— Я собирался все тебе рассказать, — продолжал Куп. — Я только подбирал момент.

Дарби обнаружила, что уже способна двигаться. Отвернувшись от Купа, в зеркале на противоположной стене она увидела свое отражение: смешная дама в кружевных трусах и бюстгальтере за триста баксов и туфлях за шестьсот. Она купила это барахло именно для такого момента. Рассмотрев свое уязвленное выражение лица и покрасневшие от обиды щеки, Дарби отвернулась и съежилась. Как же она себя ненавидела!

Она подняла платье и на негнущихся ногах пошла в ванную, а войдя, плотно закрыла дверь. Начался мучительный процесс возвращения в собственное тело. Когда она увидела, что ее ожидает, в груди вспыхнула обида и все, что только могло иметь отношение к этому мучительному чувству, но до этого момента камнем лежало внизу живота. Но она поспешила отвернуться от этих разрушительных эмоций и укрылась в том, что никогда ее не подводило, — она занялась делом.

Натянув чистые джинсы, носки, черную футболку и старые ботинки, Дарби открыла дверь и вошла в спальню.

Куп стоял возле окна. Он уже надел и застегнул брюки, наверное, чтобы оградить ее от дальнейшего соблазна. Но его майка все еще лежала на полу.

— Прости, Дарб.

— Ты уже извинился, — напомнила она, застегивая на плече кобуру. — Сколько бы раз ты это ни повторял, уже ничего не изменится!

Дарби сама удивилась спокойствию, прозвучавшему в ее голосе. Удивилась и обрадовалась.

— И как зовут нашу счастливую леди? — поинтересовалась она.

Куп не ответил. Но ей было все равно. Она деловито огляделась, пытаясь вспомнить, куда бросила куртку.

И вдруг она поняла, что показалось ей таким странным в тот вечер на балконе Джона Смита. Она перевела взгляд на Купа, стоявшего чуть правее, возле кровати. Когда Смит поднялся со стула, он стоял не прямо перед ней, а немного в стороне. Снайпер мог попасть в нее без малейшего труда, но вместо этого выстрелил в Джона Смита. Почему погибла не она, а отставной полицейский?

— Аманда, — неожиданно сказал Куп.

— Что?

— Ее зовут Аманда.

— И все? Имя из одного слова? Вроде Боно?

— Аманда Джоунс. Она секретарша из Лондона.

— Поздравляю.

— Слушай, я должен был рассказать тебе все раньше…

— Чем я успела попасть в нелепую ситуацию, — закончила она за него.

— Ты думаешь, что я не хотел…

— Трахаться?

— Я бы назвал это иначе.

— Я горжусь твоей выдержкой. Честно. Обычно ты сообщаешь плохие новости только после того, как трахнешь очередную жертву.

— Мило.

— Я всего лишь повторяю то, что ты сам мне рассказывал.

— Что я тебе… Прости, я тянул слишком долго, — произнес он, выговаривая каждое слово так отчетливо, как если бы имел дело с умственно отсталым ребенком, испытывающим затруднения в оценке человеческих эмоций. — Но я это сделал только потому, что ты мне глубоко небезразлична. Мы всегда были близкими друзьями. Я солгал бы, если бы стал утверждать, что не задавался вопросом, как все было бы, если бы мы с тобой сошлись… Я имею в виду не только физическую близость, а длительные отношения.

Дарби это было не нужно. Она уже шла к двери.

Куп одним прыжком оказался у нее на пути.

— Ты одна из самых красивых женщин, которых я встречал, и — давай называть вещи своими именами! — одновременно самая уникальная, — заговорил он. — Но между нами все время что-то не складывалось. Как бы то ни было, я уехал в Лондон, а ты решила остаться здесь.

— Да, я так решила, — бесцветным голосом произнесла Дарби.

— Да. Ты в любой момент могла ко мне приехать, чтобы…

— Куп, у меня хватало проблем здесь.

— Как насчет наших бесконечных телефонных разговоров?

— Ты о чем?

— Ты ни разу даже словом не обмолвилась о том, что хотела бы перевести наши отношения на другой уровень.

— Ты тоже. И, насколько я помню, это ты поцеловал меня, а не наоборот. И когда мы беседовали перед самым твоим отлетом, я сказала тебе о своих чувствах.

— Ничего подобного. Хочешь, я напомню, что ты сказала? «Куп, перед тем как ты уедешь, я хотела, чтобы ты знал…» И все.

— А ты забыл, как ты ответил: «Я знаю. Я чувствую то же самое, что бы это ни было»? А я ответила: «Это для меня очень важно», и ты бросился бежать к самолету, стремясь поскорее со мной расстаться…

— Дарби, до сегодняшнего дня ты никогда не говорила мне о своих чувствах.

Дарби растерянно смотрела на Купа. «Спокойно», — приказала она себе.

— Я не верю своим ушам, — наконец сказала она, чувствуя, как ее захлестывает волна гнева. — По какому праву ты пытаешься повесить на меня всех собак?

— Я никого на тебя не вешаю. Бог ты мой, Дарби, я ничего не сказал, потому что не хотел испортить то, что у нас было! Я слишком сильно тебя люблю, чтобы…

— Хватит! — воскликнула она, отталкивая его в сторону и входя в гостиную. — Это похоже на скверный любовный роман.

— Куда ты идешь?

— Работать.

Дарби наконец-то обнаружила свою куртку, которая висела на спинке стула.

— А тебе я посоветовала бы купить билет на самолет, — натягивая куртку, добавила она. — Здесь тебе делать все равно нечего.

— Так вот, значит, как ты собираешься разрешить возникшую проблему? Бегством?

Дарби резким движением застегнула куртку.

— Беру пример с тебя.

Куп скрестил руки на груди и уставился на носки своих туфель.

— Возвращайся домой, к Аманде. — Она вытащила из бумажника все свои деньги и бросила их на пол ему под ноги. — Это тебе на проезд. Скажешь, сколько не хватило, и я пришлю чек.

Лицо Купа потемнело, а в глазах заплясали гневные искры.

— Еще раз спасибо за то, что приехал, Куп.

Она уже была у двери, когда он сказал:

— Я ждал тебя, Дарби. Не надо обвинять меня в том, в чем ты сама виновата.

Она повернула ручку, толкнула дверь и обнаружила за ней Китса. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и наблюдал за коридором.

— Мне необходимо вернуться в лабораторию судмедэкспертизы, — заявила Дарби, выходя в коридор и закрывая за собой дверь.

— Они вас ждут?

— Пока еще нет.

Дарби достала мобильный телефон и увидела, что пропустила звонок. Ей звонил Рональд Росс, профессор из Гарварда. Не дозвонившись, он оставил ей сообщение.

Китс посмотрел на дверь.

— Мистер Купер с нами не едет, — сообщила ему Дарби, набирая номер Бостонской лаборатории судмедэкспертизы. — Он возвращается в Лондон.

Расположившись на заднем сиденье внедорожника, Дарби прослушала сообщение от Рональда Росса. Профессор богословия хотел обсудить с ней символ, который она ему отправила. Он оставил ей три телефонных номера — рабочий, домашний и мобильный. Она попросила у Китса блокнот и ручку. Он на мгновение оторвал взгляд от дороги, а затем взял что-то с приборной доски и подал Дарби. Это оказались салфетки и бутылка воды.

— Зачем это мне?

— Ваша тушь. Вы размазали ее по всему лицу.

Теперь Дарби поняла, почему на нее так косился персонал отеля. Она открутила пластмассовый колпачок и плеснула на салфетки. Вода пролилась на джинсы, но ей было все равно. Она была скорее раздосадована, чем сконфужена. И досадовала она на себя. За то, что позволила себе расслабиться, открыться и пропустить этот удар. За то, что расплакалась, как… да просто как девчонка!

Она вытерла глаза и щеки и посмотрела на испачканные черными полосами салфетки. Подняв глаза, она увидела, что Китс смотрит на нее в зеркало заднего вида.

— У вас все хорошо? — поинтересовался он, мягко растягивая гласные на южный манер.

— Лучше не бывает.

— Может, я могу чем-то помочь?

— Нет, — ответила Дарби. «К сожалению», — добавила она про себя. — Но все равно спасибо.

— Бросайте салфетки на пол. Когда закончите умываться, я дам вам кожаный блокнот. Ручка внутри. Это очень хорошая ручка. Постарайтесь ее не потерять.