Я чуть не кричу, когда наклоняю бедра, поворачиваю голову к его уху, тяжело дыша, когда он пробует на вкус мою шею, сжимает мою грудь, трахает меня жестко и быстро.

— О Боже... Ремингтон... Ремингтон...

Он упирается своим лбом о мой, когда бедрами продолжает умело вбиваться в меня; затем подносит палец и начинает ласкать мой клитор, в то время, как его член движется внутри меня, твердый и пульсирующий. Я освобождаюсь и раскалываюсь, безудержно содрогаясь, когда он дарит моим губам чрезвычайно горячий поцелуй. Любовь, страсть, необходимость проносятся сквозь меня, когда я кончаю и содрогаюсь под ним.

— Хорошо? — спрашивает он, замедляя движение, когда я продолжаю кончать.

— Да! — кричит ему каждая частичка меня. Я выгибаюсь к нему и слегка покачиваюсь, желая большего, желая его. Он рычит, будто не может сдержаться и выходит, затем входит обратно, двигаясь жестче, держа меня одной рукой за талию, когда я извиваюсь, а он держит меня на месте, входя в меня. Со стоном я говорю:

— Реми.

Его глаза обжигают меня, когда он проводит рукой вниз по моему горлу, между моей груди, затем наклоняется, чтобы снова меня облизать.

— Моя, — нежно шепчет он, напоминая мне.

— Твоя, твоя, — произношу я, когда во мне возрастает оргазм.

Он прижимается носом к моему уху, издавая рычание, когда кончает, горячий, во мне, его массивное тело на мне. Гортанный животный звук вырывается из его уст перед тем, как он снова шепчет:

— Моя.

После того, как он кончает и минуту держит меня, он берет меня на руки, находясь все еще во мне, и я утыкаюсь носом в его шею. Он несет меня на кухню, хватает одной рукой два зеленых яблока, затем одно дает мне, в том же положении возвращаясь со мной в спальню.

Я с хрустом кусаю яблоко, когда мы располагаемся под одеялом, он так же кусает свое с большим хрустом. Мы немного целуемся, и на вкус он, как сочное лимонное яблоко. Он первый съедает свое, затем слизывает сок с уголков моих губ. Я предлагаю ему свое яблоко, потому что подозреваю, что он все еще голоден. Он откусывает большой кусок, улыбаясь мне, когда я кусаю в том самом месте, где и он.

Его ноги неустанно двигаются под простыней, и я знаю, что мой перевозбужденный Реми сегодня не будет спать, но если он хочет заниматься со мной любовью всю ночь, он может. Я надеюсь, что он так и сделает. Я двигаюсь, чтобы удержать его все еще в себе, в то время, как мы оба едим мое яблоко, одновременно кусая его с противоположных сторон. Мы смеемся в унисон, и я говорю ему:

— Прямо сейчас наш ребенок размером со сливу.

— Сливу? — он открывает рот, так что я даю ему яблоко, и пальцами свободной руки показываю размер сливы.

— Сливу, — повторяю я.

— Такой маленький, — нежно говорит он, скользя одной большой рукой к небольшому изгибу моего живота.

— Такой маленький, — выдыхаю я, свернувшись возле его большого тела со вздохом, слушая, как он доедает мое яблоко, и позволяя ему слизать все капли сока, что попали на мою кожу.

Ремингтон по уши влюблен в мой четырехмесячный животик. Который становится видимым и он в восторге от этого. Даже больше, чем в восторге. Я тоже в восторге —  просто обожаю свой беременный животик! Я чувствую себя превосходно. Больше никакой тошноты. И теперь я будто "свечусь", хотя, думаю, это из-за того, как Реми занимается со мной любовью, ну и, конечно же, из-за ребенка.

Каждое утро он измеряет мой животик руками, пока я изучаю себя в зеркале в полный рост. Чем бы он ни занимался (принимает душ, чистит зубы), он подходит осмотреть меня, он обнимает меня и измеряет, а его взгляд светится гордостью. Этим утром у него хриплый голос. Мы только что проснулись, и он лежит голый позади меня, его стройное, сильное тело прекрасно видно в зеркале, которое стоит возле меня, потому что он наклонил свою темную голову, чтоб уткнуться в меня носом.

— Думаешь, ты хорошо питаешься? —  шепчет он мне на ухо прямо перед тем, как прижать к себе и коснуться губами ложбинки на моей шее.

— Я не собираюсь питаться, как ты! —  упираюсь я, поворачиваясь в его руках и обхватывая пальцами его шею, ухмыляюсь, как влюбленная дурочка, какой он меня и  сделал. Я шутливо тыкаю в его ямочки.

— Мы уже определились, что у тебя проблемы. Ты просто хочешь, чтобы каждый знал, что я беременна и занята.

Он поднимает меня так, что наши губы находятся на одном уровне и оставляет на них крепкий поцелуй, сдавливая меня:

— Так и есть!

Сегодня в зале он хочет показать мне, как опрокинуть его (или, точнее, любого, кто будет мне угрожать). Теперь, заручившись одобрением врача, я хожу и даже немного бегаю, и чувствую себя на все сто. Но от чего мне действительно становится хорошо, так это от того, как Ремингтон смотрит на меня. “Я - владелец этой сексуальной красотки, это моя женщина, это мой ребёнок.” Я читала, что это полностью нормально, когда во время беременности женщина возбуждена и обеспокоена, но я действительно испытываю жгучее желание сорвать всю его одежду и наброситься на его сексуальное тело от одного его запаха. Собственно, это я и делаю, по крайней мере, дважды в день, к его огромному удовольствию.

Он не был темным уже два месяца с тех пор, как я здесь, но он что-то замышлял с Питом и Райли. Тот факт, что эти трое так скрытничают, беспокоит меня. Я думаю, что это связано с Норой, но когда я сказала ему: "Реми, Нора оставила мне эту записку. Она не хочет, чтобы мы что-то делали, я бы могла  просто подождать до финала, и поговорить с ней," —  он лишь усмехнулся и сказал: "Оставь это мне, хорошо?"

Но всё совсем не хорошо.

Я до смерти испугалась.

Этим утром у него было странное собрание с Питом и Райли в нашей гостиной. Он посмотрел на меня и тихо спросил: "Я могу остаться наедине с парнями на несколько минут?" С тех пор, я очень волнуюсь по поводу их планов.

И это единственная причина, почему мне не нравится быть беременной. Я презираю то, что ко мне относятся, как к слабоумному и хрупкому цветку.

Нет, сэр. И сегодня я докажу это в зале, когда, повалю с ног Ремингтона Тейта, несмотря на беременный животик.

Я смотрю, как он качает пресс, его дыхание быстрое и четкое, вдох-выдох, вдох-выдох. Я наблюдаю, как он делает три подхода со скакалкой и три подхода "боя с тенью" —  мах, удар, мах, удар, защита, уклонение ... его потная грудь идеальна, интенсивность, с которой он тренируется, возбуждает меня. Тренер кричит на него с боковой линии, а Райли замеряет его скорость и делает пометки в блокноте.

К тому времени, как взмокший Ремингтон подзывает меня кивком головы, я возбуждена до предела.

— Готова?

Кивнув, я забираюсь на ринг к нему.

На мне один из моих комбинезонов, с молнией прямо посередине. Его глаза исследуют меня, и я клянусь, все мое тело горит от его взгляда. Он поднимает взгляд обратно к моим глазам.

—  Готова? —  говорит он охрипшим голосом.

— Ты не представляешь, насколько я готова. Я собираюсь надрать тебе задницу, и это будет просто изумительно.

—  Сначала ударь меня по ногам, а потом уже и по заднице, —  он притягивает меня ближе, его дыхание обжигает, он шепчет мне на ухо. —  Чтобы меня повалить, нужно вывести меня из равновесия. Если я или кто-то другой, тяжелее тебя, балансирует, то ты никогда не собьешь его с ног.

—  Хорошо, —  говорю я. Он отодвигает меня в сторону, так как единственный, кто может потерять равновесия, находясь возле него, так это я.

—  Бьешь меня по голени, я теряю равновесие, тогда ты сгибаешь ноги, как в прошлый раз, и бьешь меня по самому слабому месту в ступне —  посмотрим, как ты справишься на этот раз! Давай, толкни меня, а затем сбей с ног.

Нервы, словно бабочки, начинаю дрожать внутри меня, я тяжело вздыхаю и закатываю глаза:

—  У меня такое чувство, что я опять покалечусь. Ты все такое же дерево, Ремингтон.