Хотя немецкое командование уже поняло, что операция успехом не завершится, оно продолжало наступление. Вместо нормального прорыва фронта получились две тонкие кишки: на севере в полосе 1-й танковой дивизии СС, на юге — в полосе 2-й танковой дивизии. Американская артиллерия простреливала их насквозь. Ничего хорошего такое развитие событий не обещало. Похоже, Модель решил подстраховаться и уже 18 декабря сообщил по телефону Рундштедту и Йодлю, что план провалился. 24 декабря Модель снова предложил вернуться к одному из первоначальных вариантов — использовать прорыв 2-й танковой дивизии для окружения и уничтожения американских частей на фронте у Мааса. Рундштедт смотрел на вещи еще более мрачно. 25 декабря он предложил вообще прекратить наступление, так как даже «малый вариант», предложенный фон Мантейфелем, стал невозможен. Однако Гитлер упрямо требовал наступать дальше.

Начиная с 21 декабря немцы в основном старались выровнять фронт. И если «карман» у Сен-Вита они сумели ликвидировать, то «нарыв» в Бастони сохранился до самого конца операции. 5-я Танковая армия с горем пополам, но все-таки двигалась дальше. Несмотря на усиливающееся противодействие авиации союзников, 23 декабря 2-я танковая дивизия подошла на расстояние 27 километров к городку Динан, где была встречена американской танковой дивизией с тем же номером. После трех дней упорных боев дивизия потеряла около 80 танков и была остановлена. По крайней мере, так утверждают американцы. Второе невозможно оспаривать, первое невозможно проверить. 6-я танковая армия действовала крайне неудачно. Она не сумела продвинуться на направлении Льежа, не сумела нормально прикрыть фланг 5-й Танковой. Все полученные резервы Дитрих израсходовал на укрепление северного фаса выступа.

А по другую сторону линии фронта назревала очередная склока между англичанами и американцами. 20 декабря Эйзенхауэр принял совершенно разумное с военной точки зрения решение: разделить опасный участок на два — северный и южный. Оказавшаяся на северном фасе выступа американская 1-я армия была подчинена Монтгомери. Такое решение стало серьезной ошибкой далекого от политики генерала, хотя Брэдли сразу предупреждал его, что это приведет к падению авторитета американцев. Монтгомери сделал все возможное, чтобы не участвовать в сражении, но при этом выглядеть истинным Спасителем. Он развернул свой XXX корпус на рубеже Мааса с единственной целью — прикрыть фланг и тыл 21-й Группы армий, блокировав мосты в Живе, Динане и Намюре. Отдуваться пришлось все той же 1-й армии. Убедительным свидетельством того, как англичане сражались в Арденнах, является цифра их потерь — 200 человек.

Когда Модель понял, что 6-я Танковая армия остановлена, он решил все надежды возложить на армию фон Мантейфеля, поручив Дитриху прикрывать ее фланг. Однако при этом резервный II танковый корпус СС все-таки передал именно Дитриху, так как главные силы 6-й Танковой армии были связаны боями. Этот корпус должен был захватить очередную дорожную развязку у Вербомона, которую прикрывала американская 82-я парашютно-десантная дивизия.

На рассвете 23 декабря, после сильнейшей ночной метели, эсэсовцы попытались прорвать ее позиции, но были отбиты. Однако ближе к вечеру подтянулась 2-я танковая дивизия СС «Дас Райх» и после 20-минутной артподготовки отбросила американских парашютистов. Однако на следующее утро погода улучшилась, и американские истребители-бомбардировщики начали охоту за немецкими танками. Это заставило немцев забыть о наступлении, которое окончательно выдохлось.

Резюме. Наступление в Арденнах стало последней отчаянной попыткой Вермахта нанести поражение союзникам на Западном фронте. Задумывалось оно в стиле классического блицкрига — стремительный танковый удар с окружением и уничтожением крупных сил противника. Однако в ходе его еще более отчетливо, чем во время операции «Люттих», проявилась неспособность немецкой армии к наступательным действиям. Прежде всего немцы не сумели собрать достаточных сил. Например, Учебная танковая дивизия к началу наступления имела всего 57 танков. Превосходство союзников в воздухе вынудило немцев пользоваться плохой погодой, исключающей вмешательство авиации, но такое решение лишало воздушной поддержки и собственные войска, что могло привести к роковым последствиям, как во время боев за Бастонь. Ошибочным оказался и выбор района наступления. Да, немцы нащупали слабое место фронта союзников и еще раз доказали, что танки могут пройти через Арденны даже зимой. Но «пройти» совсем не означает «успешно сражаться». Даже 2-я танковая дивизия, наступавшая успешнее всех остальных, проходила за день не более 10 километров, что для блицкрига мало. Короче, операция «Вахт ам Рейн» была попыткой с негодными средствами, и все успехи немцев объясняются только беспечностью американцев.

Наверное, кое-кто скажет, что уже видел это название, и будет совершенно прав. Действительно, есть одна книга под этим названием, посвященная августовским боям 1945 года в Маньчжурии. Странно другое. Вы не заметили, что как-то постепенно ведущим историком Великой Отечественной войны в России стал Дэвид Гланц? Вам это не кажется удивительным? Вот когда выходят книги Пауля Кареля — оно понятно, как-никак пострадавшая сторона, очень заинтересованное лицо. Но при чем тут Гланц? Полковник американской армии, преподаватель штабного колледжа в Ливенворте, он какое отношение имеет к этой войне? И чем же занят весь наш монументальный Институт военной истории, засиженный академиками, профессорами и докторами наук, как портрет Франца-Иосифа мухами? Лично мне кажется, что изучать историю Великой Отечественной по американским пересказам по меньшей мере неловко.

К августу 1945 года на дальневосточных границах Советского Союза отчетливо запахло порохом. Советский Союз принял на себя обязательство начать войну против Японии после окончания военных действий в Европе и намеревался выполнить свои обязательства. Здесь следует сказать несколько слов о мифической угрозе японской агрессии, якобы существовавшей в 1941 году.

Представим, что Япония напала на СССР. В результате она могла получить лишь еще одну тяжелую, затяжную войну с неопределенными (это в наилучшем случае!) перспективами, но при этом ни на шаг не приближалась к решению сырьевой проблемы. Наоборот, расходование стратегических запасов пошло бы ускоренными темпами с учетом масштабов такой войны. Даже в случае захвата каких-то территорий (предположим, жалко, что ли) Япония не приобретала бы ни капли нефти, ни грамма олова, свинца, цинка, каучука. Ничего этого в сибирской и якутской тайге не наблюдалось. Про освоение японцами Норильска не будет говорить даже сумасшедший. То есть японская агрессия против Советского Союза была бы просто бессмысленной. В самом удачном варианте, если допустить простую оккупацию Японией Приморья и Дальнего Востока, Япония приобретала одни проблемы, но никаких выгод. Японцы помнили уроки интервенции 1920-х годов. Трескучие заявления некоторых генералов так и остались пустым сотрясением воздуха. Все это подтверждается событиями, происшедшими после 22 июня.

25 июня 1941 года в Токио состоялось совместное заседание правительства и Императорской ставки. Министр иностранных дел Мацуока требовал начала военных действий и оказался в полном одиночестве. Против него дружно выступили военный и морской министры, а премьер-министр Коноэ высказался в том плане, что появляется возможность расторжения Тройственного пакта. 27 июня на новом заседании Мацуока вновь требует начала войны против СССР, на этот раз против него совместно выступают начальники Генеральных штабов армии и флота. Против оказалось даже командование Кванту некой армии. Нападение следовало предпринимать в максимально благоприятных условиях, а для этого оставался отрезок времени менее месяца: с 15 августа по 10 сентября. Ранее японцы не могли сосредоточить превосходящие силы, а позднее начинался период осенних дождей, мешавших любому крупному наступлению. Вопрос был закрыт окончательно.