Маркса — Энгельса — Ленина при ЦК ВКП(б) тов. Поспелову.
В ответ на Ваше письмо от 2 января с.г. № 010/5 сообщаю, что книга акад. Н.Я. Марра, известная под названием „Бакинский курс“ и упоминаемая И.В. Сталиным в работе „Относительно марксизма в языкознании“ имеет следующее название:
„Яфетическая теория. Изд. Вост. фак-та Азерб. гос. ун-та. Баку 1928“. VIII+156 стр.
Книга отдельно больше не переиздавалась, так как сам автор был против этого. После смерти автора (1934) весь текст ее в 1936 году был перепечатан во 2-м томе „Избранных работ“ Н.Я. Марра, изд. Гос. академии истории матер. культуры (стр. 3—126).
Вновь вопрос о переиздании „Бакинского курса“ был поднят в Институте языка и мышления им. Н.Я. Марра АН СССР в 1949 г. Предполагалось включить этот курс (без дополнения, составленного С.И. Ковалевым — Избр. раб. Т. II, стр. 111–119) в однотомник избранных сочинений Н.Я. Марра (под редакцией проф. Г.П. Сердюченко), который должен был быть пособием для студентов по курсу „нового учения о языке“, введенного (кажется с 1948 года) в программы филологических факультетов университетов. Книга не была подготовлена профессором Г.П. Сердюченко в срок (к 1 января 1950 г.) и в июне 1950 г. была снята с плана еще до организации Института языкознания. Было снято с плана и 10-томное собрание сочинений Н.Я. Марра под редакцией акад. И.И. Мещанинова, в которое „Бакинский курс“ также должен был войти.
Насколько мне известно, в 1948–1950 гг. „Бакинский курс“ широко рекомендовался студентам как пособие по обязательному курсу „нового учения о языке“, и знание его требовалось на экзаменах. Более точные сведения об этом может дать Министерство высшего образования СССР. Конечно, студенты могли пользоваться только текстом 2-го тома пятитомника, так как первое („бакинское“) издание было всегда библиографической редкостью. Дополнение С.И. Ковалева (Избр. раб. Т. II, стр. 111–119), очевидно, не рекомендовалось, но было вполне доступно студентам.
Ученый секретарь Института языкознания СССР(Б.В. Горнунг)».
«Несмотря на столь авторитетное разъяснение, — пишет Леушин, — ситуация с „Бакинским курсом“ Марра полна, на наш взгляд, неясностей.
В.М. Алпатов сообщает: „Единственная попытка изложить новое учение студентам, так называемый бакинский курс (1926)… был забракован самим автором, не позволявшим печатать его при жизни“, и ссылается как на источник сведений на книгу В.А. Миханковой.
