– Я рада, что ты вернулся, Иеремия.

У Терстона защемило сердце. Боль, сожаление, вина... Внезапно перед ним возник образ Камиллы. Он снова услышал слова Амелии... Женитесь... Она была права, только как теперь быть с Мэри-Эллен?

– Я рад, что вернулся, – не найдя ничего лучше, пробормотал он. – Как дети?

– Хорошо, – застенчиво улыбнулась она. – Я отправила их к матери. На всякий случай, если ты вдруг приедешь. Я слышала, что тебя ждут сегодня.

Терстон почувствовал себя скотиной. Что он мог ей сказать? Что встретил в Атланте семнадцатилетнюю девчонку?..

– У тебя усталый вид, Иеремия. Может, поешь? – Она не сказала «прежде, чем мы ляжем в постель», однако имела в виду именно это.

Ее слова громом отдались в ушах Иеремии, и он покачал головой:

– Нет, не надо... Не хочу... У тебя все в порядке?

– Да. – Не говоря больше ни слова, она провела ладонью по груди Иеремии и нежно поцеловала его в шею. – Я тосковала по тебе.

– И я тоже. – Он крепко обнял Мэри и прижал к себе, словно старался смягчить удар, который ему придется нанести.

Хватит ли у него сил? Зачем вообще говорить об этом? Нет, надо. Без этого нельзя. Казалось, она обо всем догадывается.

– Мэри-Эллен... – медленно отстранился он, – нам нужно поговорить.

– Не сейчас, Иеремия, – испуганно возразила она, и у Терстона учащенно забилось сердце.

– Да, но... Я... я должен тебе сказать кое-что...

– Зачем? – Ее большие глаза наполнились печалью. – Ничего не хочу знать. Ты вернулся.

– Да, но...

И тут она испугалась по-настоящему. Неужели речь пойдет о чем-то большем, чем случайная вагонная интрижка? Внезапно она почувствовала, что его слова переменят всю ее жизнь.

– Иеремия...

Случилось то, чего она боялась. А боялась она всегда.

– Что случилось?

Может, ей незачем об этом знать...

– Не знаю.

Это было самое страшное. Она видела, в каком смятении Иеремия.

– У тебя появилась другая? – отрывисто спросила она, прикрывая глаза, словно ей в сердце вонзили нож.

Как он мог?

Когда Иеремия наконец заговорил, его голос звучал глухо:

– Похоже, да, Мэри-Эллен. Сам толком не знаю. – Он отчаянно пытался не думать о Камилле, но, несмотря на все усилия, образ ее стоял у него перед глазами. – Я пока ни в чем не уверен. Эти три недели перевернули всю мою жизнь.

– Ох... – Мэри-Эллен опустилась на диван, пытаясь успокоиться. – Кто эта девушка?

– Она очень молодая. Даже слишком. – Эти слова добили ее. – Почти ребенок. И я пока сам не знаю, что чувствую...

Иеремия умолк, и Мэри-Эллен как будто слегка ожила. Она наклонилась и положила ладонь на его руку.

– Тогда какая разница? Зачем ты мне об этом говоришь?

Может, она и была права, но Иеремия покачал головой:

– Так нужно. Это очень важно. Я сказал ее отцу, что полгода подумаю. А потом... Я могу уехать...

– Насовсем? – прошептала потрясенная Мэри-Эллен.

Она не поняла его.

Иеремия вновь покачал головой:

– Нет. – Ему оставалось лишь сказать правду. – За ней.

Мэри-Эллен отпрянула, как от пощечины.

– Ты хочешь жениться на этой девушке?

– Может быть.

Воцарилось долгое молчание. Они неподвижно сидели рядом, пока Мэри-Эллен не подняла на Терстона печальный взгляд.

– Иеремия, почему мы с тобой так и не поженились?

– Наверное, потому, что время было против нас, – тихо прозвучал мудрый ответ Иеремии. – Сам не знаю. Нам и так было хорошо. – Он откинулся на спинку дивана и устало вздохнул, чувствуя себя вконец измотанным. – Возможно, я вообще не создан для семейной жизни. Об этом мне тоже надо подумать.

– Может, все дело в детях? Ты захотел детей?

– Может быть. Я перестал думать об этом много лет назад, но потом... – Он бросил на женщину несчастный взгляд. – Мэри-Эллен, теперь я и сам не знаю...

– Знаешь, я постараюсь...

Эти слова до боли тронули Терстона, он осторожно прикоснулся к ее руке.

– С ума сошла... Ты же чуть не умерла в прошлый раз.

– Может, на этот раз все будет по-другому. – Но взгляд ее оставался безнадежным.

– Ты уже не молоденькая, и у тебя трое отличных рябят.

– Но они не твои, – ласково возразила она. – Я постараюсь, Иеремия... Я попробую...

– Я знаю, ты на это способна. – Не зная, что еще сказать, Терстон поцелуем заставил ее замолчать.

Мэри-Эллен прижалась к нему всем телом, они затаили дыхание и долго сидели так в маленькой душной комнате. Наконец Иеремия отодвинулся.

– Мэри-Эллен... Не надо...

– Почему? – В ее глазах стояли слезы. – Какого черта?.. Я же люблю тебя, разве ты забыл? – страстно прошептала она, и Иеремия смешался.

Он тоже любил ее. За семь лет они так привыкли друг к другу! Но ему никогда не хотелось жениться на ней, жить вместе, быть с ней рядом... так, как ему хотелось быть с Камиллой. Иеремия прижал женщину к себе, давая ей выплакаться.

– Мэри-Эллен, прошу тебя...

– О чем? Расстаться с тобой? Ты приехал проститься?

Иеремия кивнул. На глазах у него выступили слезы.

– Но это же глупо! Ведь ты даже не знаешь ее... этого ребенка!.. О чем тут думать целых шесть месяцев? Если ты решил подумать – значит, это пустяки!

Она боролась за жизнь, и голос ее звучал скорее резко, чем подавленно. Иеремия поднялся и посмотрел на ее смятенное лицо. Мэри-Эллен всхлипнула, и он взял ее на руки. Говорить было не о чем. Иеремия медленно поднялся по лестнице, уложил Мэри-Эллен на кровать и стал гладить по волосам, утешая, словно маленькую.

– Мэри-Эллен, не надо... Все будет хорошо...

Она молча смотрела на него. Сердце ее было разбито. Возврата к прошлому нет. Череда никому не нужных субботних ночей казалась ей длинной, одинокой дорогой. Что скажут люди? Что он бросил ее? Она сжалась в комок, представив себе слова матери:

«Я говорила тебе, потаскушка, что этим кончится!»

Да, так оно и было. Потаскушка, к которой по субботам шлялся Иеремия Терстон. Все эти годы она гордилась этим, а теперь он ее бросил.

«Нужно было давно прибрать его к рукам», – говорила она себе, прекрасно понимая, что никогда не пошла бы на это.

Их обоих вполне устраивали такие отношения...

Иеремия сидел на стуле возле кровати и смотрел, как она рыдает. Наконец Мэри-Эллен устремила на него взгляд больших зеленых глаз.

– Я не хотела, чтобы все так кончилось...

– Я тоже. Я бы мог сегодня ничего не сказать тебе, но это было бы нечестно. Я собирался молчать все эти полгода, и мне действительно надо подумать.

– О чем?.. – Мэри-Эллен тихонько всхлипнула. – Какая она?

– Даже не знаю, как тебе сказать. Она совсем молоденькая, но не по годам умная. – Иеремии пришлось солгать, чтобы хоть немного уменьшить боль Мэри-Эллен: – Она не такая красивая, как ты.

Мэри-Эллен улыбнулась. Он всегда был добр.

– Ни за что не поверю.

– Но это действительно так. Ты настоящая красавица. А на свете есть еще немало мужчин. Ты заслуживаешь большего, чем наши субботние ночи, Мэри-Эллен. Все эти годы я был эгоистом.

– Я не думала об этом.

Однако Иеремия заподозрил, что это неправда. Просто она никогда об этом не говорила. По ее лицу вновь потекли слезы. Иеремия не мог смотреть на них без боли. Он стал целовать глаза Мэри-Эллен, стараясь осушить их. Она медленно протянула к нему руки, крепко прижала его к себе, и на этот раз он не смог сопротивляться. Иеремия крепко обнял Мэри-Эллен, они упали на кровать, и ему вдруг – так же, как раньше, – нестерпимо захотелось овладеть ею. Ночью, когда Иеремия наконец уснул рядом с ней, на лице Мэри-Эллен появилась слабая улыбка. Женщина поцеловала Иеремию в щеку и погасила свет.

– Иеремия! – Проснувшись утром, Мэри-Эллен увидела, что Терстона нет.

Испуганная женщина мигом вскочила с постели.

– Иеремия! – Мэри-Эллен бросилась вниз, подметая лестницу подолом розового атласного халата, и застыла в дверях кухни.