Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Нет, перемещение вполне самодостаточно, это самостоятельное явление, лишь сопутствующее движению. Почему я могу это утверждать? Да потому что, если вспомнить физику, предмет физической вселенной не может начать самостоятельного движения. Он либо будет бесконечно пребывать в покое, либо его нужно вывести из покоя внешним воздействием, толчком. Но это значит, что в самом предмете движения не было, оно не было ему свойственно. А если оно не свойственно ему, то его нет и когда покой утерян.

Движение могло быть в том, что вывело предмет из покоя, и оно могло передаться предмету во время воздействия. Однако, после воздействия предметы лишь перемещаются строго в соответствии с законами механики из точки покоя в точку покоя. Изменить скорость или направление этого перемещения они не могут, что свидетельствует, что в них нет собственного источника движения.

Это всё становится очевидно при сравнении с живыми существами. Одушевленные существа с очевидностью обладают источниками движения. Они могут его начинать, менять и прекращать. На то они и одушевленные. Иначе говоря, этим источником в человеке является душа, которая и отличает его от предметов ньютоновской механической вселенной.

Но как увидеть движение в себе самом? Оно тоже не на поверхности. На поверхности тело, которое, если убрать душу, есть лишь вещь, предмет. И значит, предметом является каждая его часть. Поэтому, если приглядеться к собственным движениям, можно увидеть, что тело совершает множественные перемещения. Поведите рукой. Сначала вам покажется, что рука движется, но скоро вы поймете, что это перемещается вещь-рука. Пошевелите ногой, и увидите тоже самое. Даже когда вы пойдете, это будет всего лишь перемещение вещи-тела. Движение было где-то раньше, там, где вещь получила толчок, пустивший её в перемещение сквозь пространство. Чтобы его рассмотреть, надо вспомнить выражение: родилось движение.

Движение рождается где-то в глубине меня. Родившись, оно бурлит и клокочет, пока я не создам образ, по которому хочу пустить свое тело в перемещение. Но как только он рождается, тело перемещается по образу до тех пор, пока не исчерпается. Не исчерпается что? Отнюдь не движение. Его уже нет. Пока не исчерпается образ.

Тогда нужно создать новый и сделать еще один выплеск движения, который и даст новый толчок вещи. Если толчки будут частыми, а образы малыми, перемещения станут точней. Внешне такой человек будет казаться мастером движения. У него будут учиться.

Но, даже считаясь мастером, он не будет хозяином собственному движению. За него кто-то будет управлять им. Кто-то в нем, кто-то, кого не найти без самопознания.

Как увидеть движение? Надо научиться получать наслаждение от того, что не выпускаешь его. Лучшим упражнением является русская пляска, когда от звучания песни и ударов ног, что-то вдруг начинает гулять и играть в теле, и ноги, как это называется, рвутся в пляс.

Вот именно такое состояние и надо поймать своим созерцанием и не выпускать его из себя, пока не станет уж совсем невмоготу. Именно на овладении им строились чародейские приемы вроде гусель-самогудов. С их помощью движение отрывается от одного человека и передается другому. В определенной мере этим чародейством владеют все. Но чтобы сделать его по-настоящему, надо стать хозяином собственному движению. И начать надо с того, чтобы научиться его видеть.

Глава 6. Устойчивость

Через движение можно познать собственную душу. Но чтобы понять движение, начать надо с того основания, без которого вообще нельзя было бы понять, что оно существует. В бесконечно текучем мире невозможно осознать, что всё находится в движении, просто потому, что не с чем сравнить, ведь ничего иного и не существует. Это как с воздухом, который мы замечаем лишь тогда, когда его не хватает.

Конечно, наблюдательный человек мог бы заметить движение и по каким-то косвенным признакам, но начать лучше с самого простого и очевидного. С нашей способности стоять. Всё течет, всё изменяется, всё вокруг – лишь сетка узнавания, наброшенная нашим разумом на клубящееся нечто, текущее в бесконечность. И посреди этого моря изменений человек вдруг обнаруживает себя стоящим…

Как это возможно? Что это за чудо такое – человек, способный утвердить себя посреди безтвердия?!

У меня нет определенных и однозначных ответов. Я всего лишь познаю себя и исследую, исходя из подсказок, что давали мазыки. Когда-то я безоговорочно верил им, сейчас хочу видеть и понимать. Даже если их учение было верным, я не могу быть уверен, что понял их, а не узнал что-то своё. Поэтому я буду думать, смотреть и рассуждать. Хорошо бы уже иметь некую исходную теорию, позволяющую рассуждать верно, но я не могу создать её до того, как наберу необходимый объем наблюдений над действительностью и опишу достаточно большую часть мира, относящуюся к моему собственному устройству. Таким образом, именно в этом исследовании я собираю исходный материал для создания теории прикладной культурно-исторической психологии.

Итак, я умею двигаться. Это чудо. Но я умею стоять, я могу не просто останавливаться в пространстве, но и быть устойчивым. И это не меньшее чудо. Ни один «объект механической вселенной» не может быть устойчивым. У него есть масса инерции, но даже крошечное воздействие извне перемещает его. Пусть чуть-чуть, но неизбежно. Я же могу выдерживать очень большие воздействия и оставаться на месте, гася их.

Как возможна устойчивость?

Не думаю, что многие из бойцов задумывались над этим, но при этом все они не только умом, но и самим телом знают, как она важна. Этим люди боевых искусств отличаются от остального человечества – их частенько считают не очень далекими, даже туповатыми, поскольку они плохо осваивают сложные понятия, вроде научных или культурных. Но при этом они в своем развитии доходят до того, что недоступно сложным людям современной цивилизации. Они доходят до простого, а в силу этого философского.

Боец, как и ребенок – не человек культуры или технологии, он философ. Даже если с трудом может сложить пару слов о философии. Он философ-прикладник. То, что он осваивает – так трудно и так велико, что он вынужден отдать его пониманию все силы своей души, для чего отымает их у других способностей. В итоге многое проходит мимо. Но если в боевом искусстве удается достичь мастерства, прорвавшись сквозь начальные сложности, все наверстывается, поскольку обретается понимание мира большей глубины, чем доступно обычному человеку, то есть человеку, идущему обычными путями, созданными для него обществом.

Возрастная и детская психология внушает нам, что ребенок начинает с освоения самых простых понятий, которые постепенно складываются у него в сложные и все более сложные, которые однажды, путем такого усложнения, превращаются в философские категории. Детские психологи, похоже, никогда не наблюдали за детьми, о которых пишут. А если и наблюдали, то строго по методикам, созданным их незрячими предшественниками.

Дети начинают своё развитие с освоения самых сложных понятий, вроде плотности, движения, пространства, света и тьмы… Затем они осваивают телесность вообще и тело как орудие выживания на Земле. А потом они учатся превращать себя в существа, принадлежащие разным мирам, к примеру, людскому обществу или сообществам зверей. Не думаю, что кто-то из профессиональных философов в состоянии объяснить значение этого упражнения по превращению себя в существо определенного мира. Факт таков: всегда происходит превращение, но зачем, как, почему?

Профессиональные философы современности просто не в состоянии рассмотреть за этим движение духа, потому что они даже не заметили, как предали философию и сделали ее служанкой естествознания, когда-то выделившегося из философии. А естествознание утверждает: превращение человечка в человека – «естественный процесс», вроде биологического вызревания организма. Человек – существо общественное, следовательно, ему и свойственно превращаться не просто во взрослую особь, а именно в члена общества…

12
{"b":"272007","o":1}