Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Ах, этот первый визит к гинекологу! Так неуютно, холодно и неприятно. Просят пододвинуться поближе. Потом звеняший инструмент касается т а м… Моя правая нога толкает совершенно непроизвольно женщину в белом халате, которая просит не дергать ногами. Я лежу с влажным лбом и крепко-крепко зажмуренными глазами. Как же так можно обращаться с еще неокрепшим организмом и ранимой психикой? Врачей, наверное, этому не учат. Вопрос о том, веду ли я половую жизнь, застал меня врасплох. От растерянности я даже не знала, что сказать. Никаких мазков не делали, просто посмотрели: а что? Все ли из нас девочки? Одноклассницы выходили из кабинета красные, в расстегнутых кофточках (некоторые забывали в испуге ее застегнуть). Этот осмотр – я даже не знаю, зачем его придумали? Ни результатов, ни анализов, даже в карточке пометку не сделали».

«Первое посещение гинеколога – это настоящая психологическая травма. Училась я тогда в 10 классе. Это была женщина-врач, которая почему- то восприняла меня как, извините, потаскушку. На мое приветствие она произнесла: «Половой жизнью живем». Фраза прозвучала не как вопрос, а как утверждение, поэтому я промолчала. Она же ворчала на меня или не на меня, мол, шляемся мы все, где попало. Предложила мне сесть в знаменитое кресло. Я не знала, как к нему подступиться. Вскарабкалась еле-еле, ноги, руки мне мешали. Чувствуешь себя отвратительно, жутко и смешно».

«Ей все время приходилось повторять то, что она говорила. Спросила про половые контакты. Не знаю, заметила ли она мое недоумение и даже возмущение таким вопросом, но я была просто убита им. «Конечно же нет, я же незамужем, мне еще 15 лет, – думала я. – Как же можно такое спрашивать»…

«Еще один визит к гинекологу был хуже первого. В кабинете у окна сидели человек 6-7 студентов-практикантов. Зачем садить студентов-практикантов к гинекологу? Да еще и принимают 14-летних девочек… С тех пор я всегда перед дверью подобных кабинетов внимательно слушаю, раздаются ли за той дверью голоса, кроме голосов двух врачей…»

Рассказывают, одна девочка выскочила из кабинета гинеколога в коридор поликлиники совершенно голой и лишь здесь стала одеваться – настолько потеряла голову от незабываемой встречи с врачом.

«Можно предположить, – комментирует Сергей Борисович, – что подлинный смысл осмотра заключается не в получении медицинских сведений или профилактике, а в психологической «ломке» девочек, своеобразной семиотической дефлорации».

Но это уже другая тема: о репрессивной в самой основе своей школе и репрессивной медицине, о полном отсутствии у общества, с которым непосредственно встречается подросток, подлинного интереса к его личности и его переживаниям, о готовности взрослого мира в любой момент оскорбить и унизить девочку, становящуюся девушкой…

Из Записок Авиаконструктора

Юлий Шкроб

Подарок

Мрачной зимой 1942-1943 годов фронту позарез нужны были самолеты, но грозные Яки не мчались на всех парах на Север, а загромождали двор завода имени Димитрова в Тбилиси из-за пустячного дефекта. Его не удавалось устранить, пока на завод не пришел талантливый руководитель.

Над руководством завода собрались грозовые тучи: позарез нужные фронту машины военпреды не принимают из-за течей в кранах бензосистемы! Этот кран и прежде бывал причиной задержек – бронзы не хватало. ОКБ заменило ее алюминием. Бронзовые иногда чуть подтекали, алюминиевые истекали бензиновыми слезами постоянно. На завод съехались специалисты из институтов, заводов, ОКБ, наркомата, НКВЛ, ПК ВКП(б). Дни и ночи – в цехах. Споры, ругань, рапорты в разные серьезнейшие адреса. А краны текут.

Тов. Саладзе – новый директор (первый шахтер из награжденных орденом Ленина грузинских стахановцев, теперь член ЦК КП (Грузии), первый свой визит нанес в цех, где годы спустя работал технологом автор этих строк.

– Цолак,-сказал он четырнадцатилетнему слесарю, на верстаке которого лежали злополучные краны, – видишь этот портсигар (кованый, из червонного золота, XVIII века)? Он твой, если завтра военпред примет хоть один кран!

Выпускник ремесленного училища увидел надпись, красиво выгравированную на двух языках: «От Красной Армии и от меня лично за исключительные заслуги перед Советским Народом в деле создания оружия победы…», дальше – пропуск для имени награжденного и размашистое факсимиле директора. Юноша заплакал – ему хотелось получить уникальную вещь, еще больше – помочь фронту, но он не знал, как.

– И не надо тебе знать, – отрезал директор, – твой дед знает, его спроси. Собирайся побыстрее, машина ждет.

Мастер Торадзе, слесарь Гарибян, вооруженный охранник с образцами деталей отправились в Авлабар – древний район армянских ремесленников, торговцев, бандитов. Старому мастеру пообещали златые горы, если он согласится поработать на заводе, пока внук освоит технологию.

– Ничего, – ответил он, – не надо. Что полагается, отдавайте Цолаку, а работать могу только дома, и без свидетелей. Даже родному внуку секрет открыть пока не могу!

Проклятый старик! Можно на несколько часов вывезти с завода детали – преступление, конечно, против режима секретности, но, авось, органы не заметят. Но постоянно работать с секретной продукцией в авлабарских трущобах…

– Запрещаю, – отрезал майор Габуния, заместитель директора по режиму, – лучше арестуем старика и будет работать, как миленький, где надо.

– Худые песни соловью, – ответил Саладзе, – в когтях у кошки. Дома он дело сделает и никаких секретов не разгласит, а в твоих лапах умрет. Кто тогда краны сделает, может, ты? Учти, я из тебя единственного виновника сделаю в два счета.

Майор знал: угроза не пустая. Сделал вид, что не замечает вопиющее нарушение режима.

А дед не смог выполнить программу в одиночку – пришлось допустить к работе внука, но выведать секрет он не смог до последних на этом свете дней дедушки. А секрет оказался прост: дед неведомым способом (теоретически эти металлы не соединяются) серебрил и чернил рабочие поверхности. Краны не только капли, они и запаха бензина не пропускали.

– Цолак, милый, – спросил Саладзе, передавая юноше портсигар, – не для печати, не для органов: где дед брал серебро, почему не получал законно у нас?

– Боялся, – ответил внук, – из-за проклятых золота-серебра сколько родственников погибло! Экономил он на винных кранах.

– Так это же кража! Старый человек…

– Не, краны от этого хуже не стали, а защищать Родину должны и виноделы. Это их малый вклад в мошь Красной армии!

– Ну; а от тебя почему таился?

– Не верил, что сохраню тайну, у меня же комсомольская дисциплина, прикажут – скажу, а тогда с двух сторон опасность смертельная – от милиции и от виноделов.

Спустя годы я держал в руках это увесистое, но изящное произведение высокого ювелирного искусства. Видел немало других – брошек, сережек, браслетов, цепочек, часов, – полученных рационализаторами и передовиками производства таким же путем. По утверждениям старожилов завода, эти образцы – малая часть многих килограммов золота, прямо на рабочих местах розданных директором при «расшивке узких мест». Основная масса драгоценного металла ушла на шумные тбилисские рынки. Так были спасены от голодной смерти сотни людей. И ликвидированы задержки производства. Где он брал это золото, рассказчики не сказали. И не надо никому знать. Довольно того, что директор хорошо знал, кому, когда и сколько дать, чтобы работа не застопорилась, а качество продукции было высоким, несмотря на все трудности. Тончайший психолог, талантливый организатор «от бога» (с незаконченным семилетним образованием), из-за дремучей технической безграмотности нередко попадал впросак. О нем рассказывали анекдотов больше, чем о Василии Ивановиче, Вовочке, Абрамовиче и чукче вместе взятых, но он никогда не смущался промахами и не упускал случая выслушать знающего человека. Не затруднялся отменить ошибочное решение, кто бы ему на него ни указал. Технически грамотных на заводе было немало, но никто, как он, не мог накормить работников лучше, чем на других предприятиях в Тбилиси, организовать дело так, чтобы работа была максимально производительна. Особое внимание уделял качеству продукции: под его руководством – эта традиция сохранилась надолго после его ухода – строились лучшие по всем характеристикам самолеты. По тем же чертежам, что в Москве, Горьком, Куйбышеве, Комсомольске-на-Амуре, Казани, Новосибирске.

28
{"b":"282329","o":1}