— Дальше он пишет о других делах, но рассуждения об осушении почвы бледнеют перед этой новостью. Господи милосердный, сумеем ли мы разместить их в доме? Тут все так запущено, что мне трудно поверить в наличие двух пригодных для жилья спален помимо нашей собственной.

Кевин принялся ходить по комнате, а Джилли, с трудом унявшая дрожь при мысли о встрече с друзьями мужа — и прежде всего с Амандой, или Менди, как ее ласково назвал супруг, — с притворным равнодушием предложила:

— Ну так напиши им, чтобы не приезжали.

— Но как я объясню им свой отказ принять их? — спросил он.

— Напиши правду — это достаточно веская причина.

— Ха! — смех Кевина больше напоминал лай. — Если я совершу такую глупость и посвящу Аманду в мои проблемы, она не остановится перед тем, чтобы привезти в Сассекс бабушку, тетю Агату, Тома, Харроу, близнецов и половину прислуги из Сторма; все они раскинут здесь лагерь, и она не успокоится, пока не приведет Холл в такое состояние, которое ее удовлетворит.

Эмоциональная речь Кевина создала у Джилли впечатление об Аманде как о деспотичной, своенравной женщине, что, разумеется, только усилило ее нежелание видеть ее в Холле.

Но когда Кевин заговорил снова, ее гнев и обида возросли тысячекратно.

— Слава богу, Райс и твоя портниха скоро приедут. Слушай, детка, — строго обратился он к ней, — и знай, что я не потерплю никаких возражений на этот счет. Я надеюсь, что в присутствии моих друзей ты будешь вести себя в соответствии с правилами этикета. Позволь портнихе помочь тебе с платьями — они скоро прибудут. Помни: ты здесь теперь хозяйка. Я не разрешаю тебе выметать золу из камина, кормить свиней и тем более якшаться с контрабандистами. Ты графиня Локпорт и моя жена. И вести себя будешь соответственно.

Джилли вскочила со стула, как фурия.

— Черт тебя побери, Кевин Ролингс! Кто ты такой, чтобы диктовать мне?

Она двинулась к нему по ковру — слишком короткие юбки путались вокруг ее щиколоток — и остановилась в нескольких дюймах от него.

— Мне не стыдно за Холл, и я не стыжусь, что выполняю грязную работу, в работе нет ничего дурного. Может быть, если бы ты меньше внимания уделял своей драгоценной внешности и чаще брал в руки метлу, а не щетку для волос, Холл был бы в лучшем состоянии.

— А если бы я взял в руки волшебную палочку, то превратил бы грязь в золото! — саркастически парировал Кевин, прежде чем твердо ответить на ее тираду. — И вот еще что, дорогая супруга. Хотя я понимаю, что твои выражения вроде «черт тебя побери» вызваны взрывом эмоций и вполне простительны, мои друзья могут быть шокированы, особенно Анна, жена Бо, — она тепличное создание. Научись придерживать свой язык, или мне придется принять меры.

Джилли встала в воинственную позу и открыла было рот, чтобы выдать пару фраз, которые заставили бы покраснеть и самого графа, но он не позволил ей этого сделать, нервно перебив:

— Я знаю, что прошу тебя о многом, любимая. Но глупая гордость заставляет меня это делать, — он глубоко вздохнул. — Пусть я щеголь и хлыщ, но я хотел бы, несмотря на то что уже писал Джареду об обстоятельствах нашего поспешного брака, чтобы у моих друзей создалось впечатление о нас как о счастливой паре. Другими словами, пока мои друзья будут здесь, я хотел бы, чтобы мы проявляли друг к другу нежность. Тебе будет очень трудно это сделать?

Сердце Джилли сжалось от боли — тон Кевина был непривычно серьезным. Разумеется, она была права: Кевин действительно любит Аманду. Какая иная причина могла быть у него для того, чтобы желать продемонстрировать ей, что он счастлив в браке?

Кивнув в ответ на его вопрос и забыв о своем гневе — новая боль от сознания того, что сердце Кевина принадлежит другой, совершенно заслонила его, — Джилли выскользнула из комнаты, муж в недоумении проводил глазами ее ссутулившуюся от горя фигуру.

В ту ночь, войдя в их общую спальню, он не нашел там Джилли. Светила полная луна, и он знал, что в такие ночи контрабандисты не выходят на промысел, но где ее искать, он не знал.

Когда на следующее утро она вышла к завтраку с подозрительно красными глазами, он спросил ее, где она провела ночь.

— Это не ваше дело, милорд, — холодно отвечала она. — Я превращусь в вашу комнатную собачонку, как только ваши друзья соизволят прибыть, — это самое малое, что я могу сделать для человека, столь неуверенного в себе, как вы. Но не ждите от меня, чтобы я по ночам служила вам подстилкой. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его на утешение плачущих младенцев, и еще меньше желания делить постель с мужчиной, столь раздраженным поведением своей жены, что он решается приближаться к ней только в темноте.

Кевин откинулся на спинку стула и тихо зааплодировал.

— Блестящая речь, дорогая супруга, несомненно, ты затратила немало времени на ее подготовку. Но как сказал Шекспир: «Из скромности не раз твердим мы «нет», что понимать вам следует как «да»[5]. Мне кажется, ты возражаешь слишком энергично.

— А мне кажется, ты просто подонок, грязный…

— Ну-ну! — быстро перебил ее Кевин, и Джилли с лицом, побелевшим от гнева, поднялась и вышла из комнаты.

Смех Кевина преследовал ее, но на его лице не было веселья — в ту ночь он чувствовал себя очень одиноко в огромной супружеской постели.

Аманда Деланей была прекрасной женщиной. Прекрасно в ней было все — от угольно-черных волос и глаз цвета старинного золота до кончиков изящных ножек (миниатюрных, ибо сама леди Сторм, несмотря на все свои приятные округлости, была миниатюрной женщиной). Все ее существо излучало очарование и женственность.

Самим своим присутствием Аманда заставляла Джилли (даже облаченную в новое платье — мисс Розберри прибыла вовремя) чувствовать себя неуклюжей простушкой, в ее душе поселились раздражение и зависть. Чему она завидовала? Красоте Аманды? Ее манерам? Джилли вынуждена была признаться себе, что все это также служит предметом ее зависти, но главное — очевидное восхищение Кевина этой женщиной.

С момента знакомства Джилли почувствовала себя чужеродным элементом среди этих четверых (пятерых, включая Ролингса) и мечтала лишь о том, чтобы снова стать безымянной и безликой служанкой. Эти люди обитали в мире, о котором она могла лишь мечтать в самых смелых своих фантазиях.

Сейчас, когда все расселись в чисто вымытой, но все еще захламленной гостиной, запивая травяным чаем от миссис Уайтбред медовые булочки от Хэтти Кемп, Джилли уселась в сторонке и, не принимая участия в беседе, наблюдала за друзьями Кевина.

Джаред Деланей, как она поняла сразу, был важной персоной. Не то чтобы он держался слишком прямо и вообще старался придать себе веса, но его окружала аура всеобщего уважения, авторитетности, прилегавшая к его фигуре, как черный бархатный плащ. Джилли мысленно сравнивала его с греческим богом: высокий рост, блестящие черные волосы, ярко-голубые глаза.

Вместе с женой они составляли настолько красивую пару, что это зрелище казалось чрезмерным, подавляло. Понаблюдав за ними всего несколько минут, Джилли безошибочно убедилась в том, что эти двое преисполнены взаимной любовью. Аманда как-то по-особенному клала свою руку на его плечо, он часто останавливал на ней взгляд. В целом у Джилли сложилось такое впечатление: если она все правильно поняла относительно чувств Кевина, бедному супругу остается только свистеть на луну.

Эта мысль принесла ей небольшое облегчение, и Джилли перешла к Бо и Анне Чевингтон — эта пара разительно отличалась от лорда и леди Сторм. Аманда была прекрасна, Анна — очаровательна: скромная белокожая блондинка. Бо, в отличие от импозантного Джареда, был низеньким, полноватым и рыжеволосым — его волосы были даже ярче, чем у Джилли. Он казался застенчивым и говорил короткими фразами, словно торопясь снова замолчать.

«Мне все они нравятся, видит Бог, по сравнению с ничтожными, напыщенными О’Кифи это небо и земля, но, — печально сказала она себе, — это не значит, что я им тоже нравлюсь. В конце концов, я не одна из них». Она была уверена, что все они, и прежде всего Аманда, имели свое представление о том, какая женщина достойна стать женой Кевина. И в этих представлениях не было места незаконнорожденной невоспитанной кухарке, так что энтузиазму по отношению к Джилли попросту неоткуда было взяться.