— Не стоит придавать этому такого значения, — устало улыбнулся Джим. — У Лейлора бывают капризы… Боюсь, это оттого, что он слишком избалован.

По крыше беседки застучали капли дождя. Альмагир сказал, беря Эсгина за руку:

— Пойдём-ка под крышу, милый. Кажется, дождь начинается.

Они вошли в беседку, и вовремя: через несколько секунд хлынул такой ливень, что, останься они под открытым небом, их моментально вымочило бы до нитки.

— Ну, замечательно, — усмехнулся Раданайт. — Кажется, нам придётся здесь немного задержаться.

В мокрых плащах с поднятыми капюшонами, к беседке спешили Арделлидис с Фадианом. Джим, обводя взглядом зелёную стену из блестящих листиков, чуть приметно колыхавшихся под ударами капель дождя, вздыхал. С краёв крыши текли ручьи, и в поднятых к небу глазах короля отражались белые сполохи первой весенней грозы. Он стоял у входа в беседку, скрестив на груди руки, погружённый в суровую задумчивость, неприступный и замкнутый, и ни одна складка его белого плаща не колыхалась, в то время как в саду бушевал штормовой ветер. В тревоге ломая пальцы, Джим встал и также остановился у входа, вглядываясь в пелену дождя и теребя в руках холлонитовый кулон из отобранного у Лейлора комплекта.

— Где же он? — пробормотал он.

Он встретился взглядом с Раданайтом и утонул в холодной, враждебной Бездне, глянувшей на него из его глаз.

Гроза застигла Лейлора посреди яннановой аллеи. Выбежав из лабиринта, он бродил по саду, ничего перед собой не видя, а когда полил дождь, он даже не стал прятаться — ему было безразлично, промокнет он или нет. Крепкие порывы ветра растрепали его мокрые волосы, в туфлях чувствовалась холодная влажность, а в небе грохотали громовые раскаты. Ветвистые стрелы молний рассекали небо от края до края, взбудораженный грозой сад шумел, яннаны вскидывали свои висячие ветки, как руки, угрожающе размахивали ими, словно пытаясь прогнать Лейлора. Пройдя по аллее взбесившихся яннанов, Лейлор вышел к одиноко стоявшей посреди открытой лужайки беседке со шпилем на крыше. Может быть, стоило укрыться здесь от дождя? Хотя, впрочем, какой смысл — Лейлор и так промок. Он был уже в нескольких шагах от беседки, когда в неё ударила молния. Яркая вспышка ослепила Лейлора.

Когда он пришёл в себя, всё ещё бушевала гроза и хлестал дождь. Лейлор лежал на траве, весь мокрый до нитки, а прямо перед ним полыхала огнём беседка. Справа к нему бежали по траве две пары сапог.

— Вот он!

Над ним склонились две фигуры в мокрых плащах с поднятыми капюшонами, и Лейлор узнал их лица: это были Илидор и Серино. Опустившись рядом с ним на колено, Илидор приподнял ему голову.

— Пузырёк, ты меня слышишь?

— Молния… — пробормотал Лейлор, еле ворочая языком.

— Молния ударила в беседку? — Илидор глянул на трещавший рядом столб пламени, и в его глазах отразились рыжие отблески ужаса. — Пузырёк, ты же был на волосок от… Так, пойдём скорее, там папа волнуется! И милорд Райвенн переживает, и Альмагир… Ты можешь идти, солнышко?

Лейлор попытался подняться и не смог. Илидор подхватил его на руки и понёс, с быстрого шага переходя на бег, а Серино бежал рядом.

— Всё хорошо, малыш, всё хорошо, — успокаивал он.

____________

1 игра наподобие бейсбола

Гроза стихла, стемнело. Закутанный в одеяло Лейлор лежал на широкой кровати в одной из роскошных спален дворца, с уже просохшими, распущенными по плечам волосами, и пил маленькими глотками горячий асаль. Рядом с ним сидел отец и, хоть всё уже закончилось, смотрел на него широко открытыми от тревоги глазами, в которых ещё отражался его недавний испуг.

Все остались ночевать во дворце, как когда-то после коронации. Происшествие с Лейлором всех напугало. Дейкин и Дарган, обследовав его, заверили отца, что с ним всё в порядке, от удара молнии он не пострадал, отделался лишь лёгким испугом.

— Ты в порядке, мелкий, — сказал Дарган, ласково потрепав Лейлора за уши и поцеловав его. — Но больше не пугай нас так.

Дейкин ничего не сказал, только задумчиво прижался губами к виску Лейлора, похожий на лорда Дитмара, как никогда. Если бы милорд был жив, с тоской подумал Лейлор. Его светлый облик, воскресая в памяти, вызывал у него щемящую грусть; справедливый, прекрасный, добрый, умный — таким он запомнился Лейлору и таким жил в его сердце. Временами, когда Лейлору было плохо, одна мысль о нём приносила ему облегчение и успокоение.

Все побывали у Лейлора в комнате — даже король заглянул, чтобы узнать, как он себя чувствует, но пробыл недолго и почти ничего не сказал. Дольше всех у него были Илидор, лорд Райвенн с Альмагиром и отец — последний всё ещё сидел у его постели и смотрел на Лейлора с тревогой, но даже не заикался о том, чтобы вернуть ему холлониты. Но он мог смотреть на Лейлора тоскующими глазами сколько угодно: Лейлор решил не говорить ему ни слова, пока тот не вернёт ему холлонитовый комплект.

— Зачем это всё, дорогой? — тихо спросил отец, беря у Лейлора пустую чашку. — Ты нарочно изводишь меня? Хочешь, чтобы я переживал? Поверь, у меня и без того хватает переживаний.

Лейлор не ответил. Специально изводить отца — нет, таких намерений у него не было, скорее, он мечтал делать всё по-своему, невзирая ни на какие запреты и ограничения с чьей-либо стороны. Если его сердце желало любить короля, никто не мог запретить ему это; другое дело, что король, кажется, уже охладел к нему, и мучительнее этого нельзя было ничего вообразить. Гроза стихла, дворец окутал холодный покой и мрак, но в душе Лейлора не было ничего похожего на покой. Отец, вздохнув, поцеловал своего упрямого сына в лоб и ушёл к себе в спальню, сказав лишь грустное «спокойной ночи».

Но спокойной эта ночь не обещала быть. В туманной пелене тускло горели садовые фонари, своим призрачным светом дразня и без того растревоженное и измученное сердце Лейлора, приникшего к холодному стеклу пылающим лбом. Уже перевалило за полночь, но сон не смыкал его глаз, и он в мучительном бодрствовании не находил себе места. Мягкая постель была ему ненавистна, а комната казалась тюремной камерой, из которой он хотел бы вырваться навстречу ночи и разорвать её тишину криком: «Что ты со мной делаешь?» Он выводил пальцем на стекле дорогое его сердцу имя, когда раздался тихий стук в дверь. Вздрогнув всем телом и душой, Лейлор обернулся. Язык прилип к его нёбу, сердце обмерло, не веря: неужели это Он пришёл просить прощения? Стук повторился, и Лейлор хрипло пробормотал:

— Войдите…

Дверь открылась, но вошёл не тот, кого он ожидал с таким трепетом. Это был юноша с пучком чёрных косичек и балетной походкой, встретивший их сегодня. В руках у него был какой-то тёмный свёрток.

— Вас ожидают в лабиринте, — сказал он с поклоном. — Извольте явиться незамедлительно.

— Кто ожидает? — спросил Лейлор еле слышно.

— Известная вам особа, — ответил юноша, кладя на кровать принесённый им свёрток. — Ночь холодная, наденьте вот этот тёплый плащ.