Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И люди верили! Не все, конечно, но верили! Слишком уж были велики размеры лжи, чтобы ей не верить! Да и не было уже тех, кто во весь голос и безбоязненно мог назвать черное черным, а белое белым. Иных уже не было совсем, а те были далече...

Каменев, Зиновьев, Бухарин и его «правые уклонисты» раскаялись и вели себя соответственно. И теперь уже никто не мешал Сталину манипулировать общественным мнением так, как он считал нужным. Потому и утверждала советская пропаганда, что все экономические неудачи и плохая жизнь вызваны не ошибками и непониманием руководства страны исторического момента, а вредительством врагов. Ну а чтобы этих врагов победить, всех граждан призывали давать им достойный отпор.

И тут все проходило безотказно. Да и что еще могли думать простые люди, которые слышали признания врагов народа на открытых судебных процессах? Потому и призывали к безжалостной расправе со всеми этими «шахтинцами» и им подобным.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Но каким бы доверчивым ни было население, до бесконечности обвинять внешних и внутренних врагов было невозможно. Рано или поздно люди обязательно задались бы вопросом: а что же делают его родное правительство и мудрый товарищ Сталин, если в течение стольких лет они никак не могут победить врагов? И сколько же тогда этих самых врагов, если ни всесильный ОГПУ, ни не знавшая поражений Красная Армия не могут с ними справиться?

Чтобы до таких вопросов не дошло, Сталин весьма успешно поддерживал пропаганду террором, весьма действенным для того, чтобы отбить любые вопросы или заставить не произносить их, по крайней мере, вслух. Стоило кому-нибудь только заикнуться о необоснованности ареста или пытках, как этот человек тут же познавал на собственном и теперь уже печальном опыте все прелести советской пенитенциарной системы.

И миллионы молчали, прекрасно понимая, что точно такой же фургон с издевательской надписью «Хлеб» уже завтра может увезти любого из них туда, откуда чаще всего уже не было возврата. Ну а те, кто все-таки входил в конфликт с созданной Сталиным системой, очень быстро становились жителями того или иного лагеря, где их давно уже ждали. Слишком уж велика была потребность экономики в рабочей силе, чтобы эту самую рабочую силу, да еще дармовую, держать за колючей проволокой.

И что удивительного? Ведь собирался же Лев Давидович создать трудовые армии из всего населения, так почему же не создать их из тех, кто был не в ладах, нет, уже даже не с законами, а с понятиями. Особенно если учесть, что содержавшиеся в огромной и страшной системе ГУЛАГа рабы составляли более 10% всей рабочей силы в стране, а ограничений для ее использования практически не существовало.

Ну и само собой понятно, что труд заключенных больше всего использовался там, где находились их лагеря: в лесной и горно-добывающей промышленности на Севере, в тундре и за Полярным кругом. И вполне закономерно, что к концу 1930-х годов именно ГУЛАГ стал основным поставщиком дармовой рабочей силы.

* * *

Сворачивание нэпа сказалось не только на кулаках и зажиточных крестьянах, досталось и тем, кто жил в городе. Нет, Сталин пока не приказал арестовывать бывших нэпманов и ссылать их на «необитаемые острова». А вот капиталом их попользовался. Для чего и было дано негласное разрешение на частичную конфискацию их имущества. На деле же эта «частичная конфискация» оборачивалась потерей всего, и несчастных людей выбрасывали на улицу без гроша в кармане.

Тогда же была проведена и печально знаменитая «золотая кампания», которая охватила всю страну. Большинство нэпманов уже в начале наступления на них переводили значительную часть своего состояния в золото и драгоценности, что разрешалось Гражданским кодексом.

Но когда и какие законы волновали большевиков? И уже очень скоро финансовые органы потребовали от бывших предпринимателей сдать государству все имевшиеся у них драгоценности по установленной государством цене.

Сдавали немногие, ну а с остальными разбирались уже люди из ЧК, которые и здесь шли на всевозможные ухищрения. Так, в Закавказье они торговали на «черных» рынках взятым из государственных запасов золотом по спекулятивным ценам. После чего это золото отбиралось у спекулянтов, но теперь уже по бросовым ценам. А часто и без оных...

Тем не менее денег, как всегда, не хватало. И тогда Сталин настоял на продаже за границу многих шедевров из Эрмитажа, Музея имени Пушкина, Русского музея и многих других коллекций. В результате за границей оказались знаменитые полотна Рубенса, Веласкеса, Тициана, Рафаэля, Рембрандта. Ушла за границу и часть мебели и предметов убранства из царских покоев.

Да и чего стесняться? Все это — буржуазное искусство, да и сам Ильич не брезговал торговать произведениями искусства и старины.

* * *

Как относились ко всему этому «умеренные»? Без особого энтузиазма. Однако Сталина волновали не только Киров и Серго Орджоникидзе. За каждым из них стояли люди, которые тоже были недовольны его жесткой политикой и плохой жизнью населения.

Эти, как считал сам вождь, упаднические настроения, хотели они того или нет, так или иначе передавались (и Сталин знал об этом) как многим старым партийцам, так и комсомольской молодежи. Не радовали Сталина и их, надо заметить, настойчивые предложения замириться с бывшими оппозиционерами и использовать их таланты в социалистическом строительстве в связи с приходом в Германии к власти нацистов и оккупацией японцами Маньчжурии. Еще немного, и они ему скоро предложат вернуть Троцкого! Сталин слушал все эти бредни «умеренных» и не слышал их. Да и о каком замирении могла идти речь, если в его понимании все только начиналось и главные классовые битвы были еще впереди.

Более того, как и всякий политик, Сталин рассматривал все эти действенные меры не столько как средство улучшения положения в экономике, но и как угрозу собственному положению. Да и кто на самом деле знает, что замышляли все эти люди? В высокой политике возможны всякие союзы, и это ведь они только на первый взгляд кажутся невероятными. Не так давно он и сам числился в друзьях Каменева и Зиновьева, а потом и Бухарина. Только вот где они теперь, эти самые друзья по «триум» и прочим «виратам».

Что же касается самих «умеренных», то ведь это они пока такие умеренные, но рано или поздно ему придется сойтись с ними на узенькой дорожке, где место было только одному. И что тогда? А вот до этого «тогда» ему очень не хотелось доводить дело.

И как знать, не задумал ли Сталин уже тогда окончательно вычистить партию и изгнать из нее всех, кто когда-либо посмел не согласиться с ним. Орджоникидзе, Куйбышев, Киров, Косиор, Рудзутак... все они входили в группу «умеренных» и ушли из жизни не по своей воле. Косиор и Рудзутак были расстреляны, Киров убит, а Орджоникидзе и Куйбышев умерли при весьма странных обстоятельствах. Может быть, и к лучшему. Получить 25 лет лагерей означало вечные муки и ту же самую смерть. Только медленную. У Сталина рука не дрогнула бы...

* * *

Но все это будет потом, а в 1933 году под пока еще ненавязчивым давлением «умеренных» Сталину пришлось наступить на горло собственной песне и изменить систему хлебозаготовок. С их же подачи были возвращены из ссылок Зиновьев и Каменев, были вторично исключенные из партии после «рютинского дела». И им было разрешено искупить вину покаяниями и призывами ко всем бывшим оппозиционерам прекратить сопротивление сталинской политике.

Что думали сами «умеренные» о Сталине? Этого уже не узнает никто и никогда. Конечно, именно он являл собой центральную фигуру проводимой политики, и далеко не случайно, кажется, сам Бухарин писал находившемуся в эмиграции известному меньшевику Б. Николаевскому: «В то время как ранее все виды оппозиции были оппозицией против Сталина и за его смещение с поста руководителя, теперь не встает вопрос о таком смещении... Все неустанно подчеркивают их преданность Сталину. Происходит скорее борьба за влияние на Сталина, борьба за его душу, так сказать».

176
{"b":"248612","o":1}