Хозяева Нористуа снова стали общительными и кричат соседям в Сёристуа через изгородь, что они, слава богу, разделались со своими городскими дачниками и те, наверное, уже на станции.

Так он узнает, что маленькая нарядная белая девочка уехала утром.

Он ложится на траву и закрывает глаза, чтобы больше никогда не проснуться… И желтые луга становятся черными, поле из ельника становится черным, и даже прекрасная гора с плоской вершиной, покрытой серебристым мхом, которую видно издалека, тоже чернеет. Есть только одно белое пятнышко, далеко-далеко отсюда: маленькая белая дама, которая уехала.

Мать зовет его завтракать. Зовет долго. Наконец подходит к нему, хочет поднять.

— Я сплю! — отвечает он и крепко вцепляется в траву.

Время идет. Через каждые два года в доме появляется новый братик или сестричка, и мальчик видит, когда мать уходит на полевые работы, неся на спине младшего, что ее юбка на помочах с каждым летом становится все более обтрепанной. Отец стал худым и жилистым, больше не смеется по вечерам и часто раздает ребятам оплеухи. Тогда в горнице поднимается рев, а потом ребята сидят по углам и тихонько всхлипывают. Случается, что старший, злой и недовольный, выбегает за порог, бросается на траву и закрывает глаза. А когда мать зовет его ужинать, он беззвучно отвечает:

— Я сплю!

Это может показаться странным. Но вот он, взрослый, стоит у белых перил на палубе американского парохода и смотрит на последний легкий просвет в воздухе над страной — Норвегией. Он пытается собрать разрозненные куски своей жизни в единое целое, чтобы суметь самому ответить на мучающий его где-то в душе вопрос — почему он уезжает. И отвечает, что ему неплохо жилось бы в Сёристуа и он трудился бы на хуторе не покладая рук, если бы тогда маленькая белая девочка не зашла за красную изгородь, не нарвала бы щавеля и не протянула растения в его детские ручонки, а он не нес бы охапку, как освященную свечу… Ведь видения вползают в ум и душу человека многими путями, иногда через открытые детские глаза, и превращаются в тоску, а она лишает человека силы сопротивления и заставляет его покидать хутор, отчий дом, родину.

Это написано мною собственноручно. Написано сегодня, чтобы облегчить душу. Я потеряла работу, потеряла радость жизни. Потеряла все. А служила я в кафе «Максимилиан».

Молодой человек в сером костюме каждый вечер приходил к нам с двумя друзьями, и они садились за один из моих столиков. В кафе бывало много посетителей, и у всех у них находилось доброе слово для меня — только не у него. Он был высок, худощав, с мягкими черными волосами и голубыми глазами, которые иногда останавливались на мне. Едва заметный легкий пушок пробивался над его верхней губой.

Видно, он с самого начала не был ко мне расположен.

Он приходил каждый вечер в течение недели. Я привыкла к нему, и, когда его не было, мне словно чего-то не хватало. И вот однажды он совсем не пришел. Я места себе не находила, обошла все кафе и вдруг увидела его за столиком позади одной из больших колонн, у другого входа. Он сидел с актрисой из цирка. На ней было желтое платье и длинные перчатки выше локтя. Она очень молода, и у нее прекрасные карие глаза, а у меня глаза голубые.

Я постояла немного, стараясь уловить, о чем они говорят. Она в чем-то упрекала его, говорила, что он ей надоел, просила его уйти. «Матерь божья, — молилась я, — хоть бы он пришел ко мне!»

На другой день он появился вечером, как обычно, с друзьями, и они сели за один из моих столиков. А всего у меня их пять. Я не бросилась к нему тотчас же, как бывало прежде, я покраснела и сделала вид, что не заметила его. Тогда он подозвал меня.

Я сказала:

— Вас не было здесь вчера.

— Обратите внимание, — сказал он своим друзьям, — как стройна наша официантка, как она прелестна.

— Пива? — спросила я.

— Да, — ответил он.

Я не шла, я летела за тремя кружками.

Прошло несколько дней.

Как-то раз он протянул мне визитную карточку и сказал:

— Отнесите ее той…

Не дослушав, я взяла карточку и отнесла желтой даме. По дороге я прочла его имя: Владимир Т***.

Когда я снова подошла к его столику, он вопросительно взглянул на меня.

— Я отдала, — сказала я.

— Ответа нет?

— Нет.

Он дал мне марку и, улыбнувшись, сказал:

— Когда нет ответа — это тоже ответ.

Весь вечер он сидел, не сводя глаз с этой дамы и ее спутников. Часов в одиннадцать он встал и подошел к ее столику. Она встретила его холодно, но двое ее спутников, наоборот, разговаривали с ним, задавали ему издевательские вопросы и хохотали. Он вернулся очень скоро, через несколько минут, и я обратила его внимание на то, что один из карманов его весеннего пальто промок от пива. Он тут же снял пальто, резко повернулся и гневно посмотрел на столик дамы из цирка. Я, как могла, привела пальто в порядок, и он улыбнулся мне:

— Спасибо, раба.

Помогая ему надеть пальто, я украдкой погладила его по спине.

Он сидел, глубоко задумавшись. Один из его друзей заказал еще пива, и я взяла кружку. Хотела взять и кружку Т***.

— Нет, — сказал он и положил свою руку на мою.

От его прикосновения моя рука бессильно повисла, он заметил это и сразу же отдернул руку.

Вечером я молилась за него, стоя на коленях у кровати. И, счастливая, целовала свою руку, к которой он прикоснулся.

Однажды он подарил мне цветы, целую охапку цветов. Он купил их у цветочницы сразу, как только вошел в кафе, они были свежие, пунцовые — огромный букет, почти вся ее корзина. Он завалил ими столик, за который сел. На этот раз он был один. Как только выпадала свободная минутка, я стояла, притаившись, за колонной, все смотрела на него и думала: его зовут Владимир Т***.

Так прошло довольно много времени. Он беспрестанно глядел на часы.

Я спросила:

— Вы кого-нибудь ждете?

Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом и вдруг ответил:

— Нет, я никого не жду. Кого мне ждать?

— Я подумала, что, быть может, вы кого-нибудь ждете, — опять сказала я.

— Подойдите, — сказал он в ответ. — Это вам.

И он дал мне всю охапку цветов.

Я хотела поблагодарить, но голос изменил мне, и я лишь прошептала «спасибо». Задыхаясь от счастья, я стояла у буфета и не помнила, что мне надо заказать.

— Что вам? — спросила буфетчица.

— А вы не знаете? — ответила я вопросом.

— Откуда мне знать? Вы что, рехнулись?

— Вы не знаете, от кого я получила эти цветы? — спросила я.

Мимо прошел управляющий.

Я услышала, как он сказал:

— Вы забыли подать пиво господину с деревянной ногой.

— Мне подарил их Владимир, — сказала я и поспешила с пивом к столикам.

Т*** не ушел. Когда он наконец поднялся, я снова поблагодарила его. Он остановился и сказал:

— Собственно, я купил их не вам.

Ну что ж. Может быть, он и купил их для другой. Но подарил-то мне. Цветы получила я, а не та, которой он купил. И он разрешил мне поблагодарить его. Спокойной ночи, Владимир.

На другое утро шел дождь.

«Какое платье мне надеть сегодня — черное или зеленое? — думала я. — Зеленое. Оно новое, поэтому я надену его». Я была так счастлива.

У остановки трамвая под дождем стояла женщина. У нее не было зонта. Я предложила ей свой, на она отказалась. Тогда я закрыла его. «Пусть она мокнет не одна», — подумала я.

Вечером Владимир пришел в кафе.

— Благодарю вас за вчерашние цветы, — гордо сказала я.

— Какие цветы? — спросил он. — Не говорите об этих цветах.

— Я только хотела поблагодарить вас, — сказала я.

Он пожал плечами и сказал: