Лошадник переводил взгляд с одной женщины на другую, потом побледнел.

— Ты из семьи Кира, женщина?

— Я из этой семьи, — высокомерно ответила Сараи. Продавец соображал быстро. Он мог хорошо заработать и одновременно приобрести расположение одной из самых важных еврейских семей во всем Стамбуле. Итак, иностранка была чудаковатой женщиной. Но разве сама старейшина семьи Кира, женщина, которая жила дольше, чем позволяли приличия, не была чудаковатой?

— Женщина, я приношу свои извинения, — сказал он Сараи. — Я не знаю, что заставило меня назвать такую цену. Если ты согласишься на половину, тогда ты получишь жеребца по настоящей цене.

Сараи оказалась в привычной обстановке. Валентина была права. Это действительно было похоже на покупку на базаре какого-нибудь украшения или ковра. Она начала серьезно торговаться с лошадником, громко уговаривая его до тех пор, пока они наконец не договорились о цене. Потом Валентина осмотрела кобыл в табуне лошадника и выбрала шестерых. Сараи снова начала торговаться. Наконец, они ударили по рукам.

— Приведи лошадей в конюшни семьи Кира, — величественно приказала она торговцу. — Скажи, что они куплены для английских гостей семьи. — Она взяла у Валентины кошелек, тщательно отсчитала монеты и вручила их продавцу. — И не вздумай подменить лошадей, господин, — предупредила она. — Животные будут тщательно выкупаны, как только их приведут.

— Вы слишком подозрительны, Сараи, — ровно сказала Валентина, вытаскивая еще одну монету из кошелька и вкладывая ее в руку торговца. — Это тебе за хлопоты, господин, — сказала она, и две женщины удалились.

— Я сделала это! Я действительно сторговала семь лошадей! — возбужденно сказала Сараи. — Я не могу поверить в это, и никто не поверит. Я действительно сделала это!

Они остановились и купили два фруктовых шербета, чтобы освежиться после завершения дела, а потом пошли наверх по извилистым улицам еврейского квартала к большому дому на высокой точке Балаты. Там, к раздражению Валентины, ей сказали, что Патрик, Том и Мурроу решили остаться в Пере, на другой стороне Золотого Рога еще на день-другой, чтобы поохотиться на холмах за городом.

— Он что, считает себя султаном, а меня какой-нибудь рабыней, которую может бросать одну и обращаться со мной подобным образом? — выложила Валентина Нельде свое возмущение. — Он в самом деле быстро усвоил обычаи этой страны.

— Так поступает любой мужчина. Моя мама говорит, что как только он уверится в вас, он забывает о вас, — ответила Нельда.

— Обо мне он не забудет, — тихо сказала Валентина. — О, нет, Нельда! Он не сможет забыть обо мне! Я опутала его сердце и взяла в плен его душу, даже если он еще и не понимает этого. — Она рассмеялась. — Мы поедем домой, как только я встречусь с валидой, а, оказавшись в Англии, мой хозяин и повелитель обнаружит, что он не может и минуты без меня прожить. Пусть он поиграется с другими мальчишками, Нельда. Вскоре наступит мое время!

— Ах, миледи! Вы строги, хотя с виду так простодушны. Я хочу прислуживать вам, когда мы вернемся домой. Мне не хочется возвращаться к прежней скучной жизни или выходить замуж. Лучше послужить вам!

— Ну, так ты и послужишь. Нельда, потому что ты мне подходишь. Твоя мать, благослови ее Бог, обращается со мной, как с ребенком, а я уже давно не ребенок.

— Тогда наполните детскую детишками, миледи, и она будет счастлива, — озорно ответила Нельда. Валентина снова засмеялась.

— Ну, Нельда, — ответила она. — Может быть, именно так я и сделаю.

Вся женская половина семейства Кира была вовлечена в подготовку Валентины для встречи с валидой Сафией. Утром Валентину выкупали. Каждая клеточка ее тела, каждый дюйм кожи был намылен и тщательно промыт ароматизированной водой. Ногти на руках и ногах аккуратно подстригли. Тело натерли кремами, надушили.

Наряд выбирала сама Эстер. Она понимала: если Валентина понравится Сафие, это отразится и на благополучии семьи Кира.

— Твою красоту не надо прятать, — сказала Эстер, — мы даже не будем пытаться делать это. Вместо этого подчеркнем ее, и, если Сафия почувствует укол ревности, она по крайней мере утешится тем, что ты ей ни в коей мере не соперница.

— Я бы хотела, чтобы Патрик и остальные увидели меня в моем убранстве.

Старуха хихикнула.

— Ты похожа на меня, — сказала она. — Ты не любишь зависеть от мужчины и, возможно, немного сердишься, потому что твой жених отправился на охоту с друзьями.

— Да, меня это раздражает, — призналась Валентина. — Может быть, потому, что женщины в вашем обществе ведут такую уединенную жизнь, Эстер Кира, а я к этому не привыкла. В Англии меня пригласили бы присоединиться к джентльменам на охоте, а не оставили бы дома.

— Я слышала, что женщины в твоей стране ведут себя свободно, и, хотя это удивляет меня, я целиком одобряю это. Как бы мне хотелось, чтобы такие независимые женщины были бы и среди моих потомков, но увы! Это не наш образ жизни, как обязательно сказала бы Сараи.

Валентина рассмеялась.

— Кажется, это ее любимое выражение, — заметила она, — но вчера я заставила ее сторговать для меня лошадей, и она осталась весьма довольна собой.

— Хе! Хе! Хе! — закудахтала Эстер Кира. — Хотела бы я посмотреть, как Сараи спорит с лошадником!

Одежда, выбранная старухой для Валентины, была изысканной. Она состояла из широких шальвар розовато-лилового шелка с узором в виде небольших серебряных и золотых звезд, вытканных на материи. Нашитые на щиколотках жемчужины образовывали манжеты в три дюйма шириной. Рубашка из тончайшей бледно-розовой кисеи была поддета под безрукавку из розовато-лилового шелка, расшитого золотом, жемчужинами и розовым стеклярусом. Жемчугом она была обшита и по краям. Ее бедра обхватывал широкий кушак из перемежающихся полос золотой и серебряной парчи. На изящных ногах были лайковые туфли, отделанные золотом.

Нельда с любопытством наблюдала, как одна из служанок Кира зачесала назад волосы ее хозяйки и вплела в косу жемчужины, а потом умело уложила косу в прическу Глаза Валентины тщательно подрисовали краской, а ресницы покрасили в черный цвет, так что ее аметистовые глаза стали казаться еще больше. Через голову ей надели ожерелье валиды. И наконец, к удивлению Валентины, сама старейшина семьи вдела ей в уши большие висячие серьги с бриллиантами — Это мой подарок тебе, дорогое дитя, в память твоего приезда в Стамбул, — тихо сказала Эстер Кира.

Глаза Валентины быстро наполнились слезами.

— Спасибо, — сказала она просто, а служанка вытерла ей глаза, чтобы не испортить грим.

Другие женщины семейства Кира тоже сделали ей подарки. Они вручили ей прелестный набор браслетов из золота и серебра. Некоторые из них были гладкими, а другие усыпаны горошинами жемчуга или полудрагоценными камнями Принесли ферадже — красивую уличную накидку, которые носили богатые женщины, она была из шелка цвета лаванды, а изнутри подбита розовым шелком и имела застежку из пурпурного жадеита.

Валентина накинула ферадже и обнаружила, что его капюшон нависает над ее глазами, как яшмак К капюшону была пришита вуаль из розовато-лилового шелка, которая оставила открытыми только ее замечательные глаза. Эстер предупредила Валентину, чтобы она держала свои глаза потупленными, как надлежало делать уважаемой женщине, и не смотрела ни на одного мужчину, полноценного или евнуха, чтобы ее не сочли дерзкой или продажной.

Во дворе Валентине помогли сесть в паланкин Кира, где ее ждала Сараи, которая должна была ехать вместе с ней.

— Помни о том, что я сказала тебе, — предупредила Эстер гостью, — следи за своими словами, потому что какой бы очаровательной ни казалась Сафия, она опасна, как скорпион. Да поможет тебе Яхве, дитя — Спасибо вам за все, Эстер, — искренне ответила Валентина.

Старуха кивнула, потом задернула занавески паланкина Валентина почувствовала, как его подняли, потом понесли из ворот вниз по холму, покрывая путь от еврейского квартала до Нового дворца, где жили оттоманские султаны — Хоть султан и ваш повелитель, — сказала Валентина Сараи, — но из его дворца не может открываться вид более красивый, чем из дома вашей семьи. Нельда говорит, что если бы она не уехала в Англию, то не возражала бы просыпаться каждое утро и смотреть на Золотой Рог, Перу и Галату. Вам повезло, что у вас такой дом и участок земли.