Потому что черепаха уже впереди. Совершенно все равно, насколько. Допустим она уже проползла 90 стадий, Ахиллес, бегущий в 10 раз быстрее её, пройдет эти 90 стадий, но черепаха успеет проползти на 1 стадию вперед, Ахиллес мгновенно преодолеет её, но черепаха окажется окажется впереди на 1 десятую стадии. И так бесконечно.
Что породило эту странную задачу про бесконечность? Возможность совершить чудо – поверить алгеброй гармонию и превратить хаос в порядок. Попросту говоря, наложить на бесконечный поток меру, разбить нечто, не поддающееся ни измерению, ни описанию на шаги и клеточки, накинув сетку из наших представлений о том, как нам удобней жить.
Делается это просто: ты встаешь в начале пути и называешь это место точкой, а потом посылаешь свой образ, другого себя, чтобы он встал в том месте, куда ты хочешь прийти, и называешь это место тоже точкой, точкой выхода или завершения пути. А потом разбиваешь этот путь на какие-то равные отрезки, скажем шаги… И вот перед тобой отрезок пути, равный ста шагам, ста стадиям, ста мерам…
Нет пути, нет сетки, меры, отрезков, есть поток неведомого, на берегу которого ты стоял, считая, что пометил это место точкой. Точки тоже не было, потому что она, как и образ тебя, была воображаемой, тут же исчезла, размытая бесконечным движением, да её и поставить-то было не на что…
Но ты удерживал ее в своем воображении и нырнул, послал в плавание второго себя, и им выпрыгнул в каком-то ином месте этой безмерности и утвердил себя там… И это было чудом, потому что никакого второго тебя не было! А после этого ты протянулся навстречу самому себе тонкими связями воображаемых нитей и нарисовал в своем сознании линии, похожие на лестницу из 100 шагов. И впечатал её в эту движущуюся безмерность. И из пространства родилось расстояние. А внутри него стало возможно двигаться не в потоке, а по ступеням, и это было второе чудо. А потом человек взял два куска вещества, из того, что назвал деревом, положил их вдоль звенящих от напряжения, как тетива, нитей, впечатанных им в пространство, и стал прибивать к ним поперечины из того же дерева. И так родилось орудие для преодоления непреодолимого. Теперь воображаемое расстояние овеществилось и стало орудием покорения пространства. Теперь его можно было приставить к любой желанной точке, и так соединить два куска безмерности расстоянием.
Ахиллес, способный свободно играть в безмерности, стал достижим для черепахи, если его удавалась загнать в рамки этого воображаемого орудия покорения природы. Черепахи сильнее Ахиллесов в том мире, в котором существуют лестницы, потому что в лестницах их сила, сила, пролитая в мир, сила, проложившая мосточки над невероятным и потому позволяющая нам не тонуть в безмерности. Сила эта воплощена в строгие, жестко закрепленные связки из образов, имеющих точную мерность. Называются эти цепи образов образцами, пока они в сознании, и лестницами или науками, когда вовне.
Но фокус в том, что когда мы пытаемся говорить о сложном, мы непроизвольно опираемся на образ деревянной лестницы, в которой нам все понятно, а не на понятие, лежащее под ней. А под ней то, в чем движется Ахиллес, стихия, которая не имеет меры.
В итоге, когда мы собираемся преодолеть нижние ступени, мы предполагаем, что то, через что мы перепрыгнем, привязано к ним. А оно – единое целое с тем, к чему мы перепрыгнем. Попросту говоря, если ты пропускаешь первую ступень и сразу переходишь ко второй или третьей, она просто становится вдвое или втрое тяжелей, потому что содержит в себе все предыдущие…
Да и сами вы можете увидеть: пропустить нечто, чтобы оно осталось позади, можно, когда лестница вне себя. Но как оставить позади то, что внутри? Позади чего останется пропущенная тобой часть тебя?
Самопознание – это не лестница, бегущая в небо, оно, скорее схоже с корзиной с ягодами, на дне которой наливное яблочко. Уж хочешь ли ты есть ягоды, или предпочтешь их высыпать, но идти к яблоку придется последовательно.
Поэтому начинать надо с того, что дальше всего от цели, от Я. А дальше всего – эта самая пена из образцов, называемая мышлением. Именно с её помощью разум покорил хаос этого мира, и так обрек себя на вечную ловушку в тюрьме воплощения.
Глава 4. Мастерство
Вот теперь появляется возможность поговорить о том, как достигается мастерство вообще и в боевых искусствах в частности, так сказать, о самой природе мастерства.
Для боевых искусств обычное понимание таково: мастер – это тот, кто может побеждать других. Вопрос, за счет чего, – в сущности, не задается. Точнее, он присутствует лишь скрыто, потому что перекрывается готовым ответом. Ответ же этот обладает силой очевидности: надо делать так, как делают победители, которых ты видел. Этому же учат и тренеры.
Верный ли это подход? Конечно. Чтобы побеждать противников, их нужно знать, нужно изучать их сильные стороны. Но это нужно тем, кто выходит на соответствующий уровень мастерства.
Начинающим закладывают основы в виде, условно говоря, «азов школы».
Что это такое?
Это отдельные приемы, соединяющиеся в боевые связки всё большей сложности. И так, пока уровень твоей сложности в бою не станет таким, что ни один противник не сможет тебя «прочитать», то есть понять, как ты ведёшь бой.
В сущности, это все искусство хитрости, позволяющей обыгрывать других. И это все верно, как понимание мастерства, но поверхностно. Поверхностно именно потому, что направлено наружу, на других, и не идет вглубь тебя, не занято тобой. Мастерство бойца есть искусство укутывания себя во множественные слои хитросплетенных образов, из-за чего оно становится непреодолимой ловушкой для Я.
Не могу сказать, что другие подходы будут успешней, и что они позволят легче побеждать, возможно, как раз побеждать-то и станет трудней. Но пока мне важно лишь то, что другие пути возможны. По крайней мере, один путь. И это не путь победителя.
Это путь самопознания. Для бойцов могу сказать в оправдание этого пути одно: даже если он не облегчит ваши победы, он никак и не отменяет прежнего пути к мастерству через хитрость. Скорее, наоборот. Начав чуточку лучше понимать себя, вы будете лучше понимать и человека вообще, а значит, и противника в частности.
Впрочем, возможно, что самопознанием вы всё испортите себе, потому что пропадет само желание побеждать… Но это уж никак не признак потери мастерства.
Итак, путь к мастерству описан и пройден множеством мастеров, и поэтому он есть путь подражания. Его обучающая суть в предписании: делай, как я.
Но путь к мастерству лежит и через другие двери – за ними возможность увидеть, понять и подумать. Увидеть истинную природу себя, противников и мастерства, и овладеть ею. Почему этим путем не идут? Только потому, что путь подражания проще, как кажется.
В действительности, это далеко не так. Мастер, по которому ты делаешь жизнь, мог обладать таким телом, личностью и способностями, что ему было легко делать то, что позволяло побеждать. Ты же подражаешь, то есть пытаешься повторить его с твоими возможностями, и это может потребовать колоссального труда. И все же, так проще. Потому что не требует думать…
По своему опыту могу сказать: самые красивые вещи в Любках получались у меня тогда, когда я прекращал тренироваться, переставал преподавать, садился за книги и думал об устройстве мира, жизни и себе… После этого получались удивительные вещи, такие, каких я никогда бы не смог достичь, идя путем тренировок и усилий. Думать, все-таки надо, потому что это сокращает путь к победе. Но что мы увидим, если задумаемся про природу мастерства?
Первое и очевидное, что «мастерство» есть понятие, с помощью которого мы понимаем множество разных и одновременно сходных явлений. Иначе говоря, мастерство – это обобщающее имя для множества «мастерств», соответствующих разным делам. Это значит, что мастерства можно достичь в любом деле, а дел может быть бесконечно много.
Значит, и мастерств тоже бесконечно много, но имя «мастерство» выделяет в них нечто общее и дает ему имя. Поэтому мы можем считать, что слово «мастерство» означает некую суть, присутствующую в разных мастерствах, которые назовем видами мастерства. Если появляется понятие «вид», значит, речь пошла о чем-то скрытом, что лишь показывает себя, являет, делает видимым, оставаясь скрытым. Это есть признак обобщающего понятия.
