Таковы были условия и мотивы, определившие «антитрестизм» Рузвельта. В обстановке буржуазной парламентской демократии то был политический маневр. С тех пор политика «регулирования» трестов стала неотъемлем мой частью политической системы США. Она превратилась в один из важнейших рычагов поддержания «равновесия», а вместе с тем — и мобилизации голосов избирателей. В этой связи уместно напомнить слова Энгельса о том, что в условиях «демократической республики», «классическим образцом» которой он называл США, «богатство пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее».[2]

Однако была в этом и другая сторона. Не только деятельность трестов, но и прочие сферы экономической жизни с каждым годом становились объектом все более энергичного вмешательства государства. В этом заключался закономерный процесс развития государственно-монополистического капитализма. Сначала в данном направлении делались робкие шаги, но в дальнейшем они выросли в систему «регулирования». В конечном счете это отвечало интересам господствующего класса. Но когда эти меры задевали кого-то из монополистов, они вызывали бешеное сопротивление. Так было при Т. Рузвельте, так было и в дальнейшем — всякий раз, когда вводились те или иные ограничения.

Вместе с тем «антитрестовская» политика, как правило, служила орудием одних монополистических группировок против других. И в данном случае она отражала происшедшие к началу 900-х годов сдвиги, в результате которых на первое место стала претендовать группировка Моргана — создателя первой в истории США корпорации-миллиардера — «Стального треста». Рузвельт являлся «человеком» Моргана и его «антитрестизм» был направлен острием против рокфеллеровской группировки. Правда, он начал судебное дело против моргановской железнодорожной компании, но никогда не посягал на «Стальной трест». Выступая однажды на приеме, где присутствовал Морган, Рузвельт разъяснил ему свою позицию. Размахивая кулаком перед носом магната, он кричал: «Если вы не дадите нам это сделать, те, кто придут потом, восстанут и сокрушат вас!». Далеко не все, что делал Рузвельт, приходилось по вкусу Моргану. Поэтому, когда президент, уйдя в отставку, отправился на охоту в Африку, именно Морган бросил крылатую фразу: «Будем надеяться, что первый же лев, которого он встретит там, выполнит свой долг».

Тем не менее действия Рузвельта способствовали возвышению Моргана. Косвенное признание этого факта мы находим в «Воспоминаниях» близкого к Рузвельту У. Уайта. По словам последнего, президент, вероятно, «потворствовал» Моргану и «был согласен с некоторыми объединениями, которые тот планировал». Что же касается Рокфеллера, то тут дело обстояло иначе. Против него был направлен главный удар. Наибольшим преследованиям подвергся рокфеллеровский трест «Стандард ойл», и пружина этих преследований была так туго заведена, что даже преемник Рузвельта, известный как сторонник Рокфеллера, вынужден был продолжить судебное расследование.

В отличие от Рузвельта Тафт даже встретился в Белом доме с четой молодых Рокфеллеров. Правда, их провели через боковую дверь и по его указанию не внесли в книгу посетителей. Но факт остается фактом: они были приняты президентом. Что же касается судебного дела, то оно завершилось в 1911 г. постановлением Верховного суда США о незаконном характере «Стандард ойл» и ее роспуске. Ожидая вестей о приговоре, члены правления треста провели в оцепенении несколько часов, а сообщение о нем встретили как тяжелый удар. Им предоставили полгода на реорганизацию. Рокфеллер неоднократно бывал в это время на Бродвее 26, но даже отказался прочесть постановление суда. За реорганизацию взялось его ближайшее окружение во главе с Арчболдом. Нужно было выполнить решение суда и вместе с тем сохранить монополию. В конце концов и на этот раз выход был найден. Трест разбили на формально независимые компании. Однако была выработана система, посредством которой их действия координировались, и они продолжали проводить единую политику.

Несмотря на «роспуск» «Стандард ойл», биржевой курс ее ценных бумаг сильно пошел в гору. Акции одной из компаний поднялись с 260 до 580 пунктов, а другой — с 3500 до 9500. Это был знаменательный симптом. В результате состояние Рокфеллера, помещенное в ценные бумаги, сильно возросло. «Первый и самый известный из трестов мертв» — надрывалась нью-йоркская газета «Уорлд». А монополия Рокфеллера после кратковременного шока перестроила боевые порядки и продолжала действовать. Таков был финал этой во многих отношениях показательной истории.

«Империя» Рокфеллера оставалась практически незыблемой. Принятые против «Стандард ойл» меры не причинили ей сколько-нибудь значительного ущерба. Более того, во многих важных сферах «Стандард ойл» пользовалась абсолютной поддержкой государства. В первую очередь это касалось ее деятельности за границей. В этой сфере Рокфеллера не только никогда ни в чем не ограничивали, а, наоборот; всегда всячески поддерживали. «Правительство (США, — Л. Ф.), угрожая „Стандард ойл“ преследованием дома, помогало ей продавать ее продукцию за границей», — признает биограф Джона Д. американский историк А. Невинс. А еще лучше об этом сказал сам Рокфеллер. «Одним из самых больших наших помощников, — вспоминал он впоследствии, — был государственный департамент в Вашингтоне. Наши послы, посланники и консулы помогали нам пробивать дорогу на новые рынки в самые отдаленные уголки земного шара».

Первый груз керосина на внешние рынки компания Рокфеллера вывезла в 70-е годы. Не встречая конкуренции, американский керосин завоевал рынки Англии, Франции, Германии, России, Индии, Китая и других стран. Монопольное положение «Стандард ойл» на этих рынках позволяло ей торговать по высоким ценам, извлекая огромные прибыли. А торгуя по высоким ценам за границей, Рокфеллер мог продавать нефть по бросовым, убыточным ценам в США. Все, что «Стандард ойл» теряла на внутреннем рынке, она с лихвой возмещала на внешнем. Это был один из важнейших приемов, позволивших Рокфеллеру в конечном итоге одержать победу над своими конкурентами и утвердить монополию на внутреннем рынке. Начиная с 80-х годов положение изменилось. У Америки появился сильный соперник. Фирмы Нобеля и Ротшильда в России организовали крупное производство, вытеснив американцев с русского рынка; они начали успешно торговать керосином в Европе и на Востоке. За какие-нибудь несколько лет экспорт русского керосина вырос в десятки раз. А в конце 90-х годов в течение короткого периода добыча нефти в России даже превысила американскую. Все это вызывало растущее беспокойство, и «русский вопрос» стал предметом специального обсуждения в нью-йоркской штаб-квартире «Стандард ойл» на Бродвее 26.

Правление «Стандард ойл» постановило начать «немедленные и решительные действия», чтобы приостановить русское наступление. Оно организовало во всех странах Европы филиалы, главной задачей которых стала борьба против русской конкуренции. Так было положено начало целой сети дочерних предприятий Рокфеллера, которыми в дальнейшем оказался опутан весь мир. В этом заключался один из главных приемов американской экспансии. Другим важным направлением были переговоры. Сначала Рокфеллер пытался нащупать почву, нельзя ли купить русские предприятия. Убедившись в том, что этого не допустит царское правительство, он предложил им полюбовную сделку. Представителей русских фирм пригласили в Нью-Йорк. Они уже заказали билеты и вместе с семьями собирались тронуться за океан. Но неожиданно вопрос о месте встречи был пересмотрен, и переговоры состоялись в Париже. После продолжительных споров была достигнута договоренность о распределении мировых рынков. Однако царское министерство финансов, которому была подконтрольна нефтяная промышленность, посчитало сделку невыгодной и наложило «вето».

В дальнейшем «Стандард ойл» сумела установить постоянный деловой контакт с крупнейшей бакинской компанией Нобеля. Ходили даже слухи, что Рокфеллеру принадлежал крупный пакет акций нобелевской фирмы. В России Нобель неоднократно подвергался нападкам за связи с американской компанией. Он отрицал их. Но время от времени всплывали факты, из которых следовало, что Нобель и Рокфеллер выступают в тесном взаимодействии. Представители двух фирм регулярно встречались. Они придерживались согласованной политики. Говорили о существовании блока Нобель—Рокфеллер. Этот факт никто никогда не оспаривал. А впоследствии из конфиденциальной корреспонденции «Стандард ойл» стало известно, что сами люди Рокфеллера считали контроль над 50 процентами русского экспорта «через Нобеля» важнейшим пунктом своей стратегии на мировом рынке. Труднее установить, владел ли Рокфеллер непосредственно нобелевскими акциями до 1917 г. Такую возможность нельзя исключить. Тем более что, судя по личной переписке Нобеля, он держал акции контролируемой Рокфеллером страховой компании в Нью-Йорке. Возможно, стороны обменялись пакетами акций.