«Ты меня не любишь, не жалеешь…» Ты меня не любишь, не жалеешь, Разве я немного не красив? Не смотря в лицо, от страсти млеешь, Мне на плечи руки опустив. Молодая, с чувственным оскалом, Я с тобой не нежен и не груб. Расскажи мне, скольких ты ласкала? Сколько рук ты помнишь? Сколько губ? Знаю я – они прошли, как тени, Не коснувшись твоего огня, Многим ты садилась на колени, А теперь сидишь вот у меня. Пусть твои полузакрыты очи, И ты думаешь о ком-нибудь другом, Я ведь сам люблю тебя не очень, Утопая в дальнем дорогом. Этот пыл не называй судьбою, Легкодумна вспыльчивая связь, — Как случайно встретился с тобою, Улыбнусь, спокойно разойдясь. Да и ты пойдешь своей дорогой Распылять безрадостные дни, Только нецелованных не трогай, Только негоревших не мани. И когда с другим по переулку Ты пройдешь, болтая про любовь, Может быть, я выйду на прогулку, И с тобою встретимся мы вновь. Отвернув к другому ближе плечи И немного наклонившись вниз, Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер…» Я отвечу: «Добрый вечер, miss». И ничто души не потревожит, И ничто ее не бросит в дрожь, — Кто любил, уж тот любить не может, Кто сгорел, того не подожжешь. 4 декабря 1925 «Может, поздно, может, слишком рано…» Может, поздно, может, слишком рано, И о чем не думал много лет, Походить я стал на Дон-Жуана, Как заправский ветреный поэт. Что случилось? Что со мною сталось? Каждый день я у других колен. Каждый день к себе теряю жалость, Не смиряясь с горечью измен. Я всегда хотел, чтоб сердце меньше Билось в чувствах нежных и простых, Что ж ищу в очах я этих женщин — Легкодумных, лживых и пустых? Удержи меня, мое презренье, Я всегда отмечен был тобой. На душе холодное кипенье И сирени шелест голубой. На душе – лимонный свет заката, И все то же слышно сквозь туман, — За свободу в чувствах есть расплата, Принимай же вызов, Дон-Жуан! И, спокойно вызов принимая, Вижу я, что мне одно и то ж — Чтить метель за синий цветень мая, Звать любовью чувственную дрожь. Так случилось, так со мною сталось, И с того у многих я колен, Чтобы вечно счастье улыбалось, Не смиряясь с горечью измен. 13 декабря 1925 «До свиданья, друг мой, до свиданья…» До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди. До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, — В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей. 1925 Поэт Он бледен. Мыслит страшный путь. В его душе живут виденья. Ударом жизни вбита грудь, А щеки выпили сомненья. Клоками сбиты волоса, Чело высокое в морщинах, Но ясных грез его краса Горит в продуманных картинах. Сидит он в тесном чердаке, Огарок свечки режет взоры, А карандаш в его руке Ведет с ним тайно разговоры. Он пишет песню грустных дум, Он ловит сердцем тень былого. И этот шум, душевный шум… Снесет он завтра за целковый. <1910–1912> Звезды Звездочки ясные, звезды высокие! Что вы храните в себе, что скрываете? Звезды, таящие мысли глубокие, Силой какою вы душу пленяете? Частые звездочки, звездочки тесные! Что в вас прекрасного, что в вас могучего? Чем увлекаете, звезды небесные, Силу великую знания жгучего? И почему так, когда вы сияете, Маните в небо, в объятья широкие? Смотрите нежно так, сердце ласкаете, Звезды небесные, звезды далекие! <1911–1912> Зима Вот уж осень улетела, И примчалася зима. Как на крыльях, прилетела Невидимо вдруг она. Вот морозы затрещали И сковали все пруды. И мальчишки закричали Ей «спасибо» за труды. Вот появилися узоры На стеклах дивной красоты. Все устремили свои взоры, Глядя на это. С высоты Снег падает, мелькает, вьется, Ложится белой пеленой. Вот солнце в облаках мигает, И иней на снегу сверкает. <1911–1912> |
