Таким образом, офицерский корпус уже сорвало с привычных якорей, когда разразилась Вторая мировая война. Последующие заявления, что вермахт не принимал участия в нацистских зверствах, не выдерживают проверки, но сам вермахт был новым наростом, над которым старшие офицеры почти не имели контроля, в то время как военизированные образования, в больших количествах размножившиеся вокруг него, противоречили обещанию Гитлера, что вермахт будет единственной движущей силой Третьего рейха. Доктор Деметр продолжил свое исследование, включив в него последнюю трагическую и позорную главу из истории германского офицерского корпуса, но в 1939 году Гитлер полностью лишил его научной независимости, так что из этого получился лишь горестный эпилог истории, которая должна была закончиться в 30-х годах, когда офицерство оказалось встроенным в структуру Третьего рейха. После того одни офицеры вели себя порядочно, другие – чудовищно, а большинство просто делали, что могли. Лишенные защиты своей касты, они реагировали на продолжительный кризис, как реагировал бы на их месте любой другой, и из этого периода нельзя делать никаких обобщающих заключений. Мы можем только надеяться, что обычным людям, какова бы ни была их профессия или национальность, не придется снова проходить через подобный кризис.

Майкл Ховард

Когда мы говорим о социальном происхождении такого класса или сообщества, как германский офицерский корпус, возникают два вопроса: первый – профессиональное или социальное положение родителей его членов в каждый конкретный исторический момент и второй – система классификации, как таковая. Последняя может относиться к более ранней стадии социального развития, но она может сохранить свое значение и на более позднем этапе. Другими словами, мы говорим о делении общества на сословия. Мы обсуждаем вопросы статуса, или различия между дворянством и буржуазией.

Имея это в виду, начнем рассмотрение социального происхождения офицерского корпуса Пруссии, поскольку именно Пруссия служила образцом для германского офицерства в целом. Изучение периода, когда зарождалась новая прусская армия – скажем, от великого курфюрста[11] и до начала XIX века, – обнаруживает в наших знаниях пробелы, заполнить которые не представляется возможным. Даже перед Второй мировой войной архивная информация была далеко не полной. А что касается XVII и XVIII веков, мы почти ничего не знаем о том, чем занимались отцы прусских офицеров и кадетов. В те времена такие данные не собирались, а если и собирались, то сейчас они безвозвратно утеряны. Тем не менее доступные документы и историки, которые поработали над ними, дают нам кое-какие подсказки относительно пропорционального соотношения дворянства и буржуазии в составе офицерства. Однако это только подсказки, и они не позволяют выяснить точные цифры для всего этого периода.

Во времена великого курфюрста и его непосредственного преемника[12] списки офицерского состава велись весьма фрагментарно, и зачастую один и тот же человек может появляться в них как с дворянским префиксом перед именем, таким как «фон», так и без него. Но, когда мы видим, что дворяне, служащие сержантами или рядовыми, появляются в списке офицеров, мы можем сделать некие важные умозаключения. По-видимому, во время Тридцатилетней войны (1618—1648) социальный разрыв между знатью и простолюдинами был уже не так велик, как во времена ландскнехтов[13]. Трое крестьянских сыновей – Дерффлингер, Людке и Хеннигс – частые гости за столом курфюрста, но при его сыне – короле Фридрихе I – все должности были отданы дворянскому сословию и дворяне – особенно из Бранденбурга и Померании – составляли ядро, вокруг которого группировались остальные офицеры, будь то иностранцы или буржуа. Офицеры буржуазного происхождения изредка встречались даже в гвардии, и приказом от 11 марта 1704 года король специально заверил таких офицеров, что в вопросах продвижения по службе они могут рассчитывать на полное равноправие. Дворяне всегда относились к офицерам-артиллеристам – сыновьям буржуа, получившим военное образование, – с высокомерием: над их пушкой по-прежнему витал дух мастерской и кузницы, но король даровал им статус, равный статусу гвардии.

Постоянное уменьшение доходов от поместий вело к тому, что дворяне все больше уступали королю не только в государственных вопросах, но и в его желании видеть их сыновей офицерами своей армии. Но чем больше они посылали в армию своих детей, тем больше было среди старших офицеров дворян – процесс, который продолжился при втором короле Пруссии Фридрихе-Вильгельме I. Фридрих Великий писал: «В каждом полку из состава офицеров изгонялись люди, чье поведение или происхождение несовместимо с благородной профессией, которой они желали себя посвятить, и поэтому в то время офицеры могли быть уверены, что их товарищем мог стать лишь человек с безупречной репутацией». Численное соотношение между знатью и простонародьем среди офицеров армии Фридриха-Вильгельма I приводится в документе от мая 1739 года – предпоследнего года его правления. Этот документ показывает, что все 34 генерала были дворянами и что из 211 старших офицеров не были дворянами только 11. Что касается офицеров в чине капитана и ниже, в списке, к сожалению, не приводится титулов вообще. В этом списке не дается состав инженерных войск, но в его рядах соотношение между дворянством и буржуазией было примерно таким же. Однако следует помнить, что в то время получить дворянский титул было совсем не трудно, по крайней мере для богатых людей. Любой, кто сделал взнос в рекрутский фонд, или прислал исключительно высокого рекрута, или даже построил красивый дом в Берлине, вскоре получал такой титул. С другой стороны, унтер-офицеры в награду за долгую службу могли быть произведены в младшие лейтенанты.

Во времена правления Фридриха-Вильгельма I также появился новый тип кавалерии – гусары, – который представляет определенный интерес в данном контексте. Их социальное положение, как и у артиллеристов, должно было сильно измениться позднее, и об этом в юмористическом тоне пишет генерал фон Пап. В газете, вышедшей в Берлине 2 марта 1887 года, он писал: «Когда Фридриху-Вильгельму I понадобились гусары, собрали всякий сброд и сформировали из него эскадрон. Чтобы привести их в более-менее приличный вид, назначили командующим моего прадеда, который был до этого капитаном драгун. У этих гусар была самая худшая репутация не только в армии, но и по всей стране, но от назначений, конечно, не отказываются. Однако когда мой прадед надел гусарскую форму и увидел себя в зеркале в этом, как он сказал, «шутовском наряде», его чуть удар не хватил. Но, тем не менее, он был первым офицером, командовавшим гусарами».

Фридрих Великий, как и его отец, время от времени восполнял нехватку офицеров за счет буржуазии, но это была вынужденная мера, вызванная тяжелыми потерями в Семилетней войне. В целом тенденция была прямо противоположной. Его трое предшественников с большим трудом подчинили себе неотесанное деревенское дворянство (юнкерство) и постепенно заставили его служить в армии, но Фридрих II не только отдавал им предпочтение, но и приблизил их к своей персоне. Существуют свидетельства, что всякий раз, когда будущие офицеры проходили перед ним строем, он собственноручно палкой выгонял из рядов тех, кто происходил из буржуазных семей. Он даже зашел так далеко, что запрещал браки с женщинами недворянского происхождения. Несмотря на всю его «просвещенность» в других областях, ему было свойственно феодальное сознание, которое особенно возобладало в последний период его жизни. Тем не менее, видимо, принц Фридрих-Карл Прусский был не прав, когда, столетие спустя, назвал это «одной из многих французских идей, которой этот великий человек слепо следовал» (приложение 1). Во Франции такой авторитет в военной области, как Вобан[14], утверждал, что офицеров «нужно набирать из крепких духом и телом молодых дворян, предпочтительно младших сыновей небогатых отцов». Поэтому Фридрих Великий был в принципе не одинок в своем мнении, что честь – качество, свойственное в основном лишь дворянству, в то время как достоинства и таланты встречаются повсюду, в том числе и среди буржуазии. Показателем социального положения офицерского пополнения во времена Фридриха II может быть положение дел в полку апенбургских драгун. В начале Семилетней войны в полку не было ни одного офицера буржуазного происхождения. В конце войны (1763 год) таких офицеров было пять из тридцати семи. Однако к июлю 1748 года их число уменьшилось до трех. Такую закономерность мы будем часто прослеживать в течение XIX века, и ее лишь отчасти можно объяснить разницей в требованиях к офицерам в мирное и военное время.