– Ваша фантазия обгоняет время, – убеждал он. – Почему бы вам не попробовать себя в фантастике?

И он прислал стенографистку. Требовалось фантазировать при ней вслух на любую тему, а потом перевести все это на язык сценария. Поначалу стенографистка очень меня стесняла, связывала. Всегда поражаюсь писателям, которые диктуют свои произведения. Помогла фантазия: позволила вообразить, что вокруг никого нет, и говорить, говорить, говорить… Стенографистка ушла, унося с собой набросок киносценария «Аренида» о том, как с помощью электроорудий человечеству удалось разрушить падающий на Землю астероид «Аренида».

Я вернулся на опытный завод, где ведал производством, и забыл о своем первом фантастическом опусе. Но вот курьез! «Аренида» получила высшую премию конкурса «Межрабпомфильма» и Домов ученых. Популярный режиссер и актер Эггерт решил ставить фильм. Но, увы, Эггерт умер, и никто не взялся вместо него за «Арениду».

Однако сценарий заботами И. С. Шапиро публиковался в центральной печати, и Детиздат заинтересовался им. Редакторы Александр Николаевич Абрамов и Кирилл Константинович Андреев предложили мне написать на ту же тему (уже одному!) под их руководством роман.

Как измерить то легкомыслие или, мягко говоря, легкость, с какой их предложение было мной принято! Мог ли я подозревать, какие рифы и айсберги поджидают в этом трудном «плавании»? Мой «кораблик» из исписанной бумаги непременно пошел бы ко дну, не будь жесткой творческой требовательности и увлеченной дружеской помощи самоотверженного редактора Кирилла Константиновича Андреева. Просмотрев первое мое писание, он признался, что «никогда в жизни не видел ничего более беспомощного и более обещающего». «Жизненная тачка» разваливалась. Помог мне старый девиз «быть отчаянья сильнее», и, проявляя завидную настойчивость, я каждую среду привозил Кириллу Константиновичу написанную по ночам новую главу и настороженными глазами жадно следил за выражением его лица во время чтения. Потом переделывал, переписывал, переосмысливал.

Когда первый вариант романа (а их было четырнадцать) был написан, в газете «Правда» появилась статья первого секретаря ЦК комсомола товарища А. Косарева о необходимости бороться с суевериями вроде распространения безответственных слухов о столкновении Земли с другой планетой и гибели всего живого. Оказывается, сценарием, опубликованным в «Ленинградской правде», воспользовались сектанты, чтобы пугать паству близким концом света. Роман мой рухнул, я сам не рискнул бы теперь его печатать. Результат – нервное потрясение. Все майские дни 1938 года лежал с высокой температурой, по-видимому, разжигавшей фантазию. «Если отказаться от столкновения Земли с Аренидой, – полубредил я, – исчезнет памфлетная острота сюжета. От чего же оттолкнуться, чтобы сохранить символическую всемирную опасность, устранить которую способны электроорудия и сверхаккумуляторы?» Однако как в детстве железнодорожная катастрофа вернула мне зрение, так и теперь новая встряска способствовала озарению. Выход нашелся. Правда, роман пришлось переписать заново, оберегая в нем все самое главное. «Аренида» стала островом, а человечеству грозили не космические катаклизмы (столкновение планет), а вызванный людьми же пожар атмосферы. «Аренида» загорелась и стала «Пылающим островом».

Роман печатался изо дня в день в течение двух лет в «Пионерской правде». И поныне радуют признания почтенных уже людей, что они в детстве якобы зачитывались им и что роман навел их на мысль стать физиками, химиками, инженерами.

Перед самой войной «Пылающий остров» вышел отдельной книгой в Детиздате. Так появился новый писатель-фантаст. Но инженер продолжал в нем жить. Надо признаться, что писателю приходилось бороться с самим собой, со вторым своим «инженерным я», преодолевая строй инженерного мышления, строй, прямо противоположный мироощущению художника. Ведь инженер идет от общего к частному, от сборочного общего вида к рабочим чертежам. Художник же воспринимает жизнь и воспроизводит ее через достоверные детали.

Многое в «Пылающем острове» подсказано чутьем и осмыслено лишь много лет спустя, но главное было достигнуто – роман дошел до своего читателя. И не только пионерского возраста. После окончания войны он печатался ежедневными фельетонами в газете французских коммунистов «Юманите». В его редакции в 1958 году автор встретился с издателем газеты Фажоном и главным редактором Анри Стилем. Распили бутылку шампанского, извлеченную из сейфа. Пришлось нарушить свой «сухой закон» и поднять тост: «За Париж!» – «За социалистический Париж!» – поправили меня французские товарищи.

Сорок лет спустя после первой публикации роман вышел в новом варианте специальным изданием в издательстве «Детская литература» «только для библиотек». Основная же его фантастическая идея – использование сверхпроводимости в электрических машинах и «накопителях энергии» (сверхаккумуляторах) – стала уже технической задачей наших дней. В 1980 году перед Первым мая позвонил один из главных конструкторов (которого я не знал) и в качестве первомайского подарка сообщил, что некоторые идеи «Пылающего острова» воплощены в жизнь в его КБ. Мог ли автор романа мечтать о большем?

Но вернемся на десятилетия назад, к тому времени, когда, закончив свой первый роман, который еще никак не прозвучал, я уже тянулся ко второму роману. Требовался замысел под стать «Пылающем острову», «глобальный», как сказали бы теперь. То была пора великих свершений в Арктике, высадки папанинцев на Северном полюсе, перелетов через Северный полюс Чкалова и Громова. Как отражение этих ярких дел и возникла идея соединения Европейского и Американского континентов по прямой линии через полюс. Но не по воздуху, а подо льдом, на стометровой глубине подводным плавающим туннелем. Тросы на якорях удерживали бы его от всплытия. Если создать в туннеле вакуум, то поезда, не испытывая сопротивления, способны двигаться в нем со скоростью тысяч километров в час, притом без затраты авиационного горючего. Никакому реактивному топливу не выдержать конкуренции с дешевой электрической тягой! Арктический мост представлялся новым средством связи между континентами. Но чтобы написать такой роман, надо побывать в Америке! Подобное желание начинающего фантаста выглядело в те годы по меньшей мере утопией. Но… в 1939 году в Нью-Йорке отрывалась международная выставка. В Москве готовилась экспозиция советского павильона. Объявили внутренний конкурс на машины, автоматически демонстрирующие экспонаты. Я, начинающий писатель, «тряхнул стариной» и принял в нем участие. Предложенная мной конструкция понравилась. Советская часть Нью-йоркской международной выставки попросила Мытищинский вагоностроительный завод, где я занимался новыми тормозами для трамваев (перешел туда на работу из-за близости завода к подмосковной квартире, чтобы выкроить время для литературы!), откомандироровать меня для изготовления новых машин. Когда же понадобилось отправить кого-то в Нью-Йорк для монтажа оборудования советского павильона, то оказалось, что именно я в курсе всех, не только своих, дел и послать удобнее всего меня. Для прохождения формальностей предстояло посетить американское посольство на Манежной площади в доме с колоннами, рядом с отелем «Националь» – ответить на щекотливые вопросы, ставящие под сомнение даже временное пребывание в США: «Верите ли вы в бога?», «Состоите ли в такой коммунистической организации, как профсоюзы?» Взглянув на советского гражданина, собравшегося на Нью-йоркскую выставку, чиновник посольства отобрал у него листок, заметив: «Ну, это вам заполнять не требуется». Так всему персоналу советского павильона вопреки тогдашним иммиграционным правилам, которые распространялись на любого въезжающего, разрешили посетить Соединенные Штаты (а то не открылся бы советский павильон на выставке!).

Дух захватило, когда впервые в жизни я пересек советскую границу в поезде Москва – Париж.

Париж, Париж! Он произвел неизгладимое впечатление. Камни мостовых как страницы истории.