И все-таки, невзирая на свои сомнения и подозрения — а их у него был целый воз, — Грег чувствовал, что между ним и Лаки установилась некая странная связь. Той ночью, в палаткр, дотронувшись до него, она посягнула на темную, не познанную им самим изнанку его подсознания. Пожалуй, подобные узы связывали его некогда с братом — много лет назад, когда после гибели родителей у них не осталось никого в целом свете. Теперь у Лаки не осталось никого, кроме него.

— Правда Грег — чудо? — спросила она у Доджера. Этого он не мог стерпеть и хотел отойти, но следующие ее слова заставили его замереть на месте. Лаки сказала:

— Почему я не ядерный физик, не знаменитая актриса, не какой-нибудь ценный специалист, достойный спасения?

Сказано это было тихо, только для собачьих ушей, но Грег услышал, и его охватило щемящее чувство, природу которого он не смог бы разъяснить. Вот черт! Он сам не знал, как очутился на полу, рядом с ней.

—Лаки...

Она слегка вздрогнула, но продолжала смотреть на Доджера.

— Что это было за животное, Грег? Хорек? Какой из себя хорек? Я точно не помню.

Грег отдал должное ее желанию сохранить достоинство. Очевидно, Лаки надеялась, что он не: подслушал ее откровенную беседу с собакой. Лучше всего было подыграть ей, сделать вид, что он ничего не; слышал и не испытал небывалого волнения.

— Это был мангуст. Несколько лет назад их завезли на Гавайи, чтобы они ловили крыс, живущих на сахарных плантациях. — Такие подробности вряд ли были необходимы, просто он не знал, что еще сказать. — Никто не подумал, что мангусты охотятся днем, а крысы вылезают из нор по ночам. Так они с тех пор и живут среди тростника бок о бок. Я выпустил его в траву у входа.

Она поблагодарила его за исчерпывающий ответ слабой улыбкой, от которой у него только усилилось сердцебиение.

— Наверное, мангуст — не единственное, чего я никогда не смогу вспомнить.

Грег расслышал в ее голосе мольбу о сострадании, хотя она не осмеливалась поднять голову и кзглянуть на него.

— Мне так хочется тебя отблагодарить, — сказала Лаки. — Ведь ты забрал меня из этой ужасной тюрьмы!

— Почему же ты на меня не смотришь? Она подняла на него большие зеленые глаза, в которых блестела какая-то подозрительная влага!..

— Я боюсь, что меня не стоило спасать... Если бы ты знал, как я не хочу быть преступницей!

Господи, неужели это слезы?! Против слез Грег всегда был бессилен. Джессика постоянно прибегала к этому безотказному оружию, добиваясь своего. У Лаки, конечно, было предостаточно причин для слез, к тому же она не знала о его слабости... И все-таки он не должен был ее обнимать, помня сцену в палатке!

Грег поспешно отдернул руку, но было поздно. Она прильнула к нему то ли со вздохом, то ли со всхлипом. У него не осталось выбора: он по необходимости обнял ее за плечи. Видит Бог, иных намерений у него не было. Он просто понимал, что для утешения ей маловато одной собаки.

Ладонь Лаки поползла вверх по его руке, и Грег замер. Он предпочел бы обойтись без ее прикосновений, но теперь это было невозможно. Ее мягкая грудь уже прижалась к его груди. При этом Лаки ничего не предпринимала сама, — она просто нуждалась в его утешении.

— Спасибо за все, что ты для меня сделал, — прошептала она, обдав его шею своим теплым дыханием.

Только этого не хватало! Грег чувствовал, что его уже бросило в жар, и не знал, сумеет ли справиться с собой. Лаки с отчаянным вздохом обняла его, как обнимала до того Доджера. Несколько секунд оба напряженно молчали, не шевелясь, но внезапно Лаки поцеловала его в щеку.

Это было всего лишь мимолетное прикосновение губ, однако и его оказалось достаточно, чтобы Грег крепко прижал ее к себе. Предполагалось, что это будет короткое дружеское объятие, не более того, но где там! Он сам не заметил, как стал ее целовать, прижимая к себе все сильнее, упиваясь прикосновением ее груди.

В какой-то момент его охватил страх: вдруг она выкинет тот же фокус, который позволила себе в палатке? Но ее мягкие податливые губы лишь безвольно приоткрылись, словно она ожидала от него чего угодно, только не страстного поцелуя. Между тем язык Грега коснулся ее языка — и его охватило вожделение. Лаки сидела не шевелясь, шевелился только ее язык, принимая его ласку, но Грегу почему-то казалось, что она испытывает то же самое.

Он не ожидал от нее ни такой робости, ни такой нежности, и с ужасом чувствовал, что уже теряет самоконтроль. Эта женщина была способна свести его с ума, практически ничего для этого не делая!

Каждый мускул его тела напрягся от желания. Он уже не мог думать ни о чем, кроме того, как примется осыпать поцелуями ее лицо, шею, как доберется до груди. Грег представлял себе, как его язык будет дразнить ее сосок, как он втянет сосок в рот, как его рука заскользит по ее бедру, как он почувствует исходящий из нее манящий жар...

В следующую секунду рядом раздался какой-то шорох, и Грег мгновенно отстранился. Подняв глаза, он обнаружил, что за ними наблюдает женщина.

Черт! Он увидел себя со стороны: устроился между дамских юбок и целуется взасос с посмешищем всего острова! И кто же застает его за этим увлекательным занятием? Золовка собственной персоной!

Впрочем, лично он явно не вызывал сейчас у Сары Бракстон интереса. Она с неприкрытым любопытством разглядывала Лаки.

Лаки смотрела из окна машины на бескрайний океан, золотящийся под лучами заходящего солнца. Оставив позади тонущие в пышной зелени отели и роскошные виллы Вайлеа, они катили по пустому шоссе вдоль Макена-Бич. Здесь было меньше растительности и больше застывшей лавы, чем в благодатной Вайлеа.

Лаки хотелось спросить, куда они направляются, но у нее не хватало духу: после встречи с Сарой Бракстон Грег сделался молчалив. Его красавица золовка была той самой женщиной, что разглядывала ее в отделе перчаток незадолго до этого. Впрочем, потом она вела себя безупречно и даже помогла Лаки выбрать одежду, которой должно было хватить до конца судебного процесса.

Грег дожидался их у кассы. Расплачиваясь, он довольно сухо поблагодарил Сару, »Лаки сочла, что та заслуживает большей признательности. Однако Сара не обратила внимания на его невежливость — возможно, давно привыкла. Лаки помнила слова Грега о том, что у него нет семьи, а теперь вдруг оказалось, что он имеет двух племянников и племянницу: помогая Лаки, Сара гордо рассказывала о своих детях. Очень странно... Может быть, они поссорились?

Лаки надеялась со временем понять, что происходит, а пока украдкой поглядывала на Грега. Он следил за однорядной дорогой, все больше смахивающей на проселок. Здесь дома отстояли далеко друг от друга, разделенные пляжами из черной гальки. Лаки не знала, куда они едут, но полагала, что Грег везет ее к себе домой.

Почему он с ней не разговаривает? После появления Сары он не вымолвил и двух словечек. И зачем было набрасываться на нее с поцелуями? Ведь он явно этого не хотел, она сама сделала первый шаг, потому что ей требовалось утешение...

Лаки залилась краской стыда — как в тюрьме, когда поняла, что превратилась в местную диковину. То страшное воспоминание разъедало ее, как кислота. Она пыталась сохранить достоинство, но по ее самолюбию был нанесен удар, от которого она вряд ли сможет оправиться.

— Знаешь, что будет, если на следующей неделе ты не явишься в суд? — неожиданно спросил Грег.

Лаки облегченно вздохнула и обернулась. Наконец-то он соизволил к ней обратиться! Но куда он клонит? Лаки сознавала, что еще многое не понимает в этом человеке.

— Куда же я денусь? Благодаря помощи Сары у меня теперь есть во что одеться.

Грег смотрел прямо перед собой, объезжая колдобины.

— Если ты не явишься, я потеряю залог — свой дом. Только сейчас Лаки сообразила, в чем дело. Он просто-напросто боится, как бы она не сбежала! Сердце сжалось от боли. Какой все-таки странный человек! То он обращается с ней, как с желанной женщиной, то как с преступницей...